Гэри Ван Хаас - Создатели

– Нам надо было до конца реализовать стратегию, – объяснил Смит. – Мы хотели выстроить систему, которая обеспечит полный контроль над людьми и ресурсами. Страна теряла покорность. Государству становилось сложнее держать население в подчинении. Нам нужно было укрепить власть, предотвратить возможную анархию. Требовался страшный удар, который бы шокировал общество и сломил его сопротивление.

Мы решили, что в долгой перспективе лучшие результаты приносит объединение бога и государства. Византийская империя просуществовала тысячу лет, а египетская гораздо дольше. Нам хотелось создать такую же устойчивую систему.

Мы хотели построить «фараоново» государство, которое стало бы объектом религиозного поклонения, священным даром небес. Наше исследование показало, что божественное государство должно представать всемогущим и всеведущим, а главное, внушать страх.

Благодаря современным технологиям государство и впрямь стало почти всеведущим. Эта часть была самой простой.

Важнее всего было напугать народ, а потом объявить себя его защитником. Если ты принимаешь официальную версию событий, то легко поверишь, что враги государства – твои враги, и что если государство сильно, то и ты силен. Когда наше новое образцовое государство побеждает предателя или чужую армию, истово верующие граждане чувствуют, что это их победа. Понимаешь, о чем я?

– Да, – ответил Руперт. – Церковь и телевидение одурманивают людей идеологией, а с теми, кто не поддается, разбирается Департамент террора, верно?

– А большинство людей – дураки, которые верят всему, что слышат, – сказала Люсия.

– Я бы с тобой поспорил, – возразил доктор Смит. – Где-то в глубине души большинство покорных граждан понимает, что обожаемое ими государство способно их уничтожить. Они прославляют то, что их пугает, заставляют себя верить, будто они особенные и их минует этот кошмар, что репрессии коснутся кого-то другого. Это единственный способ не смотреть в лицо правде. А правда заключается в том, что люди беспомощны.

– Но через некоторое время они начинают искренне верить в святость государства, – сказала Люсия. – Мне встречались люди, которые впадали в ярость, когда я пыталась открыть им глаза.

– Ярость – признак того, что на самом деле они сомневаются, – пояснил Смит. – Так проявляется их внутренняя борьба с правдой. Нашей стране официально или де-факто подчиняются две трети мира, но это не империя. Мы стираем с лица земли целые города, но называем себя освободителями. Мы уничтожаем миллионы людей, но почитаем бога, который заповедовал: «Не убий».

Так или иначе, все видят эти противоречия. Поэтому мы предлагаем заменить внутренний конфликт на внешний. Публично казненные и убитые на войне люди символизируют сомнения и страхи граждан, внутреннее стремление к правде, которое мы в себе подавляем, потому что вынуждены принимать ложь. Убийства и кровопролитие не устраняют внутренних противоречий, ведь они не решают главную проблему – отрицание реальности. Так и задумано. Как ты думаешь, почему?

– Потому что это полностью развязывает вам руки, – сказал Руперт. – Пока идет война, можно объявить в стране чрезвычайное положение. Верно?

– И они называют эту войну священной, – добавила Люсия. – Священная война, священное правительство… только не задавай вопросов, иначе станешь предателем-еретиком-мыслепреступником.

– Это и есть фараоново государство, – заметил Руперт.

– Совершенно верно, – согласился Смит.

– Но почему вы этим занимались? – спросил Руперт. – Я имею в виду, кто именно этим занимался? В чьих руках власть? Кто дергает за ниточки, словно кукловод?

– Это не один человек, – ответил Смит. – Многие получают выгоду. Среди них и моя семья. Работа в разведке и оборонной отрасли – наша семейная традиция. Поэтому меня и назначили координатором отдела психологических операций, который вырос в исследовательский центр, а потом в самое красноречивое воплощение власти – безнадзорное ведомство, которого официально не существует. Североатлантический психологический корпус. Нас-то и называют «психами». Департамент террора, к примеру, лишь один из наших проектов. Одно из многих наших лиц в Америке.

– Для меня это слишком, – сказал Руперт. У него закружилась голова, и даже сидя, он стал терять равновесие. Тусклый свет лампы начал бить по глазам.

– Извини, – сказал Смит. – Это слишком большое потрясение после операции. Он встал и грузно оперся на трость. – Я покажу, где ты будешь спать.

– Я его отведу, – предложила Люсия.

– Если нетрудно. Тогда я отправлюсь в свои покои. Отдыхай, Люсия. Ты долго была за рулем.

Люсия подвела Руперта к одной из загроможденных всяческой рухлядью стен и отодвинула потертую бумажную ширму, украшенную выцветшими чернильными рисунками, на которых китаянка черпала воду из колодца. Руперт увидел комнатку, стены которой были сделаны из картонных коробок. Внутри стояла койка.

– Тут симпатично, – заметила Люсия. – Думаю, в коробках у двери есть какая-нибудь одежда. Воды совсем мало. Если захочешь в туалет, выйди в пещеру за синей занавеской и иди до тупика. Хотя, может, лучше остановиться пораньше. Ну, сам понимаешь.

– Спасибо, – ответил Руперт.

Она присмотрелась к его лицу.

– В чем дело? – спросил он.

– Когда они тебя арестовали?

– Кто?

– Департамент террора. Я вижу. Сколько они тебя держали?

– Нет, я не… – Руперт так устал, что ничего не соображал. Он не знал, что ей ответить. Солгать? Признаться? Сказать лишь часть правды?

– Не волнуйся, – сказала Люсия. – Мы можем поговорить потом.

– Спасибо.

Она вышла и задвинула ширму.

Руперт прилег, и койка под ним скрипнула. Он не думал, что сможет хорошо отдохнуть в таком подозрительном месте, но уснул, едва прикрыв глаза. Он видел недобрые сны и спал в поту.

Когда Руперт проснулся, на граммофоне звучала песня Билли Холидея «Я скучаю по Новому Орлеану». Пластинка заикалась и шипела. Руперт отодвинул плечом бумажную ширму и присоединился к Люсии и доктору Смиту в гостиной. Люсия ела шпинат из консервной банки. Смит сидел в потрепанном кресле с откидной спинкой и чинил большой монитор, установленный на подставку.

– Нужно еще воды и батареек, – сказал Смит. – Чем больше, тем лучше.

– Я передам кому-нибудь, – отозвалась Люсия. – А что с едой?

– Мне хватит до конца дней, – Смит почесал бороду и посмотрел на Руперта. – Как дела у пациента? Опухло? Болит?

– Чувствую себя отлично, – сказал Руперт. – Вообще-то я уже сто лет так хорошо не спал.

– Позавтракай, – Люсия передала ему прямоугольную металлическую банку с ушком.

– Сардины? – спросил Руперт. Он вскрыл банку и увидел темно-оранжевую массу под толстым слоем масла.