Яна Завацкая - Рассвет 2.0

— А мои родители в итоге вернулись в Гватемалу, — поделилась Марси, — прожили здесь несколько десятков лет, но потом все же потянуло на родину.

— Как латиноамериканца ни корми, он все в сельву смотрит, — неуклюже пошутил Костя. Марси отвернулась. Вроде бы ничего ужасного Костя не сказал, но я ощутил тут какую-то застарелую рану. Скорее всего, это связано с тем, что Костя, кажется, совершенно не сошелся с родителями Марселы.

Поговорили об аварии автобуса, какой это кошмар. Дина сообщила, что ОЗ расследует дело — хотя, конечно, что там может быть такого? Техники тоже изучают, что же могло случиться с борткомпьютером… Это крупнейшая авария в мире за последние пять лет!

Потом решили, что в школу надо съездить обязательно, раз уж мы собрались в таком количестве.

— Там ведь довольно много старых учителей служит еще, — заметила Дина, — Витамина Иванна… Суперкварк, он старенький уже. Белов еще там.

— Да ну! Белов? — воскликнул я.

— Я надеюсь, Настька к нему попадет, — Ник кивнул на дочку, которая лезла на горку вслед за отпрыском Дины и Бена.

— Твоей Настьке еще два года бегать, а вот наш уже с осени идет серьезно учиться, — заметил Бен.

— Ну какая разница, граница не такая уж сильная. Они ведь и сейчас ходят в сад при ШК — утром автобус забрал, поздно вечером привез. Настя уже там ночует иногда, когда что-нибудь особенно интересное…

Детские сады и ясли перевели под патронаж школ-коммун как раз в наше время. Я был одним из первых, кто жил в таком саду, прямо в ШК. Только я ночевал в саду обычно не добровольно, «когда что-нибудь особенно интересное», например, вечер сказок, «ночные приключения» или поход на рассвете, а просто потому, что мама уезжала, а наши единственные родственники — дядя с тетей, двоюродные братья и сестры — живут в Вологде.

Конечно, воспитатели мной занимались, надо отдать должное — посидят со мной вечером, и сказку почитают, и вообще одного не оставляли…

Бен спорил с Ником, что граница между детсадом и школой очень сильная, с шести лет ребенок поступает в отряд, с него спрос как со взрослого, а до шести наоборот, старшие школьники помогают управляться с малышами и их воспитывать. А мне вдруг вспомнилась недавно читанная статья, вызвавшая большой резонанс в Субмире, чуть ли не в каждом дискус-клубе о ней спорили. В статье говорилось о противоречии между «оседлыми» и «мобильными» коммунарами. В последнее время в мире стала модной мобильность, многие не хотят сидеть на одном месте, кого-то служба зовет в другие края, кого-то — работа, а некоторые переезжают по семейным обстоятельствам. Да это и несложно, никаких формальностей нет, приезжай куда хочешь, получай сразу квартиру и живи. Это не значит, что кочуют все — но есть значительное число людей, которое переезжает не один-два раза в жизни, а гораздо чаще, каждые несколько лет.

Проблема в том, что именно участие в самоуправлении для мобильных людей затруднено. И фактически в любом населенном пункте тон задают оседлые. Если на уровне собственно коммуны — рабочего коллектива — разницы между пришлыми и опытными почти нет или она не так велика, то уже на поселковом или городском уровне эта разница огромна. Мобильный еще не чувствует себя дома, он как перекати-поле, проблемы города — не его проблемы. В принципе, это справедливо — понятно, что именно те, кто постоянно живет в этом месте, должны определять его облик и решать его проблемы. Но получается, что часть людей просто исключена из самоуправления…

По-моему, тогда ни к чему так и не пришли, обсуждение в итоге заглохло. Я же сделал выводы для себя, ведь я как раз и есть такой вот мобильный. После окончания школы только и делаю, что мотаюсь туда-сюда. Ленинград, Алтай, Церера, Уральская Дуга. И ведь вряд ли я останусь в Кузине — сюда я приехал с конкретной целью и уеду, когда достигну ее. Но не могу сказать, что мне нравится такая вот жизнь: мне кажется, я все ищу чего-то. Места, где я могу остаться навсегда. Людей… или человека… с которыми я смогу жить всегда. Ищу — и не нахожу.

Вот когда найду — тогда и буду жить так же, как Динка, вникать во все вопросы, решать проблемы, переживать из-за случайностей; радоваться достижениям родного города.

— А пошли купаться, пока тепло! — закричала Динка. Все радостно повскакивали и понеслись к бассейну. Ник на ходу втолковывал дочери что-то. Дети влетели в воду первыми, с визгом и криком, никаких плавсредств им не требовалось — теперь все дети плавают с младенчества. Я помедлил, вспомнив, что у меня ведь так и остался пока шрам от операции Сай, через половину спины. Но с другой стороны — ну и что? Я стащил рубашку, сбросил штаны и в одних плавках нырнул с бортика в прохладную чистую воду.

Никто, конечно, ни о чем не спросил; мы ныряли, брызгались, боролись в воде и вообще полностью вернулись во времена школьного детства. Наконец вылезли, только дети еще некоторое время не могли оторваться от бассейна, Ник остался следить за ними; я вместе с Костей разжег костер, уже начало смеркаться. Дина старательно закопала в угли картошку. На свет явилась, конечно же, Костина гитара, и мы начали вспоминать все, что знали, начиная класса с четвертого; и было это замечательно. Собаки утомились и лежали за бревнышками, дети тоже притихли, смотрели в огонь, глазенки весело блестели. Бен перехватил у Кости гитару и исполнил фламенко. Дина в красном станцевала у костра, щелкая пальцами, как кастаньетами. Но потом Костя вернул себе инструмент, сыграл — ничуть не хуже — какую-то современную пьесу; потом снова запел, и остальные подхватили — это была песня на английском, только что пришедшая с Новой Атлантики. Песня, придуманная колонистами. Я смотрел на лицо Марселы, освещенное костром, почти прежнее, глаза блестели, отражая огонь; но уголки губ все равно были опущены. Что же с тобой произошло, девочка? И что сделать, чтобы вернуть тебе жизнь?

— Колонии, — задумчиво произнес Ник, когда мы допели. — Вот и дожило человечество до того, что осваивает другие планеты… Но вот жить там — не знаю! Я бы не рискнул. На Атлантике еще и собственная биосфера, опасные рептилии…

— На Радуге зато довольно спокойно, биосфера на уровне докембрия, — высказался Костя, — но жить там, конечно, тоже не очень, особенно сейчас. На Нью-Атлантисе уже построили два города, а на Радуге пока еще так, пионеры… Первые поселенцы вот только собираются.

— А я бы хотела на другую планету, — тихо заметила Марси, — только не знаю, смогу ли.

Первая часть предложения напоминала прежнюю Марселу, вот она точно бы первой ломанулась в Космос. Ребята заспорили о принципах отбора колонистов. Берут практически всех желающих, ставят на очередь, и только родителей маленьких детей в очереди отодвигают, Радуга пока не приспособлена для воспитания малышей. А подростков уже берут — прямо сразу. Костя придерживался мнения, что отбирать в первые поселенцы стоило бы представителей необходимых профессий — инженеров, строителей, экологов, медиков, биологов, а когда они уже все построят… в этом был свой резон, да и Костя говорил так внушительно, что переспорить его никто даже не пытался. Я снова отвлекся на свои мысли. Костя все-таки замечательный человек. Вот сейчас он говорит, и все так слушают его, что готовы за ним пойти, куда бы он ни позвал. Скажет — а давайте все вместе на Радугу, и мы побежим записываться в колонисты. Может, не все, но те, кто для себя это рассматривал как возможность. Скажет, что это сейчас не нужно — и вот все уже согласно кивают. Прирожденный лидер. Наверняка на работе он творит чудеса, судя по его рассказам, это так и есть, но от такого человека можно ожидать и большего. Не такими ли были вожди революций в прошлом? Может быть, Ворон и Боровская? Хотя судя по всему, нет, Ворон, пишут, больше молчал, а если говорил — то тихим, глухим голосом.