Геннадий Михеев - Карта русского неба

Станция не преминула быть. В груди ёкнуло - знакомое название: "Безродная". Гонец "особой тройки" умчался в вокзал, двое ушли курить. Миша, быстренько собравшись, вышел прочь, не предупредив проводницу. Способность к совершению спонтанных поступков - не Жуковская черта, но тут что-то нашло. Испытывая спиною весь жар ненавистных взглядов бывших попутчиков, Миша скоренько покинул перрон.

На привокзальной площади аккурат стоял рейсовый "ПАЗик", автобус двойного назначения, пригодный как для регулярного сообщения, так и для похорон. В целях погрузки гробов в заду "ПАЗика" предусмотрен соответствующий люк. На нем в некоторых местах вытерта грязь, получилась надпись: "РАИСЯ ВПЕРДЕ". Пошлость, пошлость…

Сидя против движения, Миша наблюдал лица простых людей. Они были спокойны и даже исполнены некоторого достоинства. Даже у детей и дышащей свежим перегаром кондукторши. Аборигены тоже изучали Жукова, старик в телогрейке и синей бейсболке с надписью "ЛДПР" раздумисто заключил: "Корреспондент". Никаких особых журналистских причиндалов на Мише нет, значит, на роже написано.

Дорога с той поры лучше не стала: ничтожное расстояние автобус тащился больше сорока минут. Но и водитель изощрялся, аккуратно объезжая ямы. Жуков вспомнил, что "ПАЗики" с охотой покупает Южная Африка - плантаторы и прочие эксплуататоры на них возят негров. Об этом ему рассказывали в городе Павлово, что на Оке, родине универсальных транспортных средств.

Журналистика - искусство толочь воду в решете - да так, чтобы аудитория хавала, а половина мозгов журналиста - его блокнот. За пять лет таковых сменилось наверное с полторы сотни. Миша отлично помнит: в 12 километрах от станции "Безродная" - районный центр Задротовка. Большое сильно запущенное село. Когда-то он там был, писал про одного замечательного деда. Не чудака, но подвижника. Фронтовик, прошедший от Москвы до Кенигсберга, артиллерист " сорококпятки", неоднократно раненый, имеющий два ордена "Славы", при советской власти в одиночку принявшийся восстанавливать Задротовскую церковь. Еще при совке он организовал общину и писал в епархию, чтобы прислали священника. Едва веру разрешили и даже сделали ее "духовной скрепой", старика оттерли от восстановления и забыли прошлые заслуги. Все потому что старик за словом в карман не лез и любил вставить простонародное русское слово. Когда Миша с ним общался, дед был в ссоре с очередным попом, присланным епархией. Если б такой родился в исламском государстве, из него получился бы неплохой религиозный экстремист.

Дед умел рассказывать. Может, и привирал. В частности, о том, что те коммунисты, которые вставляли палки в колеса и объявили старика умалишенным, сейчас стали крутыми и верующими. Дедуля конфликтный, все по редакциям писал. По письму Жуков и узнал про задротовского подвижника.

От полного разгрома общины в свое время спасал метод: фронтовик кидал охапку орденов и медалей на стол секретаря райкома и требовал исключить себя из коммунистов (он в партию вступил на фронте). Партийные бонзы побаивались старика и оставляли все как есть. А при переводе стрелок наших расейских путей с коммунизма на капитализм метод работать перестал. Просто районная власть подбирала послушных и неконфликтных, а всех остальных тупо сначала прессовали, потом гнобили или игнорировали. Дед попал во вторую категорию.

С дедом тогда общение было что надо - потому что Миша однофамилец полководца Победы. Старик и Сталина уважал, и в коммунизм верил, и в Бога. А уж когда хватанули по сто... ну, может и по триста "фронтовых", вообще стали закадычными друзьями. Впрочем, на всякий случай Миша так и не признался старику, что Жуков - наполовину еврей, причем, по матери. Имеется в виду не маршал, а наш журналюга.

Далеко не всякий у нас в Расее адекватно реагирует на вопросы крови. Как-то брал Миша интервью у великого нашего живописца Ильи Сергеича Глазунова. То сразу поставил условие: у кого нет отчества - у того нет и Отечества. Беседа текла в таком примерно ключе: "Ну, вы понимаете же, Михаил Викторыч, что эти евреи..." Дальше - список некоторых дел. Тут Жуков, обладающий, к слову, вполне себе арийской внешностью, и брякни: "А я ведь тоже как бы из этих..." Нет, скандала не было. Но исчезла задушевность, а вскоре закруглился и задушевный разговор. Скорее всего Илье Сергеичу просто стало стыдно. С той поры Жуков не признается. Что тоже стыдно, ибо мама, Эмма Марковна Альбац, была очень даже приятная себе женщина и вообще работала заведующей детским садиком. А за отца Миша ничего сказать не может; он просто рос без него. Виктор Аскольдович Жуков – врач. А больше Миша не знает об отце ничего. И так, к слову пришлось: Илья и Михаил - имена еврейского происхождения. Но как же звали того задротовского деда-то как ни напрягал Жуков свое серое вещество, не всплывало - и все тут.

Церковь, когда Жуков ездил в Задротовку по заданию, так до конца и не была восстановлена. Вся в лесах, частью оштукатуренная, но в основном с голыми кирпичными стенами. Миша помнит: храм большой, чуть не третий по высоте во всей России. Священники менялись как... ну, в общем что-то на приходе никто не задерживался. Миша не забыл слова деда: "Церковь стоит на силе веры каждого из нас..." При этом сам старый солдат любил в разговоре вставить крепкое русское слово. Что думал - то и говорил. Таким всегда нелегко.

Так вот... ни имени-отчества, ни фамилии героя своего давнишнего материала Жуков так и не вспомнил. Еще пять лет назад он здорово заплутал в Задротовке, раскинувшейся на холмах, изрезанных оврагами, выискивая дом старика. Но Миша надеялся на наш русский авось. Ну, и на свой далеко не самый тупой язык, который всегда покамест доводил куда надо. В журналистской практике Жукова этих райцентров было столько, что все они начали вливаться в нечто общее и неопределенное. Да и как иначе, ежели везде Ленин, улицы Луначарского и Цурюпы, рынок и автостанция?

К слову, Задротовская автостанция осталась на прежнем месте, на широкой центральной площади, под сенью того самого храма. Храм за пять лет не изменился. Все те же леса, разве только сильно обветшалые и, кажется, работы вовсе не продвинулись. Старухи лениво подметали пыльную площадь, бомжового вида мужички складывали в ящики из-под телевизоров, прикрепленные к шасси детских колясок мусор. Сегодня четверг, похоже, был базарный день. Обычно в райцентрах после базара жизнь замирает до понедельника.

Миша спросил о гостинице у попутчика в кепке "ЛДПР" тот скуксился, но снизошел до ответа:

- Была. Закрылась. - И посмотрел в лицо Жукова с заметным сожалением.

Да, действительно: входная дверь на одноэтажной каменной постройке с разбитой вывеской "ВОСХ.." была на ржавом замке. Похоже, заведение нихт функционирен с дня отъезда Жукова из Задротовки пятилетней давности.