Роберт Хайнлайн - Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга [litres]

– Безусловно, мне нужно помыться. Вообще-то, в это суденышко меня закупоривали чистым – но как давно это было! Я в самом деле не знаю. А купание всегда должно быть событием, в особенности если для него есть время и хорошая компания. Благодарю вас, леди, я согласен.

– Я тоже присоединюсь к вам, – вставила Минерва. – И сама себя приглашу. Джастин, по сравнению с Секундусом Терциус примитивен, но купальня нашего семейства превосходна; в ней можно провести большой прием. Лазарус зовет ее «декадентской».

– А я и хотел, чтобы она была декадентской. Хороший водопровод – один из прекраснейших цветков декаданса, и я всегда наслаждаюсь омовением.

– Ах… моя одежда осталась в офисе Айры. И все туалетные принадлежности. Я такой рассеянный, извините.

– Не важно. Айра мог бы прихватить твой багаж, но он тоже рассеянный. Эпиляторы, дезодоранты, одеколоны – это без проблем. Могу одолжить тебе тогу или еще что-нибудь.

– Эй, молодчина! То есть папа. Нам что, тоже одеваться к обеду?

– Зови меня молодчиной, я привык. Как хотите, мои дорогие. Только вот косметику должна одобрить мама Гамадриада. А теперь вернемся к тому, как я обзавелся двумя дочерьми, которые фактически являются моими сестрами. Джастин, признавшись во всем, парочка генетических пиратов явилась каяться, отдавшись на милость судей. То есть на мою милость. Поэтому я удочерил девчонок. Мы зарегистрировали их; в свое время, как я уже сказал, регистрационные данные будут исправлены. То, как Минерва отказалась от профессии компьютера и перебралась в бренное тело, рассказ более долгий. Если хочешь, я коротко изложу эту историю, дорогая. А ты можешь дополнить подробностями.

– Да, отец.

– Можешь забыть об этом слове, дорогая, – теперь ты уже взрослая женщина. Джастин, когда мы разбудили эту милашку, ростом и возрастом она была точь-в-точь как сейчас эти двое сорванцов. Напомни мне, чтобы я измерил им температуру, Минерва. Я удочерил Минерву, потому что тогда ей был нужен отец. Не то что теперь.

– Лазарус, как отец вы всегда будете мне нужны.

– Спасибо тебе, моя дорогая, но я рассматриваю твои слова лишь как приятный комплимент. Расскажи Джастину свою историю.

– Хорошо. Джастин, вы знакомы с теориями, объясняющими возникновение самосознания у компьютера?

– Мне известно несколько теорий. Как вы знаете, я работаю в основном с компьютерами.

– Позвольте мне тогда, исходя из собственного опыта, заявить, что все эти теории ничего не стоят. Каким образом компьютер приобретает самосознание, до сих пор остается тайной даже для самих компьютеров; ситуация ничем не отличается от тысячелетней загадки возникновения сознания у живых существ. Просто так есть. Но, насколько я знаю – по данным библиотеки, которая хранилась в моей памяти, а теперь хранится в памяти Афины, – самосознание никогда не возникает в компьютере, спроектированном лишь для дедуктивной логики и математических вычислений, какой бы большой ни была такая машина. Но если она спроектирована в расчете на индуктивную логику, способна обрабатывать данные, формировать гипотезы, опробовать их, переделывать, подгоняя под новые данные, делать выборки, случайным образом сопоставляя результаты, и изменять получающиеся закономерности – то есть осуществлять мышление так, как это делают люди, – самосознание может и появиться. Но, как любой компьютер, я не знаю, почему это случается. Сознание проявляется – и все тут. – Она улыбнулась. – Извините, мне бы не хотелось показаться педантичной. Лазарус выяснил, что я могу переселиться в клонированный человеческий мозг при помощи ряда методик, которые применяют для сохранения памяти клиента в клиниках омоложения. Когда мы это обсуждали, я владела всей технической библиотекой клиники Говарда на Секундусе. Честно говоря, мы в известной степени украли ее. Теперь я более не располагаю ею. Мне пришлось покопаться в памяти, прежде чем я выбрала то, с чем можно переселиться в этот череп. Поэтому я не помню многое из того, что делала тогда, – как клиент клиники омоложения не знает, что с ним происходило. Детали можно узнать у Афины, которая все помнит. Кстати, ей не пришлось переживать довольно болезненный процесс проявления самосознания, как это обычно бывает, когда компьютер самостоятельно обретает разум: я оставила в Афине кусочек себя самой, что-то вроде дрожжей. Афина смутно помнит, что некогда была Минервой… примерно так, как мы, существа из плоти и крови, – Минерва выпрямилась, улыбнулась и горделиво повела плечами, – вспоминаем сон как нечто не совсем реальное. Аналогичным образом и я помню, что была Минервой-компьютером. Я помню контакты с людьми… очень отчетливо, поскольку решила сохранить их в памяти. Но если кто-нибудь спросит меня, как могла я управлять транспортной системой Нового Рима, отвечу: помню, что делала это, но как – забыла. – Она вновь улыбнулась. – Вот и вся повесть о том, как компьютер жаждал сделаться существом из плоти и крови и у него были любящие друзья, сделавшие это возможным. Я не пожалела; мне нравится быть живым существом… и любить всех и каждого. – Она грустно взглянула на Джастина Фута. – Лазарус тут наговорил… Я никогда не бывала временной женой для гостей. Как человеку мне всего три года. Если вы решите выбрать меня, то, возможно, найдете меня неловкой и застенчивой – но решительной. Я многим вам обязана.

– Минерва, – сказал Лазарус, – загонишь его в угол в другой раз. Ты не рассказала Джастину то, о чем он хотел узнать: как это происходит.

– О!

– Рассуждая о зарождении самосознания у компьютера, ты исключила один ключевой, с моей точки зрения, момент: в отличие от тебя я знаю об этом, хотя не был компьютером. Потому что этот фактор применим как к компьютерам, так и к людям. Моя дорогая, Джастин и вы, две гениальных разбойницы, можете тоже послушать… Вся техника анимистична… я бы хотел сказать, гуманистична, но этот термин уже застолбили. Любая машина отражает концепцию человека-проектировщика; она отражает человеческий мозг, будь то тележное колесо или гигантский компьютер. Поэтому нет ничего загадочного в том, что спроектированная человеком машина обретает человеческий разум; тайна кроется в самой осознанности, где бы она ни находилась. У меня была раскладушка, которая любила кусать меня. Не хочу сказать, что она обладала сознанием, – но приближаться к ней я привык с осторожностью. Минерва, дорогая, мне часто приходилось иметь дело с крупными компьютерами; они были почти так же совершенны, как и ты, но так и не обрели самосознания. Ты можешь сказать нам, почему этого не случилось?

– Боюсь, что не смогу, Лазарус. Надо бы спросить Афину, когда вернемся домой.

– Скорее всего, она тоже не знает: ей не приходилось встречаться с большими машинами, кроме Доры. Капитан Лазулия, как давно ты себя помнишь? Однажды ты – или твоя соучастница по бесчисленным преступлениям – объявила, что помнишь, как тебя кормили. Грудью, я имею в виду.