Аусиньш Эгерт - Дети серого ветра [СИ]

Также я считаю, что борьба за свои права не может быть единственным фундаментом более или менее нормальной жизни, в противном случае борец заканчивается вместе с борьбой, вне зависимости от ее исхода. Для того, чтобы жизнь продолжалась после победы, нужно, чтобы в ней было что-нибудь еще. Хотя бы танго. Дорога тоже подойдет. Кстати, именно поэтому для главной героини хеппи-энд не предусмотрен.

Завершение истории абсолютно закономерно. Сперва выяснилось, что нет текста, и мне пришлось «помогать» его писать: начать, продолжить и закончить. Затем, — после того, как подруга устроила диверсию с третьим приглашенным автором, — обнаружилось, что нет ни сюжета, ни плана текста. Затем на меня одновременно упали ответственность перед приглашенными читателями и соавтор. Она хотела, чтобы я за нее тоже поотвечала. И смогла затянуть завершение процесса в своих интересах года на полтора, не меньше. Не логично ли после завершения проекта получить прямое признание, что целью всего предприятия было получить именно моими руками и именно за мой счет доказательства того, что насилие в отношениях — это совершенно нормальный формат брака? Конечно, она не могла попросить об этом открыто: ведь тогда мое мнение тоже оказалось бы недостоверным, это основа любой манипуляции в общении.

Естественно, когда выяснилось, что конкретно с моей помощью норму из имеющейся идеи не изобразить никак, осталось только саботировать и мешать мне выполнять исходную просьбу о помощи с текстом (которого не было, пока его не написала я). Одна пятая первых десяти глав, заявленная в нотариальном письме о передаче прав, в итоговой редакции сократилась хорошо если до одной десятой. Одна двадцать пятая вторых пяти глав на деле оказалась не больше чем любезным согласием с логикой событий, конечно, режущей насмерть все надежды сохранить брак, зато сохраняющей текст, а с ним и право на эмоциональную разгрузку, получаемую уже из позиции свидетеля. Вклад в роман «равноправного соавтора» оказался меньше вклада любого консультанта. Чтобы сохранить возможность закончить текст, без которого я отлично жила, пока не включилась, и жила бы еще лучше, не дав опрометчивого обещания, потребовался нотариус. Фактически, мне пафосно передали права на мою же работу. Обнаружение несостоятельности исходной (не моей и изначально не озвученной) цели написания текста после того, как он завершен и полностью выложен, — всего лишь логичный шаг в этой цепочке. Я действительно этого не видела, пока не закончила текст. Письма соавтора после выхода из проекта очень помогли протереть глаза. И не только письма. В общем, ее поведение оказалось классическим поведением потребителя: в общении она видела место только своим интересам, чувствам и мнению, моя позиция и мои интересы ей были и остаются безразличны.

Произошедшее вполне закономерно: манипулятор и потребитель в отношениях им и остается, попытка договориться с ним — это всегда игра в одни ворота. Отсюда и отговорки в ключе «вы сами виноваты, надо было гнать меня с моими идеями сразу», и заявки «я тут ни при чем, это личный выбор (имя неувернувшегося вписать)» — которым, кстати, ничуть не мешают претензии на авторство в единственном лице. В письмах и СМС «я писала» мелькает до сих пор. Ну, в общем, и логично: с ее точки зрения я изначально была не более чем средством решения задачи, вроде текстового редактора.

Из всего сказанного, думаю, понятно, почему никакой любви к написанной книге я не чувствую и судьба ее мне безразлична с момента завершения вычитки текста. Обругают его или похвалят, мне все равно. Будут читать или забудут, тоже не моя печаль. Все, что пообещала, выполнено — а большее не в моих силах, да и желания нет. Книгу хотели заказчица и посредник — ну вот, посреднику и предстоит ею заниматься. Те, кому книга вдруг понравится настолько, чтобы иметь бумажный экземпляр, смогут заказать в бумаге. Если кто-то захочет купить — иллюстратору и корректору будет неожиданно, но приятно получить какие-то материальные бонусы за свою работу. У меня финансовых выгод от продаж не будет: страницу здесь и на Ридеро заполняет один тот же человек, и это не я. Он же в курсе всех движений средств. Распределять средства, если они будут, между посредником, редактором, художником, сделавшим все обложки и иллюстрации, и собой тоже предстоит ему. Меня, как видите, в списке нет. Это мое решение.

Тем, кому не понравилось: я эту книгу тоже не люблю, так что вы не одиноки.

Тем, кто решил не читать: на мой взгляд, вы вряд ли что-то потеряли. Если кто-нибудь найдет в книге что-то полезное или интересное для себя, это не будет заслугой автора идеи. Об исполнителе, поставленном в странное положение, умолчим. Труд под принуждением всегда тяжело признать продуктивным и осмысленным. Этот тем более оказался бессмысленной тратой времени, несмотря на все мои усилия — как всякий текст, начатый ради оправдания несостоятельной идеи. Но я честно сделала все, что могла и умела, и на этом считаю свои обязательства исчерпанными.

Не думаю, что роман привлечет большое количество читателей, ведь его целевая аудитория состоит из всего одной женщины, за пятнадцать лет так и не сумевшей сделать для своей истории ничего полезного. Разве что найти — судя по ее оговоркам, совсем не с первого раза — руки, в которые можно сунуть проект, чтобы его закончили, несмотря на все препятствия, чинимые заказчицей в процессе. Для других текст не имеет даже половины смысла и ценности. А для самой заказчицы, упорно называющей себя автором… Шесть мегабайт словесного бисера, по требованию высыпанного свинье, так себе инсталляция, как бы пестренько ни смотрелась кучка. И четыре с половиной года, потраченных на эту странную затею, вряд ли аргумент, как и количество привлеченных консультантов, и число часов, потраченных на вычитки и правки.

Как видите, весь роман, с разборами внутренних коллизий с самых разных сторон и ракурсов, никак не повлиял на восприятие заказчицей ситуации и своего поведения. И можно не надеяться на изменения или понимание случившегося с ее стороны. То есть для нее он тоже бесполезен и бессмысленен. Как это было у Достоевского: «Есть три рода подлецов на свете: подлецы наивные, то есть убежденные, что их подлость есть высочайшее благородство, подлецы стыдящиеся, то есть стыдящиеся собственной подлости, но при непременном намерении все-таки ее докончить, и, наконец, просто подлецы, чистокровные подлецы». Вся история с «Детьми серого ветра» показывает, что можно не выбирать, а взять все три опции. И что поверить в это тем сложнее, чем дольше знакомство с человеком. Жаль, Федор Михайлович не знал. Сейчас, по окончании всей истории, я знаю, что первая версия текста, на данный момент недоступная для читателя, — мерзкая по содержанию, нечитаемая и бессмысленная, — это не неспособность горе-автора выразить свои мысли, а вполне честное самораскрытие. Жаль, что я в этом участвовала. Дважды жаль, что из предложенного материала удалось сделать только то, что в итоге выложено в сеть.