Ким Робинсон - Черный воздух. Лучшие рассказы [сборник litres]

– Прекрасный выдался день.

– О да. По-моему, в такую бы погоду – да на воду…

– Полагаете?

– О да…

И все это время два пальца удерживают, сжимают мой. Руки мне служат глазами всю жизнь, каждый день, каждую минуту. Сейчас они куда выразительнее голоса, чутки и восприимчивы к любому прикосновению, и, спроецированный в гаптическое пространство, наш разговор невероятно тревожен и экстренен. Вы о'кей? О'кей. Что происходит, знаете? Не вполне… не могу объяснить.

– А давайте пройдемся до водных велосипедов и прогуляемся по Бассейну?

– Ваша речь ощутимо улучшилась, – отметил я.

Мэри три раза с силой стиснула мою ладонь. Что это значит? Ложную информацию?

– Мне… назначают… электрошок.

Голос ее задрожал, язык начал слегка заплетаться, не повинуясь хозяйке.

– Что ж, по-моему, помогает.

– Да. Иногда.

– А как у вас сегодня с математическим мышлением?

Гулкий, чуть хрипловатый смех, все те же ноты шарманки:

– Не знаю… возможно, слегка в беспорядке… не требуется ли дополнительных процедур? Хотя об этом вам лучше судить.

– Вы, как космолог, работали в данной области?

– По-видимому, топология микроизмерений определяет и гравитационные, и слабые ядерные взаимодействия. Вы с этим согласны?

– Трудно судить. Физика – не мой конек.

Снова тройное пожатие.

– Но ведь идея-другая на этот счет вам в голову наверняка приходила?

– Правду сказать, нет. А вам?

– Возможно… однажды. Однако мне кажется, что ваша работа прямо связана с этой темой.

– Если и да, мне о том неизвестно.

Тупик. Правда ли это? Девушка, адресующая мне столь неоднозначные сигналы, внушала все большее и большее любопытство… и снова казалась сгустком тьмы среди светлого дня, водоворотом, в котором исчезает весь свет, кроме того, что окружает ее голову. (Наверное, я просто воображаю себе то, что «вижу». Наверное, все это – просто гаптические впечатления.)

– Одежду вы носите темную?

– Вовсе нет. Красное, беж…

Следуя за нею, я крепче сжал ее руку. Ростом Мэри была немногим ниже меня. Мускулы руки оказались необычайно рельефны, широчайшие мышцы спины отчетливо выступали за пределы грудной клетки.

– Должно быть, вы плаваете.

– Нет, извините. Это все тяжелая атлетика. На Луне нас обязывали.

– На Луне, – эхом повторил за ней я.

– Да, – подтвердила она и снова умолкла.

Нет, это просто невыносимо! Разумеется, однозначной союзницей я ее не считал – напротив, полагал, что она лжет, – но все же чувствовал подспудную симпатию, сочувствие с ее стороны, а еще, чем дольше мы оставались вместе, тем сильнее казалось, будто я с нею в сговоре. Одно неясно: что означают сии ощущения? Невозможность говорить свободно препятствовала всем стараниям доискаться до истины: увлекаемый то туда, то сюда противоречивыми токами ее поступков, я мог только гадать, что у нее на уме… и что думают о наших практически безмолвных прогулках под солнцем слушатели.

Итак, крутя педали водного велосипеда, мы вышли на простор Приливного бассейна. Немногословная беседа по-прежнему вращалась вокруг окрестных пейзажей. Прогулки по воде я, надо заметить, люблю: и легкую качку на волнах, поднятых другими суденышками, и затхлые запахи сырости…

– Вишни еще в цвету?

– О да. Не в самом цвету – пик только-только миновал. Прекрасное зрелище. Вот, – ответила Мэри, наклонившись к воде, – вот один, как раз вознамерившийся утонуть.

С этим она вложила цветок мне в ладонь, а я поднес его к носу.

– Пахнет?

– Нет, не особенно, – сказал я. – Говорят, чем красивее цветок, тем слабее его аромат. Вы подобного не замечали?

– Возможно. Мне нравится запах роз.

– Однако он тоже довольно слаб. А эти цветы, должно быть, очень красивы: они почти вовсе не пахнут.

– Во множестве они просто чудесны. Жаль, вы их не можете видеть.

Я только пожал плечами.

– А мне жаль, что вы не можете чувствовать прикосновение к их лепесткам или качку на волнах, как я. Нет, чувственными данными я вовсе не обделен.

– Да… наверное, ощущений вам в жизни хватает.

Ее ладонь накрыла мою.

– По-моему, от берега мы довольно-таки далеко, – заметил я, имея в виду, что с берега нас не слишком-то хорошо видно.

– От пристани – да. Сейчас мы почти у противоположного края бассейна.

Высвободив руку из-под ладони Мэри, я ощупал ее плечо и глубокую впадину за ключицей. Этот контакт, этот разговор прикосновениями… выразительнее всего в таких разговорах руки, а посему я снова взял ее за руку, и наши пальцы, переплетаясь то так, то эдак, приступили к исследованиям и открытиям. Над водой разносились детские крики, с лодок по левому борту слышался смех, в голосах звенели упругие нотки восторга. Как же вести беседы на языке прикосновений? Что ж, это известно нам всем. Кончики пальцев, скользящие вдоль линий ладони, ерошащие тонкие волоски на тыльной стороне запястья, сжимающие кисть руки – все это, несомненно, фразы. На языке этом невероятно трудно солгать. Чего стоит одно только чувственное, кошачье потягивание в ответ на скольжение пальцев…

– Впереди свободно, – какое-то время спустя сообщила Мэри. Голос ее снова исполнился гулких грудных обертонов.

– Угля в топки! К черту торпеды! – заорал я, и мы – шлеп-шлеп-шлеп, чавк-чавк-чавк, – крутя педали, пеня воду лопастями колес, понеслись через бассейн навстречу свежему, влажному ветру, подставив лица солнцу, облегченно смеясь (дуэт фагота и баритон-саксофона).

– Метка два! – наперебой кричали мы сквозь смех, что было сил работая ногами, все крепче и крепче сжимая сплетенные пальцы. – Топляк прямо по носу! Вниз по Потомаку! За океаны! За Геркулесовы столбы! За Золотым Руном!

Ветер, холодные брызги в лицо…

Вдруг Мэри бросила крутить педали, отчего наше суденышко круто свернуло влево.

– Почти вернулись, – негромко сказала она.

Не обменявшись ни словом, мы по инерции причалили к пристани.

«Жучки» поведали о проникновении в мой кабинет двух, а может, и трех человек, но говорил из них только один, да и то полушепотом:

– В архивном шкафу посмотри.

Стук выдвигаемых ящиков, знакомое пощелкивание роликовых направляющих… а вот и скрип ящиков письменного стола, и шелест бумаги, и шорох чего-то, отодвигаемого в сторону…

«Жучок», оставленный в телефоне Джереми, тоже порадовал кое-чем интересным. На сей раз звонили ему.

– Да? – подняв трубку, заговорил Джереми.

– Она говорит, в детали вдаваться он не желает, – сообщил мужской голос (знакомый: его обладателю Джереми на моей памяти уже звонил).

– И я этим вовсе не удивлен, – откликнулся Джереми. – Но я уверен: у него есть…

– Да, знаю. Валяй, пробуй – это мы уже обсуждали.

Пробуй? Очевидно, вломиться в мой кабинет?