Яна Завацкая - Рассвет 2.0

А я уже переставал быть объективным. Из всего, что я изучил, передо мной вырисовывался облик людей, в которых можно было влюбиться. Сам Воронков, Спартак, Маус. Иволга, конечно. Апрель. По крайней мере то, чему нас учили в школе, не было вовсе уж безосновательным. В условиях голода, нехватки абсолютно всего, практически в безнадежной ситуации они сумели стать влиятельной силой в городе. Они атаковали банды, значительно превосходившие их по силе, и каким-то чудом одерживали победу. Маус в разведке потеряла глаз. Светлана Васильева, Чума, вытащила ее под обстрелом и спасла. Потом Маус в попытке спасти людей из опасной секты убийц попала под облучение, заработала лучевую болезнь и чуть не умерла. От Маус не осталось дневников, писем, она ничего не писала — только то, что о ней рассказывали другие, и это уже было много. Один из бойцов ее взвода был агентом в банде, его разоблачили, он выдержал зверские пытки, но ничего про ГСО не рассказал, это вообще превосходит все представления о человеческих возможностях — а если еще понять, что лет этому бойцу было всего 16… Да и самой Маус было 18 лет. Девочка. Все они были — мальчики и девочки, разве что Ворон и командиры рот чуть постарше. Ну и Боровской тогда уже было за сорок.

— Извините, помешал?

— Нет, ничего, — ответил я, хотя Кэдзуко действительно меня отвлек от работы, двигая стулом. Больше в зале никого не было, так что мы могли говорить вслух.

Директор уселся за соседний столик, положив перед собой древние бумажные газеты.

— Просматриваю довоенную прессу. Кое-что еще сохранилось, — пояснил он, — конечно, все оцифровано, но бывает важно просмотреть на бумаге.

Газеты казались жутко неудобными — как их читали? Огромный формат. Наверное, раскладывали на столе и читали, наклонившись… Или все-таки складывали?

— А как ваши дела, с ГСО? — поинтересовался Кэдзуко.

— Вы знаете, вот по изнасилованиям. Я прочитал вашу статью, нашел все случаи, которые там перечислены, и еще два… И у них всех есть нечто общее — все это были женщины из четвертой роты. Ну посмотрите… в других ротах вообще не было принято разделять наряды и патрули на мужскую и женскую работу. Женщины и девочки ходили в патрули. Маус даже командовала взводом, и она была не одна такая. И изнасилования встречаются только в четвертой… И что важно, когда были вот эти расстрелы… расстреляли тоже только людей из четвертой роты. Вам не кажется, что эти вещи как-то связаны?

По мере того, как я говорил, Кэдзуко все мрачнел. Его лицо окончательно стало похоже на сморщенное яблоко.

— Но позвольте, молодой человек… вы хотите сказать, что никаких беззаконий в ГСО не было? Невинные не страдали?

— Ну так, чтобы невинные совсем не страдали, наверное, не бывает, — сдал я назад, — а что до беззаконий… тогда ведь вообще не было никаких законов, государства не было.

— Не ловите меня на слове. Вы прекрасно понимаете, о чем я. А что вы скажете о моей статье?

Я подумал.

— Статья, конечно, интересная, — произнес я дипломатично, — совершенно новый взгляд. Но она мне показалась… немного однобокой. Конечно, я понимаю, хорошего о ГСО и так много рассказывают, дифирамбы поют, а вы хотели, так сказать, разбавить…

Не знаю, почему, но мне казалось, что Кэдзуко разочарован.

— Видите ли, молодой человек, э-э… Станислав. Я просто хочу восстановить историческую правду. Если вы оправдываете то, что творилось в ГСО…

Мне стало неприятно. Такое ощущение, что из тебя буквально выдавливают признание — чтобы ты произнес несколько эмоциональных слов о том, какие чудовища были в этом ГСО! Но у меня, если честно, настроение было как раз наоборот, эти люди мне нравились, я ими снова уже начал восхищаться… хотя и упорно искал доказательств, что все было не так.

— Скажите, Кэдзуко-сан… а почему вы занялись этой темой? Почему вам нужно доказать, что эти люди были… недостойными, жестокими, дикими?

Кэдзуко пожал плечами.

— Я историк, мне ничего не нужно доказать, нужно только установить правду. А правда не всегда бывает приятной. И вы знаете, как прошлое влияет на настоящее. Да, сейчас мы живем вроде бы в удобном, благоустроенном мире. Но я уверен, что если бы не те события, тогда, возможно, сейчас было бы все иначе. И после революции все было бы иначе… вы знаете, если все начать копать, и КБР, и Освобождение, и все, что было потом… Получается, что мы живем в буквальном смысле этого слова на костях. И это нам обязательно аукнется в дальнейшем! Вы увидите.

— Может быть, вы правы, — вежливо произнес я. И углубился в ибук, демонстрируя, что я сюда вообще-то поработать пришел. Однако сосредоточиться было трудно.

Почему-то так много вокруг меня — или вообще — стало людей, перманентно недовольных всем этим миром. Или их вcегда было много, и раньше я просто их не замечал, не пересекался? Я больше всего общался с коллегами, а мир медицины — он такой замкнутый на себя, все, кто в ней работает — немного сумасшедшие, мы ненавидим эту работу и обожаем ее, не можем без нее жить — и легко доходим до выгорания. Мои коллеги никогда не были склонны обсуждать мир вообще — мир их в целом устраивал. Не были к этому склонны и научники, и рабочие на Церере. Этот мир сделал им великолепный подарок — дал возможность побывать в Космосе, на другой планете! Это ведь очень круто, и ты при этом понимаешь, что ради твоего попадания на Цереру надо было построить корабли, создать материалы, создать двигатели и топливо для кораблей, системы обеспечения, оранжереи и пищевые фабрики… да очень, очень много людей работало ради этого, и по-настоящему — хотя и раньше выбирались потихоньку на орбиту и на Луну — по-настоящему это стало возможным лишь в нашем мире, выражаясь научными терминами, ранней коммунистической формации. Как же тут быть недовольным?

Не было недовольных и в ШК. Детство у нас такое насыщенное событиями, что некогда особенно переживать.

Даже старики в нашем пансионе, даже те, кто в ФТА жил неплохо и что-то потерял — даже они не были недовольны.

А вот, оказывается, есть те, кто чувствует себя в чем-то обездоленным, и их не так уж мало. Аркадий Дикий… Ерш… вот Кэдзуко. Этот неведомый мне Цзиньши. Я все пытаюсь понять, чего им не хватает — но понять трудно. Я пытаюсь понять, почему Кэдзуко так негативно относится к ГСО: я сам только начал это все по-настоящему изучать, и в результате наоборот, даже след негативного отношения пропал.

Да и вселенная с ними, ну недовольны — и недовольны. Только вот Аркадий погиб при странных обстоятельствах. Я сам читал книгу Цзиньши, даже проникался ею — и тоже попал в аварию. И если в самом деле в этом мире существует тайная сила… если кто-то смеет вершить суд и убирать тех, кто не в восторге — значит, этот мир и в самом деле совсем не такой, как я думаю.