Яна Завацкая - Рассвет 2.0

Но мы снова отвлеклись. Наша деятельность на тот момент была созидательной. Но в особенности мы были заняты обороной. Из Варшавы нас обещали в случае чего поддержать авиацией и ракетами. И этот «случай» наступил довольно быстро — армия Федерации перешла в наступление.

Шансы у Федерации были большие — расположение Кракова крайне невыгодно, близко к границе ФТА и далеко от основных сил СТК. А главное, наше восстание произошло слишком рано. Нам давали два года сроку на «раскачивание лодки» в Европе, а в Кракове у меня прошло лишь чуть больше года. Полномасштабное наступление не было подготовлено. Но конечно, у командования имелись планы и на такой случай. Я не знала точно, но догадывалась, что в этом случае будет начато наступление с территории Украины. К этому моменту мой якобы родной город Львов уже был завоеван СТК обратно и, как это не раз бывало в истории, опять превратился в западноукраинский.

Так и произошло. Но удерживать Краков пришлось в основном мне. Больше у нас не было в Совете военных — лишь несколько бывших солдат, но мое звание выше и умения-навыки посерьезнее. Военная сторона операции хорошо описана во многих учебниках. Наступление велось с двух направлений — из Вадовице и Освенцима; мы практически сразу получили авиационное прикрытие, так что до Кракова долетали по крайней мере не все бомбы и ракеты с Запада. Завод был снова остановлен. Жизнь в городе стала диктоваться режимом воздушных тревог и ракетно-артиллерийских обстрелов.

Если до этого жизнь и работа в Совете была сложнейшей, можно сказать, адской, то теперь этот ад усилился многократно. Проблема не в том, сколько ты делаешь и сколько держишь в голове — а в ответственности. Ты хочешь только самого лучшего, ты делаешь все возможное и невозможное, валишься с ног, проявляешь чуть ли не чудеса самоотверженности и сообразительности… И понимаешь, что в итоге все может закончиться крахом. И в учебниках останется строка «в результате катастрофических ошибок Л. Морозовой…» На учебники-то плевать, конечно — но ведь погибнет масса людей, которые за тобой пошли, тебе доверились. Может, если бы не ты — то и восстания бы не было совсем. И всего этого бы не было. И вот ты совершишь какую-нибудь роковую ошибку, не справишься — и все… Или просто не повезет в конце концов.

В уменьшенной степени эту проблему знают многие руководители, даже в самых мирных отраслях. Да и не только руководители, а любой, кто несет ответственность: врач или салвер, делающий операцию, кибероператор, заканчивающий участок дороги, педагог, ведущий детей в дальний поход… Одних твоих стараний и доброй воли, к сожалению, мало.

Остается лишь делать, что должен — и будь, что будет.

…из короткого сна меня вырвал будильник. 18 июля, 4:15. Я бросила в лицо горсть холодной воды. Налила себе чаю, взяла два сухаря — с продовольствием в городе были проблемы, хотя мы закупали еду у окрестных фермеров по фиксированным ценам. В 4:30 я прочитала сообщения и просмотрела на мониторе ситуацию с обороной города. Меня тревожило юго-западное направление, и сегодня туда надо будет поехать. В 4:50 назначена встреча с разведчиками, которые вчера вернулись из Освенцима, я уже прочла их сообщение, но надо поговорить лично. После них явилась Магдалена, заведующая Продовольственной комиссией от совета, и мы полчаса торговались, сколько и каких продуктов будет выделено армии. Черт возьми, или как говорила Магда, Езус Мария — я точно помнила количество ящиков тушенки всех видов, какие у нас были, хотя раньше даже не знала, какие виды тушенки бывают.

Затем пришли еще трое командиров по разным вопросам, а в промежутках я успевала поразмыслить и почеркать на бумажке разные идеи по организации обороны и возможные планы на случай атак противника. В 6:30 было назначено утреннее совещание Совета обороны, которое длилось полтора часа — слишком много накопилось нерешенных вопросов. Уже опять страшно хотелось есть, но это в последнее время стало привычным состоянием. Меня никто, конечно, в еде не ограничивал, могла бы пойти и взять еще чаю с сухарями или чего-нибудь посерьезнее в столовке Совета. Но я опытным путем вывела, что вполне справляюсь с обязанностями, если промежуток между приемами пищи составляет около шести часов. Идти в столовку некогда. Я и так опоздала на склады — обещала приехать в 8. Повез меня Бартош, бывший шофер — не вопрос, я могла бы и сама вести машину, но так было решено, водитель и заодно дополнительная охрана. Зачем она мне, я не особенно понимала. Бартош всю дорогу развлекал меня болтовней, трепался о том, что когда завоюем Федерацию (не понимаю, откуда в городе пошли такие разговоры и даже возникла уверенность), он обязательно съездит в Мюнхен, у него там родственники по матери давно живут.

Я проинспектировала склады. Устроила втык по поводу хранения боеприпасов. Потом мы съездили в казарму, и я посмотрела, как тренируются бойцы Рабочей Армии Полюдна Польска (южной Польши). Заодно провели короткое совещание с командованием курсов. В 11 у меня намечалось посещение детского дома. До восстания в Кракове существовал католический детский приют, который вернее было бы назвать работным домом, дети при первой возможности бежали оттуда куда глаза глядят. Всех сирот приюта, и всех городских сирот, а также многих детей, чьи родители не могли их прокормить, мы собрали в здании бывшей гимназии для детей привилегированных граждан, и там открыли что-то вроде школы-коммуны. Если можно это так назвать… Руководили всем этим не педагоги — если педагоги у нас и остались, то только горе-наставники из католического приюта. Руководили женщины-энтузиастки, которым я приблизительно описала устройство школы-коммуны.

Это был день затишья. Ночью до часу длился авианалет, и все это время я вместе с начтштаба авиации координировала действия наших эскадрилий и наземных войск. После налета город поутих, наступления на сегодня не предвиделось, и время следовало использовать для того, чтобы заняться базовыми вещами — снабжение, обучение солдат, дети. Почему дети — потому что кроме меня, никто здесь в устройстве школ-коммун ничего не понимал. За исключением нескольких уже прибывших военспецов из СТК, но от них я не могла этого требовать.

Детдом меня расстроил. Нет, они старались как могли, и от голода никто не умирал. Но среди детей оказалось много раненых и больных. Лежачих пациентов даже не переводили наверх — их изолятор располагался в подвале, где убежище. Кто же станет таскать их каждый раз туда-сюда по тревоге? Там лежал мальчик с оторванной ногой, еще один с лейкемией — фон в Кракове был нормальный, но к северу располагалась радиоактивная зона после войны, и заболеваемость там выросла. Еще дети с разными болячками, двое парализованных — тоже ранения от обстрелов. Что еще хуже, в отдельной комнатке лежали две маленькие девочки с неизвестной инфекцией, с поносом и температурой. Им поставили капельницы, но серьезное лечение и даже диагностика были невозможны. В эту же комнатку заперли кошку, потому что, как пояснила педагог, здесь часто бывают крысы.