Сергей Дмитрюк - Чаша Отравы

— А как же экран с кристаллом? — всё так же спокойно спросил Громов, вперив в меня холодный пронизывающий взгляд.

— Экран? — оторопев, переспросил я. — Но откуда вам известно об «экране»? И потом, этот «экран» не имеет отношения к оружию богов. Зачем он нам?

Я никак не ожидал от него такой информированности.

— Позволь всё-таки мне самому делать выводы.

Громов улыбнулся колючей улыбкой.

— Насколько я понимаю, с помощью этого приспособления тебе удалось совершить невероятное — путешествие во времени? Ты даже стал свидетелем одного из сражений в войне богов. Ведь так?

— В общем… Я не совсем уверен… Но как-то так… Хотя… Да, так! Скорее всего, всё было именно так.

Я лихорадочно соображал, кто мог рассказать Громову такие подробности произошедшего со мной на Марсе. Акира?.. Светлана?.. Но зачем им было это делать?.. Хотя и скрывать что-то не имеет смысла. Думаю, Акире это даже не пришло бы в голову. А уж про Светлану и говорить нечего.

— Но даже если всё было именно так, что это нам даст? Призрачное видение, не более того, — пожал я плечами, стараясь не смотреть Громову в глаза.

— Мне почему-то кажется, что в этом видении было гораздо больше материального, чем тебе хочется, — не спеша, словно в раздумье, произнёс Громов. — Поэтому данный вопрос необходимо более тщательно и всесторонне изучить. Возможно, у нас появиться шанс получить, наконец, то, что мы ищем, не перекапывая горы земли и не вороша кипы истлелых древних текстов.

— Каким образом? — насторожился я.

— Где сейчас находится этот «экран»? — не ответив на мой вопрос, поинтересовался Громов. — Здесь, в санатории?

— Нет. Его вместе с саркофагами отвезли на Мадагаскар, в Институт протоистории.

— Замечательно! — кивнул Громов и даже, как мне показалось, слегка повеселел.

— Но что вы хотите сделать с ним? — не унимался я, терзаясь сомнениями.

— Об этом мы поговорим завтра, — благодушно сказал Громов. — Сейчас уже довольно поздно, а тебе необходим отдых после ранения. Поговорим об этом утром. Я свяжусь с тобой.

Он уже собирался отключить обратную связь, но я поспешно поднял руку.

— Иван Вениаминович! Подождите!

Громов задержался, и на секунду его рука повисла в воздухе перед моим лицом.

— Вы не чувствуете иногда себя одиноким? — зачем-то спросил я.

Громов взглянул на меня как обычно пристально.

— Одиночество не такая уж плохая вещь, Сид, — неторопливо произнёс он, усмехаясь, но с нотками лёгкой грусти в голосе. — Оно освобождает тебя от ответственности за чужие ошибки и бережёт от предательства, будь то предательство друзей или предательство любимого человека. Оно оставляет тебя наедине с собой, позволяя оценить самого себя и свои поступки…

— Одинок ли я? — после короткой паузы, задумчиво произнёс он, и в уголках его глаз собрались смешливые морщинки. — Ну что ты! Как можно быть одиноким в моём-то положении? Хотя, пожалуй, иногда и хотелось бы, — добавил он с прежней грустью.

Прямо надо мной в серовато-голубом просторе висело громадным пенным островом белое облако. Крохотная чёрная точка парящей высоко в небе птицы неторопливо кружила под ним, то ли выискивая добычу, то ли просто бесстрастно взирая на далёкий мир внизу.

Я лежал в траве, широко раскинув руки, и смотрел в слепящую солнечную глубину. Невесомая пелена перистых облаков медленно наплывала с востока, растекаясь по небу бесформенной кляксой, которую жадно пожирало ещё одно облако, похожее на огромного сказочного дракона. Высокие травы, перемешанные пёстрым луговым разноцветьем, колыхались над моим лицом, тревожимые порывами неослабевающего ветра.

Шум ветра, соединяясь со стрекотом кузнечиков и шорохом травы, рождал замысловатую убаюкивающую песнь природы, вселявшую в душу умиротворение и спокойствие, которые прогоняли тяжёлые мысли о нашем разговоре с Громовым.

Сомнения, терзавшие меня с самого первого дня, со временем не прошли, а лишь усилились, не давая мне покоя. С одной стороны долг перед обществом, на страже спокойствия которого я был поставлен, требовал от меня исполнения решений, принимаемых членами Совета, отвечавшего за безопасность Трудового Братства.

Но на другой чаше весов лежала свобода воли — моей воли, свобода принятия самостоятельных решений, которую никто не мог отнять у меня. Теперь необходимо было для самого себя решить, в какой степени верным является сделанный Советом выбор и какое соотношение горя и радости людей Земли породит он своими последствиями. Конечно, над этим уже много думали самые светлые и могучие умы Совета. Несомненно, они взвесили все возможные «за» и «против», учли все возможные последствия… Но почему тогда так неспокойно у меня на сердце?.. Что заставляет меня сомневаться в правильности сделанного ими выбора?..

Где-то в глубине моей души таилась смутная тревога, которая как червоточина разъедала меня изнутри. И я ничего не мог с этим поделать. Несомненным для меня было одно — нужно обо всём рассказать Акире. Возможно, даже поделиться своими сомнениями со Светланой… Мне почему-то казалось, что она должна понять меня. Наверное, потому, что меня бессознательно тянуло к ней с каждым днём всё больше и больше. Прислушиваясь к себе самому, я отчётливо понимал, что это не простая симпатия к этому человеку, а нечто гораздо большее. И это одновременно радовало и пугало меня. Но почему я также не мог до конца понять…

Я снова посмотрел на «дракона», пытавшегося заявить свои права на это безграничное великолепие неба, но его силы быстро иссякали, а чёткие контуры таяли на глазах, превращаясь в десятки лохматых белёсых клочьев.

В это время где-то позади меня послышался шорох трав под чьими-то неспешными шагами, а спустя несколько мгновений знакомый весёлый голос произнёс над самой моей головой:

— Вот вы где укрылись! А я почему-то так и думал, что найду вас именно здесь.

Акира, лукаво улыбаясь, сел рядом со мной на траву. Я неохотно приподнялся на локте, щурясь на солнце и прикусывая сорванную травинку.

— Почему?

— Не знаю. Я и сам бы выбрал это место для уединения, — признался экзоархеолог, задумчиво глядя куда-то вдаль. — Здесь чувствуешь себя легко и привольно, чувствуешь, как сливаешься с природой, ощущаешь себя частью ноосферы.

Он снова посмотрел на меня, и в его тёмных глазах промелькнула лёгкая грусть.

— Пойдёмте. Кажется, там наши добровольцы откопали что-то чрезвычайно интересное. Не хочу пропустить важного момента. Может быть, мы с вами стоим на пороге величайшего открытия. А?