Сергей Яковенко - Омут

Я снова скорчил гримасу. На этот раз удивлённую. И, в отличие от предыдущей, совершенно искреннюю.

– Серьёзно, что ли?

– Пс-с-с… – растянулся в улыбке Лёха и развёл в стороны руки. – Ты меня обижаешь сосед. Говорю же – есть всё! Тебе коньяк или вискарь?

– Ого! Только у меня это… Денег нет совсем.

– Ну что ты меня обижаешь-то всё время, сосед? Я тебе что, купить что-то предлагаю? Я тебя по-соседски угостить хочу, а ты мне о деньгах каких-то. Вроде спэс, а ведёшь себя, как барыга некультурный в базарный день.

– Прости. Просто не освоился пока. Тащи виски. От коньяка изжога.

– А чайник всё равно поставь. Я чифирнуть иногда люблю.

Он вышел, и я занялся приготовлением к приёму гостя. Включил для фона телевизор, попал на канал, по которому передавали региональные новости, и ушёл в ванную набирать воду в чайник. Сквозь шум крана до меня донёсся голос корреспондента, освещающего репортаж:

«Сегодня Московским районным судом Харькова были полностью сняты обвинения с главного подозреваемого в совершении резонансного убийства главного врача хосписа для неизлечимо больных граждан, Карла Готлиба. Об этом нашему корреспонденту сообщил первый заместитель начальника Московского районного отделения внутренних дел УМВД города Владимир Устименко. По его словам, подозреваемый был признан психически невменяемым и в момент совершения преступления не мог отвечать за собственные действия, приведшие к гибели известного медика. Напомню, убийство произошло в начале августа и изначально было квалифицировано органами правопорядка, как несчастный случай. Позже свидетели опознали по фотографиям некоего Николая Семёнова, уроженца города Харькова, который в действительности и был причастен к гибели психиатра. После этого Семёнов был практически сразу задержан и помещён под стражу. Однако, по словам супруги задержанного, её муж в последнее время не раз проявлял признаки психических отклонений, часто вёл себя неадекватно и испытывал несвойственные психически здоровому человеку чувства по отношению к ней и к дочери. Это послужило причиной отправки Семёнова на обследование в психи атрическую лечебницу, где ему и был поставлен неутешительный диагноз. В настоящее время убийца проходит лечение в отделении экспериментальной психиатрической медицины, которое было создано на базе Пятнадцатой городской психиатрической больницы с целью углублённого исследования проблем, связанных с синдромом обструкции повышенной сензитивности. Именно такой диагноз был поставлен Семёнову медиками. Мы продолжаем следить за событиями и будем и дальше держать вас в курсе этого дела!»

Заиграла музыкальная заставка выпуска новостей, и только после этого я обратил внимание, что чайник давно переполнен, а вода льётся в раковину через край. В комнату вошёл Лёха. В руках у него был небольшой бумажный пакет.

– Закусить особо нечем, сосед, так что не серчай. Лимон и печенье. Лимон можно в сахар макать.

– А говорил, что всё есть, – решил я его подколоть.

Тот не обиделся.

– Ну, брат, тут уж извиняй. Чем богаты…

– Шучу. Лимоны в самый раз.

– Ага. В самый! Когда нож есть, – засмеялся он.

– Во, дела! – почесал я затылок. – И что делать?

– Да ничего не делать! Зубами кусать! Зубы у тебя есть?

– Да есть пока вроде.

– Ну, вот и грызи вкусняшку. А я чайком побалуюсь.

– Не понял, а я что, один пить буду, что ли?

– Ну, выпью с тобой парочку. Для приличия. Пока чайник не закипел. Я, честно говоря, не любитель.

– Да я, как бы, тоже не алкаш, но сейчас выпить не откажусь.

– Ну, так наливай, а то что-то много разговоров.

Я обследовал шкафы и выудил из них пару пластиковых стаканов. Лёха вскрыл бутылку и разлил. Он поднял свою импровизированную рюмку и сказал:

– Давай, сосед, за тебя! С новосельем! – и выпил залпом, не чокаясь.

Я последовал его примеру, скривился от крепкого напитка, закусил печеньем. В этот момент в дверь постучали. Лёха дёрнулся и мигом спрятал бутылку под кровать.

– Николай, ты у себя? – послышался из-за двери голос Татьяны.

– Тьфу, ёп… – ругнулся Лёха. – Нигде от этих баб покоя нет.

– Да, заходи! – пригласил я.

Дверь открылась.

– Ой, извините, – смутилась она, когда увидела нас с Лёхой. – Я не знала, что ты не один.

– Да ничего, проходи. Мы тут это… выпиваем, в общем.

Лёха посмотрел на меня осуждающе, но потом сунул руку под кровать и извлёк бутылку обратно.

– Ну вы даёте, ребята, – хихикнула Татьяна. – А если бы вместо меня Аглая вошла?

– Да засунь ты себе в задницу свою Аглаю, – вдруг рявкнул Лёха, и лицо его покраснело от возмущения. – Носишься с ней, как с червонцем золотым. Аглая то, Аглая сё! Богиня, мать её, спасительница! Бесит уже!

– Эй, сосед, – примирительно сказал я, – ты чего шумишь? Мы всё-таки в приличном заведении находимся.

Он оценил шутку и улыбнулся.

– Ладно, погорячился. Но ты серьёзно… Тань, ну, что ни слово у тебя, то сразу Аглая! Она тебе что, зарплату платит, что ли? Аглая, Аглая, Аглая, Аглая… Будто заело тебя, честное слово!

– Да хватит уже! – повысил я голос.

Лёха смолк. Татьяна стояла у двери, скрестив руки на груди, и с долей снисходительности смотрела на нас обоих.

– Закончили? – спросила она спокойным голосом.

– Извини. Я не совсем понимаю, что происходит, но, думаю, больше ругаться не будем. Правильно?

Лёха кивнул и разлил по стаканам. Я встал с кровати и отыскал в шкафу ещё один. Татьяна тем временем прошла в комнату, села на край кровати.

– Давайте за нас? – предложила она, поднимая свою порцию.

– А может, всё-таки за Аглаю? – не удержался от сарказма Лёха.

– Да сколько можно?! – возмутился я.

И тот поспешил заверить, что это был последний раз. Для убедительности он улыбнулся и подмигнул Татьяне. Мы выпили. По телевизору начался какой-то голливудский боевик. Я сделал звук тише.

– Поговорить с тобой хотела, – сказала Татьяна и посмотрела на Лёху, недвусмысленно намекая, что он во время этого разговора будет лишним.

Я пожал плечами, не зная, как поступить, и спросил:

– Это срочно?

– Не знаю. Не то чтобы срочно. Просто я новости только что смотрела. Думаю, ты их тоже видел. У тебя тот же канал включён.

Я кивнул:

– Да видел. Вернее, слышал. Ты хочешь узнать, правда ли это?

– Думаю, да.

– Правда.

Она сидела, не двигаясь, и смотрела мне прямо в глаза.

– Но зачем?

– Он мою мать убил.

Татьяна продолжала сидеть, не шевелясь, целую минуту. Потом накрыла ладонью мою руку и тихо сказала:

– Извини.

– Не извиняйся.

Лёха молча смотрел на нас, и лицо его выражало полное непонимание.

– Я что-то пропустил? Никто ничего не хочет рассказать?

– Как-нибудь в другой раз, Лёха, – сказал я и отставил свой стакан в сторону. – Думаю, нам надо всем отдохнуть. Какой-то слишком нервный вечер получается.