Ким Робинсон - Черный воздух. Лучшие рассказы [сборник litres]

Не в силах продолжать, я оттолкнул ее и попятился к двери, запоминая все, что происходит вокруг.

Пых -БЛАМ—М! Пых -БЛАМ—М!

– Карлос…

Руки. Разворачивают кругом.

– Что еще?

– Я вовсе не…

– Хрен там «вовсе не»! Являешься, рассказываешь сказки о Луне, фразы коверкаешь, чертишь всякую чушь, и все только затем, чтоб работу мою украсть… как ты могла?! Как со стыда не сгорела?!

– Я ни при чем , Карлос, я тут ни при чем!

Я стряхнул с плеч ее руки, однако она продолжала – словно плотину прорвало, словно только сейчас, заряженная мощью грозы, она обрела способность говорить:

– Послушай же! – Пых -БЛАМ—М. – Я в том же положении, что и ты . Меня ко всему этому принудили. Выбрали, видимо, из-за кое-каких познаний в математике и напичкали таким количеством имплантатов памяти, что я со счета сбилась!

Казалось, наэлектризованный, хрипловатый тембр ее голоса скребет прямо по нервам.

– Сам знаешь, что можно творить с человеком при помощи имплантатов и наркоты! К примеру, программировать, будто робота. Выполняешь программу, шаг за шагом, все сознаешь, только поделать ничего не можешь.

БЛАМ—М.

– Вот и меня запрограммировали так, что я по команде явилась к тебе и все, что велено, на тебя вывалила. Однако ты знаешь…

БЛАМ—М.

– …старалась изо всех сил. Известные части сознания влиянию не поддаются, и я противилась их махинациям, как могла, неужели ты сам не видишь?

Пых -БЛАМ—М. Шипение горящего воздуха, озон, звон в ушах… А вот эта ударила совсем близко.

– Я приняла ТНПП-50, – продолжала она, слегка успокоившись. – И еще МДМА. Заставила себя нырнуть в аптеку по пути на ту встречу наедине, а чистые рецептурные бланки у меня имелись, с получением проблем не возникло. И когда мы направлялись к Приливному бассейну, была так накачана этим коктейлем, что едва на ногах держалась, но он помог говорить, помог сопротивляться программе.

– Наркотики? – переспросил я, здорово удивленный. (Знаю: Макс Каррадос непременно догадался бы обо всем, но я…)

– Да! – БУМ—М. – Как и при всех следующих встречах. И с каждым разом они действовали все лучше. Но мне следовало делать вид, будто я по-прежнему тебя обрабатываю, чтоб уберечь нас обоих. В последний раз, здесь, наверху…

БУМ—М.

– … ты понимал, что я с тобой, Карлос. Неужели такое, по-твоему, возможно подделать?

Страдальчески хриплые нотки фагота. Басовитые раскаты грома вдали. Вспышки во тьме уже не настолько отчетливы: минуты прозрения подходят к концу.

– Но что им от меня нужно?! – закричал я.

– Блэзингейм полагает, что твоя работа поможет решить проблему источника энергии для компактного корпускулярно-лучевого оружия. Они думают, будто смогут получать энергию из микроизмерений, которые ты изучаешь. Если исходить из того, что мне удалось подслушать.

БЛАМ—М.

– Вот дурачье!

Хотя… пожалуй, определенный смысл в этой идее есть. Правду сказать, до этого я сам почти додумался. Столько энергии…

– Нет, какой же дурак этот Блэзингейм! И его боссы, недоумки из Пентагона…

– Из Пентагона?! – воскликнула Мэри. – Карлос, эти люди вовсе не из Пентагона! Не знаю, кто это… какая-то группа частных лиц, думаю, немцев. Однако они выкрали меня прямо из квартиры, а я, как-никак, служу экономистом-статистиком в Министерстве обороны! Пентагон здесь совсем ни при чем!

Блам-м .

Казалось, желудок ухнул куда-то вниз.

– Но Джереми…

– Как он в это ввязался, мне неизвестно. Но, кто бы они ни были, они крайне опасны. Я боялась, что нас обоих убьют. Покушение на твою жизнь обсуждали, я слышала. Они думают, ты все о них знаешь. С того дня, у Приливного бассейна, начав колоться «пятидесяткой» и МДМА, я твержу им, будто тебе ничего не известно, будто ты просто еще не вывел окончательной формулы. Но если они пронюхают, что ты их раскусил…

– Господи, как мне обрыдло все это шпионское дерьмо! – с горечью воскликнул я, вспомнив о столь хитроумной ловушке, оставленной в кабинете, дабы отбить у Джереми охоту к…

Тут дождь хлынул как из ведра, и я позволил Мэри увести себя вниз, в квартиру. «Мешкать нельзя, – думал я. – Надо, не тратя зря времени, добраться до кабинета и убрать мышеловку». Вот только подвергать риску Мэри мне не хотелось: страх за новообретенную союзницу вдруг пересилил страх за себя самого.

– Послушай Мэри, – заговорил я, как только мы оказались в квартире, но тут же, опомнившись, склонился к ее уху и перешел на шепот: – «Жучки» в этой комнате есть?

– Нет.

– Я тебя умоляю.

Все эти умолчания… она – что же, за чокнутого меня держит?

– Ладно. Мне нужно сделать пару звонков, а мои телефоны наверняка слушают. Я ненадолго уйду, но хотел бы, чтобы ты оставалась здесь. Хорошо?

Мэри запротестовала, но я оборвал ее:

– Прошу тебя! Отсюда – ни шагу . Я скоро вернусь. А ты побудь здесь и подожди меня. Прошу тебя .

– О'кей, о'кей. Подожду здесь.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Спустившись вниз, я свернул влево и направился к университетскому комплексу. Дождь хлестнул по щекам, и мне само собою, автоматически пришло на ум вернуться за зонтиком, однако я в раздражении выкинул эту идею из головы. В небе время от времени рокотал гром, но яркие («яркие»… то есть, на мой взгляд, нечто определенно светлое посреди очевидной тьмы) вспышки, на время даровавшие мне подобие зрения, исчезли, как не бывало.

В пути я без остановки ругал себя за глупость и самонадеянность. Я принял теоремы за аксиомы (не в этом ли состоит самый распространенный изъян логического синтаксиса человека?), даже не задумавшись о том, что на них опираются все дальнейшие логические построения. И вот, пожалуйста: дерзнув бросить вызов неизвестной мне силе, вне всяких сомнений, оказался в нешуточной опасности, и Мэри, как следствие – тоже. Чем больше я думал об этом, тем страшнее мне становилось, пока я, наконец, не перепугался всерьез, как и следовало еще в самом начале.

Ливень сменился прерывистой, беспорядочной моросью. Воздух заметно остыл, ветер стих, если не брать в расчет случайных порывов. По мокрой мостовой 21-й улицы, шипя, проносились машины. Моторы гудели, словно голос Мэри, повсюду вокруг хлюпало, булькало, капало. Проходя перекресток 21-й и K, где временами располагался с тележкой Рамон, я от души порадовался тому, что его на углу наверняка нет, что мне не придется молча проследовать мимо – возможно, проигнорировав жизнерадостное приглашение купить брецель, или даже его особое, специфическое «хелло». Дурачить друга этаким образом очень бы не хотелось, однако при желании получиться могло бы запросто! Всего-навсего пройти мимо, а он бы и не узнал…

При этой мысли гнетущее чувство собственной неполноценности, память обо всех мелких разочарованиях, обо всех жестоких уроках, пережитых с рождения, накрыла меня огромной, неодолимой волной, принесшей с собою такой же страх, такое же чувство тревоги, как и « пых -бум-м» грозы, и тугие потоки ливня: где я, куда меня понесло, как мне хватает сил сделать еще хоть шаг?