Аусиньш Эгерт - Дети серого ветра [СИ]

Есть серьезная разница между текстом, который пишется для того, чтобы «справиться с физической болью, виной и внутренним напряжением», и текстом художественным. Возможно, кто-то захочет назвать текст первого типа «терапевтическим». Как видно из приведенных цитат — нет, это так не работает, подобная «разгрузка» ничем не похожа на терапию. Терапевтический текст может быть корявым, эгоцентричным, путаным и рваным, даже некачественным, но по признакам он будет совпадать с художественным из-за сходства целей. Разница между терапевтическим и художественным текстом лишь в том, что автор терапевтического текста каждый день видит в зеркале единственное лицо, составляющее его целевую аудиторию, а автор текста художественного о своей целевой аудитории знает только то, что сообщение, ради которого текст написан, ей зачем-то нужно… Другое дело так называемая «литературная игра». Ее цель — эмоциональная разгрузка, безопасность которой (читать — отсутствие значимой обратной связи и критичных последствий) инициатор нередко обеспечивает себе за счет вовлеченных им помощников. И целевой аудиторией текста, создаваемого руками привлеченных помощников поневоле, становится сам автор. При этом его участие в работе минимально и не слишком полезно для его же собственного проекта. Что же касается читателей… Даже если другие адресаты опуса предполагаются, им тоже оставляется только одна роль — подтверждать своим присутствием картину мира, вынесенную в текст.

Терапевтический и художественный тексты от литературной игры отличает ряд признаков. Продукт игры, пусть он и состоит из знаков письменной речи, текстом чаще всего не является. Исключения редки и общеизвестны, и их объединяет то, что «игрой» ни одно из них не называлось даже на уровне плана текста. Который, кстати, для «игры» редкость.

У текста есть сюжет. В художественном тексте всегда что-то движется и происходит, всегда есть эффект «было-стало-перестало». Даже если это просто смена времен года, вокруг которой построен текст, мы можем увидеть возникновение конфликта, его развитие и разрешение. У игры, начинаемой ради эмоциональной разгрузки, движения нет и быть не может. Есть погружение в эмоцию, повторение по кругу довольно небогатого содержания, напоминающее сужающуюся воронку, и — обязательный элемент — общивдания (объяснения, защиты и оправдания, слипшиеся в один неопрятный ком). Их цель — подтвердить, что выхода действительно нет, все правильно, так и должно быть, не нужно ничего пытаться изменить. Разумеется, сюжет такой игры схлопывается сам в себя, как дом Эшеров у Эдгара Аллана По. Оттого-то ни одна литературная игра, заявленная как таковая, не дала в результате законченного текста хоть какого-нибудь качества — кроме, разве что, эротических фанфиков по мотивам популярных и читаемых или просто очень хороших произведений. Даже с фанфиками, не содержащими эротической линии, все уже сложно. О самостоятельных и оригинальных текстах не эротического содержания таких историй я не знаю. Оно и понятно: сценами «18+» можно связать любой набор нелепостей в сюжет, и выйдет даже почти логично.

В тексте есть развитие героев. Любое переживание и каждое решение героев текста художественного — это сообщение читателю, в терапевтическом переживание и решение — личные инсайты для внутреннего пользования, но в любом случае переживания и решения ведут к изменениям. Ни один герой художественного текста не выглядит в середине повествования так же, как в начале, а в конце — так же, как в середине. Понятно, что с идеей разгрузки эмоционального напряжения (при сохранении создающих его факторов) это несовместимо. В случае моей «подруги-соавтора», чье поведение не было ни дружественным, ни конструктивным, ей следовало сделать выбор до того, как я потребовала начать публиковать текст — или прекратить процесс.

В тексте есть развитие мира. Герои не только меняются сами, они меняют мир. В тексте, написанном ради разгрузки, мира толком нет. Затевая процесс ради эмоциональной разгрузки, следует сразу смириться с тем, что мир даже создать как следует не выйдет, и он, конечно, все равно рухнет. Ведь разгрузка — это временное действие, позволяющее сказать про неприемлемое: «Так и надо». И еще оправдание этого «так и надо». Ведь если его не оправдать, будет трудно отпихаться от ощущения, что в нарисованной картинке что-то очень сильно не так. А осознав это, можно ненароком догадаться, что с реальной жизнью, поставляющей события для таких переживаний, тоже надо бы уже что-то делать. И чтобы избежать всех этих ужасных осознаний и лишних хлопот, проще придумать оправдание и им прикрыться.

Развитие мира с этими целями несовместимо. И если его заложить в сюжет, идея оправдать издевательства над героиней, чтобы автору было не так больно и обидно жить, провалится страниц так через сто. И читать это не согласится даже очень дружественная узкая группа.

Женщина, называющая себя то моим соавтором, то автором идеи текста, принесла мне только свою потребность в эмоциональной разгрузке и саму эмоцию, создавшую напряжение. А от меня она хотела, чтобы я стала тем фактором, который предотвратит закономерное схлопывание и даст вместо него хеппи-энд. Желание вполне понятно: каждый проход по знакомому кругу, проделанный в одно лицо, углубляет проблему. Я была даже не против предотвращать схлопывание сюжета, но начав выполнять этот запрос, я неизбежно разрушала планы «соавтора» получить через этот текст разгрузку. Никто не мешал ей сразу закрыть вопрос — кроме нее самой. Она продолжала настаивать на том, что хочет видеть текст опубликованным, во всех точках выбора, где процесс еще можно было прекратить. А публикация, тем более платная, предполагает качество выше уровня среднего слеш-фанфика, иначе незачем и огород городить. Идей подруги не хватало даже на оный слеш-фанфик. Пятнадцать лет якобы работы с текстом, которые соавтор приводит как аргумент за свое якобы равное участие, не дали ни внятного сюжета, ни понятного и жизнеспособного мира, ни хотя бы героини, способной вызвать у читателя симпатию.

Цель, ради которой создавалась героиня, как это уже очевидно, довольно проста. Нужно было какое-то помойное ведро для утилизации эмоций, которым нет места в жизни — реальность, в котором от родного города остались только руины, подходила в самый раз. И в этом помойном ведре нужна была кукла со своим лицом, которую можно мордовать столько, сколько потребуется для снятия напряжения. И которая бы при этом не портилась. А когда этот трюк перестал получаться в одно лицо, пришлось искать помощи. Но «помощь с текстом» превратилась в «литературную игру», поскольку за пределами описания переживаний, назначенных этой кукле, соавтора не интересовало ничего — ни судьбы героев, ни география, ни экономика, ни элементарная достоверность и логичность событий, без особой тщательности придуманных для оправдания страданий героини. Но даже в воображаемом мире законы природы неотменяемы. И сюжет рушился раз за разом, расшибая героям головы — пока в него не удалось втащить меня.