Яна Завацкая - Рассвет 2.0

— А что ты удивляешься, — спросил Бинх, — нет нужды тратиться на роскошную рекламу. Эти люди видят на картинке то, что хотят увидеть. Что им подсказывают распыленные вокруг эффекторы.

— Как все сложно, — вздохнула я. Город вокруг напоминал призрак. Только старинные здания, сохранившиеся от прежних эпох, выступали из серой мглы как островки стабильной — не добавленной, не расширенной — реальности. Раньше многие брели по улицам в огментах, одновременно воспринимая пять-шесть потоков развлечений и рекламы — теперь я видела вокруг самых обычных людей, в убогой одежде, без всяких гаджетов. Давно не ремонтированные, облупившиеся стены, поврежденную плитку мостовой, рисованные примитивные рекламные плакаты. Меня не оставляло ощущение, будто мы попали в прошлое. Куда-нибудь в середину ХХ века.

— Кольцо замкнулось, — Бинх будто прочитал мои мысли, — капитализм пожирает сам себя.

Впечатление еще усилилось, когда мы увидели очередь, кольцом вьющуюся вокруг фонтана и уходящую в недра обычного продуктового магазина. Мы приблизились. Из дверей вытискивались с тугими пакетами счастливые обладатели купленного продукта — яблок. Каждый покупал килограммов по пять-семь, нездорово блестящие яблочные бока выпирали из пакетов.

— Здесь что, настал дефицит фруктов? — поразилась я.

— Да нет, конечно, яблок полно.

Я подошла к женщине, терпеливо ждущей в очереди.

— Скажите, а почем яблоки дают? Дешево?

— По пять долларов кило! — с восторгом ответила покупательница. Мне стало не по себе. Я повернулась к Бинху.

— Это же вроде нормальная цена.

— Нормальная — три-четыре доллара, а тут пять. И скорее всего, яблоки невкусные. Просто кто-то из производителей добился гранта на внеплановый психоэффект. Очевидно, перепроизводство, нужно срочно сбыть продукцию.

Мороз по коже. Мы тихонько двинулись дальше, я переживала увиденное. Одно дело — знать о происходящем, другое — своими глазами видеть очередь наркотизированных горожан за никому не нужными яблоками по высокой цене, когда вокруг легко можно купить вкусные и дешевые. Я в жизни видела очень многое, но почему-то это показалось мне одним из самых страшных зрелищ.

— Как ты тут живешь? — спросила я Бинха. Он пожал плечами.

— По крайней мере, меня не забирают в участок и не избивают. Это преимущество.

Но несмотря на то, что такого преимущества у меня не было, я бы не променяла свою работу на работу в Федерации. Сказала об этом Бинху.

— Да, это очень сложно, работать с такими людьми. Ведь все это — еще ерунда в сравнении с тем, что происходит на предприятиях. Там вещества не распыляются. Трудовые эффекторы обычно выдают в виде таблеток. Если хочешь посмотреть, надо зайти куда-нибудь, где есть живые работники. Да вот как раз кафе…

В то время в СТК практически все заведения общепита уже были автоматизированы. Частные кафе ушли в прошлое, не выдержав конкуренции с крупными общественными сетями. Слово «официант» уже и тогда устарело и использовалось лишь для обозначения профессии, существующей за Стеной. Но в Федерации было очень мало автоматизированных кафе. Они продолжали «создавать рабочие места» — а на самом деле искусственно поддерживать процесс выжимания прибыли из человеческого труда.

Мы уселись за столик, и тотчас к нам подскочила молоденькая рыжая официантка. Глаза ее горели.

— Что бы вы хотели заказать? Позвольте предложить вам чай из комбуку — необыкновенно здоровый и полезный! Помимо стандартных меню — общего, для вегетарианцев, для веганов, халяльного, кошерного, постного, детского, антиаллергенного, низкокалорийного, низкоуглеводного — мы предлагаем еще безлактозное меню, фантазийное меню и специальный набор к Дню Единства… — она раскрыла рот, переводя дух, и тут Бинх поднял руку, вклиниваясь в паузу.

— Пожалуйста, общее меню. Без рекламы.

— Да пожалуйста, пожалуйста! — официантка унеслась как лань, и через секунду подала нам тонкие листы электронного меню. Я выбрала пирожное и латте. Бинх взял пива с орешками. И этот заказ принесли буквально через несколько секунд. Рыжая расставила все на столике с таким видом, будто накрывала к приему королевы — бумажные салфетки свернула лебедем, бокал наполнила пивом до краев. Я обратила внимание на нездоровый блеск ее глаз.

— Позвольте обрисовать вам другие предложения нашего кафе! Каждый четверг на нашей эстраде выступает группа «Саркофаг», живая музыка, каждую субботу в нижнем зале — сеансы сенсомузыки. Начиная с шести часов мы можем предложить вам кальяны, а…

— Девушка, спасибо, — строго сказал Бинх, — мы бы хотели побыть одни.

— Извините, — девушка исчезла.

— Ну как тебе?

Я покосилась на соседний столик — рыжая уже страстно ворковала там вокруг посетителей.

— Знаешь, в двадцатом веке много сочиняли о человекоподобных роботах в грядущем. Вроде кому-то зачем-то понадобится делать андроидов, не отличимых от живых людей. Так вот, дева напоминает мне такого андроида.

Бинх кивнул удовлетворенно.

— Тем не менее, она живой человек. То же самое ты увидишь на производстве и где угодно. Я же внедрялся на завод БМВ. Доля человеческого труда — не меньше, чем в начале нашего века, но сами люди — уже не совсем люди. Трудоголизм и энтузиазм включаются соответствующей дозой психоэффектора. Я тоже какое-то время должен был принимать таблетки, пока не придумал способа симулировать это. Попробовал на себе. Знаешь, ты начинаешь нежно любить поточную линию, лак, которым я покрывал труднодоступные части машин, трудно устоять на месте, хочется работать быстрее, быстрее, еще быстрее… В конце дня — полное истощение, едва хватает сил добраться до дома. Нет смысла по утрам заправлять кровать — вечером уснешь на заправленной. Но два выходных в неделю им выделяют на шопинг, и они становятся такими же страстными потребителями. Химическое счастье…

Пирожное оказалось совершенно безвкусным. Я оставила половину на тарелке. Видимо, вкус фальсифицированных продуктов воспринимался лишь через призму психоэффекторов — а мои ноздри были надежно защищены от распыляемых веществ.

Бинх провел карточкой над интерфейсом стола — в этой части Федерации, в отличие от США, в граждан так и не стали вживлять чипы, все пользовались старинным платежным средством, существовали даже смешные реальные деньги в виде бумажных полосок. Мы поднялись и вышли, преследуемые новым официантом, который сердечно прощался с нами и пытался всучить пластинки с меню следующей недели.

— И что, — спросила я на улице, — все эти люди по-прежнему работают за БОД?

— Да, конечно. Даже неприлично говорить о работе за какое-то вознаграждение. Теперь считается, что работа — любая, например, официанта или мусорщика — это счастье, которое должно вызывать приступы энтузиазма.