Свен Карстен - Землемер

— На столе, — произносит Пауль с нажимом. — Вот же свеча, на столе.

— Ах, да, — говорит Франка. Она наклоняется к свече, наклоняется прямо поверх сидящего на стуле Вайдемана, так, что ее грудь буквально касается его лица, облизывает пальцы, протягивает руку — и комната с легким шипением фитилька проваливается в темноту. Пауль падает затылком в подушку. Может ли такое быть, чтобы Франка не заметила Вайдемана, когда он вот — сидит нога на ногу?! Не подстроено ли все это? Сговор? Франка снова уже в постели, обнимает Пауля и прижимается к нему всем теплым телом. Вайдеман ерзает в темноте.

— Ты ничего не заметила, Франки, там, на стуле? — спрашивает Пауль в потолок. — Мне показалось, что там сидит кошка.

Франка целует его в грудь.

— Это не кошка, — бормочет она. — Это моя юбка. Спи, давай.

Повисает тишина, душная, как воздух перед грозой. Пауль не знает, что и думать — может, Вайдеман ему только кажется, и все это лишь галлюцинация, грезы наяву? И после того, как его назвали юбкой, Вайдеман исчез, растворился как туман? Или стал, как и велено, юбкой? Пауль вслушивается в темноту, но слышит только дыхание спящей девушки.

— Вайдеман! — шепчет Пауль. — Вайдеман, вы здесь?

— Конечно, я здесь, — говорит Вайдеман сварливо, он никуда не делся, морок продолжается. — Вы вполне убедились? Нет, не отвечайте, а то разбудите свою подругу. Помолчите пока. Вас-то она слышит прекрасно и может проснуться. Заметит, что вы разговариваете с пустым стулом — что она подумает? Что ее милый рехнулся. Так что, говорить буду я, а вы послушайте. Лучше было бы посидеть в кантине за графинчиком вина и поболтать как двум профессионалам, но приходится подчиняться обстоятельствам. Кстати, мне кажется, что пора рассеять одно заблуждение. Вы знаете, что уже несколько часов как отдан приказ перекрыть напор, остановить подачу воды? Меня, надо сказать, удивило это распоряжение. Ведь это же опасно. Вода останется в соединительных каналах — ведь вся вылиться она не в состоянии — а вот-вот ударят холода, вода замерзнет в лед и машина остановится, не сможет больше считать. Конечно, если продуть канальцы горячим паром… Я думаю, давления в две атмосферы было бы достаточно. Как вы считаете, господин Штайн, поможет пар в данном случае? Можете уже говорить, мадемуазель Франка спит и не слышит нас. Ну? Так как насчет горячего пара, неплохая идея?

Пауль понимает, что отмолчаться ему не дадут.

— Да, возможно. Пар — это хорошая мысль.

— Это замечательная мысль, верно-верно, господин Штайн. Приятно, когда специалист поддерживает идеи другого специалиста. Это я называю корпоративным духом. Скверно только, что этот первый, с позволения сказать, спе-ци-а-лист никакого понятия не имеет о том, о чем берется судить. Наверное, забыл уже все, чему его учили на высших курсах геодезистов-операторов в Берлине. Придется немного напомнить этому профессионалу — наш Господин Граф не наполнен водой, он дышит воздухом, как и человек. Пневматические машины не работают на воде, иначе они назывались бы гидравлическими. Понимаете? Чувствую, что нет. Прискорбно. Экзамен не выдержан. Что-что? Это была шутка? Я пошутил, и вы пошутили, да? Может, тогда будем дальше шутить? Может, вы расскажете мне, как определять коэффициент торможения в нестабильных системах? А потом мы вместе посмеемся. Молчите? Это правильно, господин Штайн, иногда лучше помолчать. Давайте вместе помолчим пару минут, я выкурю еще одну сигарету, а вы пока подумаете, как меня убить.

— Только учтите, мой дорогой господин, — продолжает Вайдеман почти без паузы. — Убивать меня вам совершенно невыгодно. Доносить на вас я не собираюсь, а вот полезным быть вполне могу. Да и подумайте сами, имею ли я физическую возможность донести? Я, человек-невидимка? В моем положении есть множество очевидных плюсов и преимуществ перед другими людьми, но есть и несколько незначительных минусов. Например, я не могу говорить с кем угодно, только с теми, кто меня в состоянии видеть и слышать. Невидимка может орать и размахивать руками, но что в том толку, если для других он неслышим и прозрачен? Понимаете? Конечно, возразите вы, но ведь невидимка может писать доносы и написанное им не превратится тотчас в симпатический текст. Да, это так, но тоже с некоторыми ограничениями. Вы поймете все позже. Поверьте мне, пожалуйста, на слово, никаких доносов я писать и подкидывать не стану. Так что, давайте, поступим так — я не буду курить, это бодрит, но ведет к туберкулезу, а вы не будете меня убивать. Договорились? Вот и замечательно.

Мы ни до чего не договорились, думает Пауль. Он чувствует, как пот стекает у него по вискам и шее, вертит головой, чтобы промакнуть шею наволочкой подушки.

— Что вы там ищете, револьвер? — спрашивает Вайдеман, в его голосе насмешка и опасение. — Бросьте эти ваши шпионские штуки. Да, давайте уж будем называть вещи своими именами — а кем же еще вы можете быть, как не шпионом? Вас выдала простая случайность, ведь настоящего Штайна я знал лично. Знакомы близко мы не были, но я видел его часто, мы же учились на одних высших курсах! Только он поступил на два года позже меня. О, наш Людвиг был умным малым — тот, настоящий Людвиг — именно ему принадлежит рекорд в составлении самой короткой композиции для решения уравнения третьей степени. Меньше пятидесяти аккордов! До него никто и в сотню не укладывался, а после него все и пробовать перестали. Поняли, что лучше не сделать. Да, он был талантлив, наш Людвиг. Я знал, что его пригласили на мое место, и ожидал его приезда с нетерпением. И вдруг — вы! Не надо быть большого ума человеком, чтобы понять — вы убили беднягу Людвига и заняли его место. Правда, сначала я подумал, что вся эта история с подменой — игры нашего специального отдела, но, поразмыслив, я отказался от этой идеи. Скажите мне, он мертв? Молчите? Значит, мертв, убит… Прискорбно. Проклятая война. Еще прискорбней знать, что я могу очень просто остановить эту войну, в одну ночь! Войска отправятся по домам, правительства и монархи помирятся, забудут все взаимные претензии, народы побратаются и все простят друг другу, да-да, «как и мы прощаем должникам нашим!» В одну ночь все может перемениться, и только глупые обстоятельства мешают мне. Ах, если бы я мог все остановить!.. Если бы нашелся человек, который согласится помочь мне в этом благом божьем деле!..

Пауль ждет. Ему кажется, что он уже знает, куда клонит болтливый геодезист.

— Послушайте! — вдруг оживляется Вайдеман, словно ему в голову только что пришла замечательная идея. — Но ведь вы же и есть такой человек! Мне мешают объективные причины, а именно — моя невидимость, я не могу поговорить с нужными людьми, меня просто не услышат. Но вы — вы другое дело. Во-первых, вы меня видите и слышите. Это дает вам огромное преимущество. Невидимый советчик, ангел-хранитель! Во-вторых, как начальник отдела геодезии, вы имеете доступ куда надо. Я, к сожалению, потерял такой доступ. Потерял физическую возможность войти в некоторые нужные помещения — они охраняются, причем не людьми. С людьми не было бы никаких трудностей! Нет, там охрана понадежней… Но теперь — вы имеете право входа. А с вами войду и я. И мы вдвоем, вместе, остановим войну, это же совсем несложно! Хотите знать, как мы это сделаем? Рассказать вам? Когда вы узнаете, как просто, как элементарно просто можно все изменить и всех помирить, вы согласитесь, вы непременно согласитесь помочь мне! Вы слышите меня, господин Штайн? Эй, вы не заснули?