Свен Карстен - Землемер

Полковник Мюллер спит. Он спит в поезде, который в эту минуту пересекает Эльбу по новому железнодорожному мосту в пяти километрах южнее Магдебурга, он спит в малом зале собраний гостиницы «Господский двор» в деревушке Майберг, что под Кельном, он спит.

Не будите его.

Летом 1895 года некий Жюль Ларош, владелец магазинчика игрушек «Волшебный уголок» в Ницце, неплохо заработал, продавая игру собственного изобретения — «Магические шары с планеты Венера». Это даже была не игра — просто горсть стальных шариков от подшипников разного размера, расфасованная в мешочки, сшитые из обрезков пестрых тканей работницами местной фабрики дамских шляп. Шарики были намагничены, поэтому вели себя самым невероятным образом — притягивались, отталкивались, слипались в грозди, цепочки, а какие чудные домики можно было строить из этих шариков и старых лезвий от безопасных бритв! Игра очень нравилась окрестным мальчишкам, сантимы так и сыпались в кассу месье Лароша, и он часто говорил, подсчитывая дневную выручку: «Эти шарики притягивают денежки!», а, бывало, шел в своих рассуждениях еще дальше, заключая: «Так и люди, как эти шарики, одной стороной повернешь — чмок-чмок, другой стороной повернешь — брысь-брысь!» Согласитесь, глубокая мысль для провинциального торговца детскими игрушками. Кто знает, каких еще философских высот достиг бы месье Ларош, если бы не умер в 1905 году от туберкулеза?! Но он слишком много курил…

У маленького Поля Мулена, кстати, было даже два таких мешочка с шариками, мать его баловала.

Теперь, много лет спустя, повзрослевший Поль Мулен, выдающий себя за покойного Людвига Штайна, как намагниченный шарик из детства, катится по столу, по дорожке, по улице, притягиваемый другим шариком, Фридрихом Мюллером, шаром гораздо большего диаметра и уже тронутым ржавчиной. Сбоку к шарику-Полю прилип кусочек мягкого металла — мальчишка-посыльный Кристиан Бланкенштайн. Не отцепится вовремя — тоже намагнитится от Поля, примет его заряд и магнитную ориентацию. Вокруг неподвижного шара-полковника описывает круги еще один, поменьше и пошустрее, это буфетчица Франка, самый в нашем мешочке намагниченный шарик. Как ни пытается Франка укатиться, убежать подальше от полковника, невидимые, но неодолимые магнитные силы опять влекут ее назад, дзынь-дзынь, чмок-чмок! И опять крутятся шарики, слипаются, отталкиваются, снова бросаются друг к другу в объятия и тут же вращение жизни разносит их в стороны — чмок-чмок, брысь-брысь! Ах, мэтр Ларош, дорогой вы человек, как вы были правы в своем тихом девятнадцатом веке…

Итак, Франка, новый шарик в игре. Что мы знаем о ней? Да знаем-то мы все, только как это немного! Известно, например, что Франка родилась в 1894 году и была седьмым ребенком в семье сапожника Курта Бергмюллера из деревни Бибербах, что под городом Дрезденом. С рождения Франка была крайне упрямым и своевольным ребенком, откуда она получила такой характер — неизвестно, так как и отец-сапожник и мать, толстуха Марта, были, как и положено, забитые и робкие люди, и, что называется — знали свой шесток. Сельские сплетники поговаривали, что нравом Франка пошла в своего прапрадеда, сербского гусара из того самого полка, который квартировался в местечке в кампанию 1812-14 годов. Возможно. У того гусара были рыжие усы, Франка была рыжей и конопатой, сапожник же был черный, как вакса и жена его тоже. Тут вообще много неясного. Ну, как бы то ни было, повторимся, Франка была девчонкой очень себе на уме, гораздой на выдумки и спуску никому не дававшей. Приведем лишь один пример: сын сельского старосты, Ганс Лемке, десяти лет от роду, с целью утвердиться перед сверстниками, взялся как-то дразнить Франку, переиначив ее фамилию из Бергмюллер в Мюльбергер. Согласитесь, есть разница — или ты «горный мельник» или ты «гора мусора». Франка сначала просто велела ему замолчать, раз, другой, третий, не помогло, тогда она пораскинула умишком, а было ей уже восемь и котелок у нее давно варил вовсю, и сделала вот что: она подстерегла Ганса, когда тот купался в реке и утащила его штаны и рубаху. Теперь представьте картину: берег Эльбы, песчаный пляжик, у кромки воды стоит Франка, смертельно серьезная, в одной ее руке одежда незадачливого Ганса, в другой — огромный пук крапивы. Ее саму от ожогов предохраняет старая холщовая рукавица, а вот Ганса, голышом сидящего в воде и боящегося выйти на берег, от ожогов не предохраняет ничего. После получаса воплей, слез и обещаний за три километра обходить Франку в будущем, Ганс был спасен случайно проходившей мимо молочницей Гердой Дош, которая и привела ревущего и закутанного в платок Ганса родителям. Франка же так и убежала со штанами своего обидчика, как с трофеем. Штаны она минутами позже закинула на флагшток перед домом старосты и, как ни в чем не бывало, отправилась домой. Староста Лемке нанес визит сапожнику Бергмюллеру и там состоялся неприятный разговор, вернее, говорил только староста, а Франка молчала, как немая. Итог операции: староста бесплатно получил новые голенища на сапоги, Ганс чрезвычайно зауважал Франку и даже окорачивал своих приятелей, когда те отзывались о Франке без должного почтения, Герда Дош лично рассказала всем и каждому в селе о произошедшем и своей роли во всем этом, причем демонстрировала платок, как доказательство, а гансовы штаны полчаса снимали с флагштока пожарным багром, так как они зацепились карманом за крючок, и сниматься отказывались. А Франка еще выше задрала свой и без того гордый нос. А то, что староста несколько потерял во мнении односельчан и его прокатили на следующих выборах в совет общины, то причем тут Франка, скажите на милость?

Прекрасно. 1910 год ознаменовался открытием в городе Дрездене «Магазина готовой обуви Герлаха и сына», цены в котором поначалу были более чем божеские, а выбор моделей «из Берлина и Парижа» поражал любое воображение. Благосостояние семьи сапожника Бергмюллера пошатнулось. Франка, которой в то время уже исполнилось шестнадцать, пытается устроиться к конкурентам продавщицей, но ее не берут — у Франки имеется огромный запас жизненного опыта и здравого смысла, но никакого, пусть самого захудалого образования. Только читать умеет, да и то плохо. Продавщица же в столь шикарном магазине, как у «Герлаха и сына», должна и разговор умный суметь поддержать, и выглядеть хорошо, то есть, быть блондой, а не такой рыжей, как некоторые, и в модной обуви разбираться. С последним у Франки, может, и не так плохо, а вот с цветом волос ничего не поделаешь. Господин Герлах рассуждает здраво: обувь — это не картофель, ее не покупают каждую субботу, в лучшем случае — раз в несколько месяцев. Как же заманить денежного господина в гешефт почаще? Очень просто — обслуживать его должна юная обаятельная продавщица: господин сидит на мягкой кожаной банкетке, а эта лесная фея, в платье самого модного фасона, стоит перед ним на коленях, и снимает с господина сапог, а господин усмехается в бороду и вовсю заглядывает нимфе за корсаж, а чтобы светлые локоны не загораживали райский вид, он их отводит концом трости. Желая продлить прекрасное мгновенье, господин нарочно не разгибает ступню, фройляйн тянет и тянет, а господин лишь хихикает, да шуточки двусмысленные отпускает — такие, что у юной чаровницы розовеет шейка. Но вот, наконец, сапог снят прочь, и теперь начинается примерка — это эфирное создание надевает на ногу господина скрипящей новой кожей ботинок, помогая себе лопаточкой из оленьего рога, а когда она будет ботинок зашнуровывать, господин, словно невзначай, упрется каблуком ей прямо в грудь и будет ножкой так поигрывать, надавит и отпустит, надавит и снова отпустит. И упаси боже сказать что-нибудь против, или отстраниться! Господин накричит на нее, что она ему больно сделала или еще чего похуже, и уйдет, размахивая тростью, а младший Герлах будет в результате ужас как зол и рассчитает негодяйку в один день. Да еще и жалование за последнюю неделю зажмет — иди, жалуйся куда хочешь!