Геннадий Михеев - Карта русского неба

Солнце между тем нырнуло за дома, близились сумерки. Мише решился прервать размеренные движения одной из бабок:

- Мать... - (Чуть не добавил: вашу) - А вот тот дедушка, который все вот это восстанавливал... он... где? – И указал на храмину.

Женщина приставила метлу к ноге как будто она постовой, пристально упулилась в Жукова.

- А на што он тебе? - Наконец изрекла она.

- Знакомы.

- С кем?

- С дедушкой.

- Каким дедушкой? - Старуха намеренно поставила Жукова в неловкое положение. Действительно: если ты знаком - назови хотя бы имя. Ну, как этой ведьме объяснить, что таких стариков Мишиной журналистской практике - как березовых ветвей в ее венике.

- Забыл имя. - Честно признался Жуков. - Давно это было.

- А-а-а... понятно тады. - И бабка замолчала.

- Ну, так...

- Сынок... - Старуха вышла из оцепенения. - Ты вона туда иди, два оврага перейдешь - там и спроси.

"Вот, бисово отродье, подумал Жуков, издевается еще..." Но надо было поспешать, а то скоро стемнеет. Времени тратить на все эти издевательские беседы неохота. Бабка дала направление - значит скорее всего жив. Двинулся в указанную сторону, силясь вспомнить старые факты. Тогда она и вправду, кажется, перебирался через овраги.

Вдруг - абсолютная тишина. Миша аж испугался: оглох. Резко обернувшись, Жуков увидел, что мужики и бабы, замерев наподобие терракотового воинства китайского императора, провожали его сожалетельными взглядами.

Волосатая гора

За вторым оврагом из одной точки начинались сразу три улицы. "Языки" так и не встретились, а зрительная память вновь не выручила. Стала наклевываться легкая паника: весна, ночи трескучие, а ночевать где-то надо. В принципе Миша через всякое проходил - опыт. Однажды он попал в городок Куртамыш (это Курганская область) в декабре, в тридцатиградусный мороз. Надо было ехать в село Вилкино, транспорта нет в принципе, а селение вымерло уже в пять вечера. И ничего - ночь провел на посту ГАИ, да еще и водочки с ментами хватанул. Тем более при Жукове всегда есть такие волшебные бумажки, которые обмениваются на товары и услуги.

Миша не стал суетиться, просто сел на пенек у перепутья, достал из рюкзачка пирожок и принялся неторопливо уминать. О вот появился человек. Он представлял собою маленькую круглую бабу в телогрейке и цыганском пуховом платке. Поднимаясь со дна оврага, женщина с любопытством изучала Михаила.

Дождамшись, Жуков неторопливо объяснил ситуацию, сказал, что заплатит вперед. Мадам с усиками (представилась Клавой) вняла и сказала:

- Ну, что ж... бывает. Ладноть.

Вот она, святая русская простота! Без церемоний и понтов. Это тебе не столица или какая-нибудь Европа. Пока шли улицею (правой из трех), Миша расспросил о старике. Женщина все и рассказала: дядя Лёня (о, Господи, и как Миша мог забыть!), Леонид Петрович Ходырев, помер два года назад. Дом его, на той улице, которая слева, сейчас разваливается, ибо жена скончалась давно, сын пропал неизвестно где, а других родственников не оказалось. Жуков тогда не интересовался личной жизнью старика, ленив и не любопытен.

- Что ж таким людям и без охраны надо в наших краях? - Спросила Клава.

Миша и не знал, что сказать. Правду - что повиновался спонтанным чувствам? Нет уж. Соврал, что отстал от группы и сообщил правду о закрытой гостинице и о том, что хотелось повидать старика, о котором когда-то писАл.

- Повидаешься. - Утешила Клава. - Мы тебе устроим.

Двусмысленность Миша пропустил мимо ушей. Расея - страна большая, велик когнитивный диссонанс между сотнями разновидностей региональных культур. Трудно разобрать с ходу, что за месседж несут аборигены.

Клава впустила Жукова в низкий деревянный зеленый домишко. Войдя, журналист замер. На него уставились сразу несколько пар человеческих глаз, да еще и зенки котяры. Картина Репина.

- Здрасьте. - Произнес Миша виновато.

Обитатели промолчали. Миша идентифицировал троих детей и Лысого мужика в возрасте.

- Внуки. - Представила Клава. - Маша, Марфа, Петя. Этот - мой брат Матвей Иванович.

Руки Матвей не протянул, глядел смурно. Малышня тоже зырила явно недоброжелательно.

- Очень приятно, Клавдия Иванна. - Мише захотелось сказать что-то хорошее хозяйке - по крайней мере за гостеприимство.

- Лукьяновна. - Поправила Клава. - У нас разные отцы. Но я по батюшке не люблю, просто Клава - и все. Спать будете вон там... - Женщина показала темный уютный куток.

- Так чего вы корреспондент? - Строго спросил Матвей.

Странно, о том, что Миша - журналист, не было произнесено ни слова.

- Не слушайте вы эти его замашки. Мотя в органах служил, в Чечне контузило, теперь инвалид.

Жуков готов был вспылить - не любит он этих энкавэдэшных замашек. Но внял Клаве, спокойно, как доктор врачу, кой-чего о себе доложил. Лысый слушал с бегающими глазами, как будто он пойманный злодей. После чего выразился:

- Петрович, значит, дядя Лёня. Тут же у нас целая шекспировская трагедия случилась. Клавка не рассказала?

Сестра посмотрела на брата укоряюще. Тот скуксился, виновато пробормотал:

- Да ладно те... Ну, что, Масква, пшли посмолим.

Миша давно бросил. А вот выпить хотелось. У Жукова всегда с собой энзэ, чекушечка. Много раз спасало, особенно от холода - и это несмотря на то, что врачи доказывают: водка не согревает, а всего лишь повышает порог чувствительности к стуже.

Естественно, Миша был заинтригован. Да и к тому же эта Задротовка, своеобразный "город Зеро" чем-то напоминал театр абсурда. Да тут еще какие-то шекспировские страсти.

Мотя не отказался, даже достал из тайника стакан. У нормального мужика всегда должно быть из чего выпить. Хватанув и затянувшись (от света сигареты зловеще осветилось лицо) Тимофей изрек:

- А смерть прядеть - памярать бум.

- Есть у нас еще дома дела. - Сострил Миша. - А похоронен он где?

- Кто?

- Старик.

- А-а-а... Ну, я завтра покажу. Перед началом... этого... шоу.

Путано, не совсем внятно Мотя доложил историю последних пяти лет. Дядя Лёня оставаясь непримиримым оппозиционером, привадил откуда-то некого мужичка, которого зовут Алексий. Или он сам привадился – хрен его знает. Лет ему около тридцати, а может более того. Та община верующих, что спервоначалу собрал Петрович, раскололась. Одна часть осталась с очередным присланным епархией попом, с которым старик как всегда общего языка не нашел, а вторая скучковалась вокруг этого Алексия. Сначала в шутку, а после уже и не шутя парень получил кликуху "Пророк". Язык подвешен, убедителен, великоречив. Что еще надо успешному политику? Ах, да - беспринципность. Но потому пророк и не политик.

Никто не понял: то ли у парня харизма, а, может, прелесть. На последней версии настаивал крайний (по очередности засылов в задротовскую глушь) поп. Для священников почти забытый Богом райцентр - ссылка. А для Пророка... может, тоже ссылка, но неясно, от какой организации. Внешность у Алеши смазливая, длинные волосы, бородка, стать и все такое. Среди поклонников Пророка преимущественно крутились поклонницы, женщины с несложившейся личной жизнью. Само собою, по Задротовке поползли слухи сексуального характера.