Ким Робинсон - Черный воздух. Лучшие рассказы [сборник litres]

– Это же я, Стеллушка, я.

Поэтому он и обрадовался, когда кошка последовала за ним на крышу и вроде бы с удовольствием составила ему компанию. Квартира их находилась на верхнем этаже, и, поднявшись наверх по лестнице из кладовой, крышей можно было пользоваться вместо веранды. Ровный, плоский простор присыпанного гравием рубероида казался ужасно халтурной имитацией шершавой «шкуры» ледника, но подниматься сюда, когда нет дождя, поглазеть вокруг, побросать камешки на соседние крыши, проверить, не виден ли с крыши ледник, и так далее, было здорово. Как-то раз Стелла вдруг прыгнула за шнурком, поддерживавшим его штаны, и в следующий раз Алекс прихватил с собой кусок бечевки, позаимствованной у отца. И был просто счастлив, когда Стелла, к немалому его изумлению, принялась с азартом атаковать пляшущую на ветру бечевку, грызть ее, и ловить лапами, и изворачиваться, когда конец бечевки окажется за спиной – словом, вести себя, точно котенок. «Наверное, когда она была котенком, с ней никто не играл, – подумал Алекс, – а нам она доверяет, вот сейчас все и выплескивается наружу». Однако игра всякий раз заканчивалась ни с того ни с сего: впившись в бечевку когтями или зубами, Стелла вдруг приходила в себя, поднималась, принимала чопорный вид, словно бы говоря: «Что эта бечевка себе позволяет? Откуда взялась у меня на спине?» – и начинала вылизывать шерстку, делая вид, будто никаких игр вовсе не затевала, да так убедительно, что Алекс не мог сдержать смеха.

Ледник накрыл множество небольших городов к северу и к западу (последними его жертвами пали Уотертаун и Ньютон), однако ни на льду, ни в моренах следов от них не осталось почти никаких: только обычный камень, земля да дерево. Возможно, обломки дерева когда-то были стенами или кровлей домов, возможно, часть щебня когда-то была бетоном… поди сейчас разбери. Грязь, песок, щепки, каменное крошево – лишь изредка попадется среди всего этого обломок пластика или металла. Очевидно, надвигавшийся лед вмял злополучные городки в землю на месте, а может быть, разметал в стороны. Чаще всего казалось, будто ледник только-только покинул Белые горы. Как-то отец с Гэри Юнгом обсуждали последние планы Массачусетского Технологического. Невероятных размеров плотина, сооружаемая чуть ниже по реке, между Олстоном и Кембриджем, должна была остановить движение ледника. Бетон с ее внутренней стороны предполагалось нагревать и плавить лед по мере его приближения. Получится что-то вроде замерзшего водохранилища. Талые воды, стекая в Чарльз, будут вращать турбины электрогенераторов, а электрический ток, вырабатываемый генераторами, пойдет на подогрев плотины. На редкость ловко придумано.

Если смотреть сверху вниз, лед ледника где-то на дюйм в глубину был прозрачен, весь в трещинах и пузырьках, а дальше делался белым, как молоко. Разглядеть переход от прозрачности к белизне не составляло труда. Однако если лед стоял вертикально, отвесной стеной – скажем, с боковой стороны серака, или если заглянуть в трещину, прозрачный слой достигал множества дюймов, и в глубине льда тоже виднелись россыпи пузырьков, словно в дешевом, некачественном стекле. А еще этот лед определенно был ярко-голубым. Откуда такая разница между белым льдом, лежащим горизонтально, и вертикальным, голубым, Алекс не понимал, однако разница была налицо.

В соседнем Нью-Гэмпшире движение ледника пробовали замедлить – или хотя бы предотвратить резкие подвижки, как на Аляске – при помощи «ежей», бетонных плит с торчащими из них кверху стальными штырями. А позже, вырубив такого «ежа» изо льда, обнаружили, что штыри согнуты в точности под прямым углом и глубоко вдавлены в сплошь исцарапанный бетон.

Пожалуй, ледник и плотину поверху перевалит…

Однажды Алекс шел мимо отцовского кабинета, и отец окликнул его:

– Александр! Зайди-ка, взгляни!

Алекс вошел в полутемный, полный книг кабинет. Окно кабинета выходило на участок, заросший сорной травой, и на отцовский стол косо падал зеленоватый солнечный свет.

– Встань здесь, рядом со мной, и посмотри в кофейную чашку. В поверхности кофе увидишь отражение цветов на окне у Моргелисов.

– О, верно! Ух ты!

– Я тоже был потрясен! Взгляд опустил, а в чашке цветы – белые, розовые, дрожат у стенки на ветерке, и все это – в сепии, как на старинном фото. Не сразу сумел понять, откуда это, что тут отражается. Только при помощи зеркала, – со смехом объяснил отец.

Мама считала отца, обладателя светло-карих глаз и светлых, пушистых волос, поредевших над лбом и обычно зачесанных на затылок, довольно симпатичным, и Алекс был с ней согласен. Высокого роста, худощавый, гибкий, изящный, неизменно солидный, отец выглядел на все сто. В эту минуту он странно, загадочно улыбался, не сводя глаз с отражения в кофейной чашке.

Имевшая приятельниц среди торговцев с уличного рынка на Мемориал-драйв, мама договорилась с ними о работе для Алекса. Три дня в неделю, после обеда, он ходил через Чарльз туда, на улицу, тянувшуюся вдоль реки, и помогал рыботорговцам потрошить рыбьи тушки, а продавцам овощей – чистить и мыть их товар. Еще он помогал собирать и разбирать прилавки, а после подметал и окатывал мостовую водой из пожарной кишки. Помощника столь расторопного, не боящегося замочить руки в промозглую, сырую погоду, на рынке встречали с радостью. То и дело намокавшие, рукава его пуховика здорово вылиняли, из темно-синих превратились чуть ли не в бурые, что не на шутку тревожило маму. Но холод он переносил куда легче, чем взрослые: стоило приложить побелевшие, пошедшие синеватыми пятнами ладони к румяным щекам кого-нибудь из торговок, те вздрагивали, восклицая:

– Боже мой, Алекс, как ты только терпишь?

Тот день выдался ветреным, пасмурным, однако сухим, и был оживлен попыткой кражи с лотка одного из торговцев пастой, а еще появлением невероятно облезлого, невероятно шустрого бродячего пса. Метнувшись к куче рыбьих голов пополам с потрохами, пес тут же исчез с полной пастью волочащихся следом розово-белых кишок. Все, кто это видел, расхохотались. Бродячих собак в округе почти не осталось, и потому пес показался всем едва ли не чудом природы.

Спустя час после захода солнца Алекс покончил с уборкой и шел домой: руки в карманах, живот набит, в кулаке зажата пятидолларовая бумажка. Предъявив патрулю Национальной гвардии пропуск, он вышел на мост Уикса, а посреди моста остановился и перегнулся через перила, навстречу ветру. Вода под мостом бурлила, кипела, молочно-белая от ледниковых отложений. Небо по-прежнему оставалось светлым-светло. С северо-запада к городу, извиваясь, тянулись длинные полосы черных туч, точно огромные сланцевые пласты. Белизну неба над тучами заволакивал сумрак. Яростный ветер свистел над капюшоном пуховика. Стремительный бег белой воды далеко под ногами, стремительный бег свинцовых туч над головой… полной грудью вбирая студеный ветер, Алекс словно бы рос, заполняя собой все вокруг, насколько хватало глаз.