Яна Завацкая - Рассвет 2.0

— Слушай, — я ковырял овощи вилкой, — но в принципе что тебе стоит поступить на Службу? Ну… чтобы не усложнять жизнь. Это же просто — не хочешь работать, так устройся каким-нибудь студентом, ставь в комме учебную программу на шесть-восемь часов в день и делай вид, что занимаешься. Ну… это обман, но ведь если ничего не хочется делать, то можно хотя бы где-то числиться. Зачем же ты мучаешься…

Понятно теперь, почему ему необходимо остановиться у меня — никакая система его и в гостиницу не впустит.

Витька помотал головой.

— Ты просто не в курсе. Жизнь намного сложнее. Я не могу сейчас вот так просто начать служить. Ведь у меня долг накопился за годы. Наверное, это было моей ошибкой, ну да, надо признать, ошибки были сделаны… но теперь машина этот долг вот так просто не признает, и стоит мне официально обратиться с просьбой о Службе, меня направляют к ближайшим кураторам Советов.

Я кивнул. Честно говоря, до сих пор понятия не имел, как это все работает. Потому что я просто не знаю ни одного человека, который бы не служил. Как можно не служить? Это дикость какая-то. Все равно что сегодня кто-то начал бы травить себя наркотиками, доводить до состояния зависимости. Безумная глупость… или вызов обществу? Не понимаю. Все служат, это так же естественно, как чистить зубы, здороваться с соседями, менять рубашку после душа…

— Ну хорошо, но ведь можно действительно обратиться к куратору. Или ты… из принципа так?

— Да нет, какие там принципы, — махнул рукой Витька, — знаешь, я уже хлебнул столько… Но как я пойду к куратору? А он в Совет потащит.

— Ну и что, тебя посадят, расстреляют? Никто ведь даже не накажет.

— Не знаю, — Витька глядел в свою тарелку, — на самом деле, знаешь, жизнь намного сложнее, чем тебе кажется. Например, у нас с женой отобрали детей.

Я вздрогнул.

— Как?

— Ну ты ведь читал, что дети у меня есть. Двое, да, и мы хотели завести третьего… у Стрекозы был выкидыш. Только вот теперь они не у нас. На нас облаву устроили в Ленинграде. Пришли, насильно увели детей, те орали, плакали… Теперь они живут в ленинградской ШК.

— Они же у тебя вроде маленькие еще, — нарушение правила ограниченной рождаемости лишь промелькнуло у меня в голове.

— Старший уже школьник. Ну в детсаду при ШК. Нас лишили родительских прав. Мы, конечно, боролись. Они ведь уже нашим детям усыновителей нашли, но мы опротестовали это в Совете, и вроде как постановили, что усыновлять нельзя. Пока что. Нам даже видеться с ними не разрешают, дети уже забыли, как мы выглядим.

— Да, — произнес я, — это сильно.

Витька уныло махнул рукой.

— Система, что ты хочешь. Мало того, им даже имена другие дали.

Я вспомнил имена детей Вити. Гильгамеш и Богородица. Ну да… в общем-то педагогов можно понять.

Но и Ерша понять можно. Все-таки отобрать детей у родителей… не знаю. Это жестоко.

— Мы реально хлебнули лиха. Стрекоза, у нее был выкидыш, мы тогда вообще в палатке жили, ночью, в лесу, на холодной земле… к врачу ее повез, тот вроде и помог, но тут же сообщил в совет, приперлась социальная служба. Пришлось драпать из больницы. И так все время. Живем как перекати-поле… ни дома нормального, ни статуса, ничего.

Витька заел свой горестный рассказ сыром бри с оливкой. Я смотрел на его небритый двойной подбородок и жалел однокашника. Заброшенный, больной, неухоженный борец против Системы, художник, артист… Таким он видел себя, и я в принципе могу его понять. Что-то в этом, наверное, есть. Мы все трусливые обыватели, послушно отбывающие Службу, скучные, конформные — по сравнению с «Бомбой», взрывающей привычные представления, и ради искусства и борьбы готовой на страдания и лишения…

Вот только настоящей жалости к Витьке я не мог в себе найти. Понять умом — да. А сердцем жалеть не получалось. Я помнил одиннадцать обелисков на поле 44 на Церере. Помнил коллег на спасательной станции и в пансионате, делающих по две и три смены подряд, доходящих порой до выгорания; когда у тебя на руках умирает человек, ты ведь не можешь просто оставить его и пойти домой. Помнил строителей магнитки, инженеров, пилотов, ученых, всех этих обывателей-конформистов, и вызвать в себе настоящее сочувствие к грузному несчастному борцу против системы у меня не получалось.

— Тут, кстати, Костя с Марси тоже приехали… Никитка работает в музее, Динка вообще в Совете. Вот кто тебе может помочь! — сообразил я.

— Ну не знаю, — усомнился Витя, — видишь ли, я уже пытался говорить с разными членами советов… не то что я не пытаюсь устроиться, но видишь, все не так просто. Каждый же старается устроить мое будущее так, как видит сам, совершенно не интересуясь, что думаю об этом я. А я этого не хочу. Понимаешь, просто не хочу.

— Думаю, Динка все поймет и поможет тебе. Ну ты что? Это же Динка. Мы на днях встречаемся все вместе, ты как?

— Я не хочу, — быстро помотал головой Витька, — и попрошу тебя не говорить обо мне никому.

— Ну хорошо, как хочешь, — растерянно произнес я.

— Просто поверь моему опыту. Еще ведь Стрекоза приедет, ее я вообще не имею права ставить под удар.

— Но с Динкой-то можно встретиться…

— Хорошо. Я встречусь с Диной, — кивнул Витька, — но только конфиденциально, ладно?

— Ладно. Я договорюсь с ней о встрече. И вот еще что… матери мне придется рассказать о том, что ты живешь у меня. Она может позвонить, зайти неожиданно… мать же.

— Да, твоя мать, — Витька задумался, — ну ладно. Рассказывай. Пожалуй, ничего страшного.

Присутствие Ерша в целом даже радовало меня, но с другой стороны, надо будет как-то перестроить квартиру. Например, тренажер перетащить ко мне в спальню. Места тут мало, но ничего. Не буду же я переживать из-за каких-то бытовых неудобств. С утра тренироваться было неловко, так как Витька спал — он, похоже, далеко за полночь валялся, смотрел какие-то фильмы. Так, спящим, я его и оставил и поехал в Музей Революции.

Он у нас располагается в «Танке» — до большой Войны это было танковое училище, после нее здесь как раз и квартировала ГСО. Поскольку вчера вечером я уже почитал кое-что по теме, бродить здесь было особенно интересно. Многие помещения воссозданы такими, какими они были в то время. С любопытством я осматривал лазарет с древними железными койками, со стойками капельниц, как их делали в те далекие времена; прямо историю медицины можно изучать. Я уже прочитал об этом одну популярную книгу, рекомендованную Евой.

В Танке был свой собственный архивный отдел и тоже служба на шестерых сотрудников, дежурил как раз один из них; мы немного поболтали, я показал пропуск, но в архив сегодня не пошел, у меня пока и так много работы.

Мне просто хотелось своими глазами увидеть место, где бойцы ГСО тренировались, хранили оружие (в бывшей оружейной комнате — древние автоматы, пистолеты и всякая амуниция), откуда уходили в патрули. Подумать только, вот по этой земле когда-то ходил легендарный Ворон, не менее легендарные Иволга, Апрель, Син, Маус… и здесь разыгрывались какие-то неведомые мне трагедии, и все эти люди играли роли, которых я пока еще не понимаю.