Яна Завацкая - Рассвет 2.0

— Я? Не знаю, наверное… — я растерялся. Сравнивал? Ну да, конечно. Только не думал об этом. Но ведь это естественно, подростковая конкуренция, и когда я вижу его сейчас, я по сути возвращаюсь к этим архаичным формам отношений.

Евины пальчики пробежали по моему плечу, остановились там, где начинается шрам. Осторожно погладили.

— Это у тебя оттуда?

— В смысле? Ну это от операции, не убрали пока. Я же спину сломал.

— Не скажи, — помолчав, продолжала Ева, — ты вполне симпатичный. Азиат, но со светлыми глазами — это необычно. Ну и потом, ты не такой уж обыкновенный. Ты у нас герой, в Системе работал.

— Гм, — мне стало приятно. Сроду не думал о себе в таких категориях. Но с другой стороны, что-то цепляло в тоне Евы, и я не мог понять, что.

— Собираться надо, — вздохнула Ева, решительным рывком откинула одеяло и поднялась на ноги, — в душ пойдем?

Раньше, до войны, некоторые люди жили в коммунальных квартирах. Конечно, в далеком прошлом народ вообще как только не жил — и друг у друга на головах, и десять человек в курной избе, и по сорок в одной квартире, углы снимали. Потом стало получше, но все равно бывали общежития и коммуналки, и просто тесное жилье. Мама говорит, что в ее детстве в Кузине жилья уже хватало на всех, но в крупных городах, например, в Питере (он же Ленинград) все еще бывали коммуналки. Хотя сама она так не жила. Ну если не считать ШК, где у каждого по комнате, а душ был тогда общий на этаже. И казармы если не считать.

Вот коммуналка — это ведь как раз похоже на мою ситуацию. У каждого человека или семьи — одна комната, а коридор, кухня и ванная — общие. И люди так жили годами, даже иногда всю жизнь. И ничего, не мешали друг другу, как-то привыкали.

До чего же я все-таки избалованный индивидуалист, если соседи по квартире меня до такой степени напрягают!

Но я жил два с лишним года на Церере в маленькой комнатушке на пару с Вэнем, и там тоже все остальное было общее, и мне это нисколько не мешало, ведь так? Наоборот, было классно.

А на Земле, выходит, расслабился и впал в мещанское сибаритство. Уже хочется уюта. Хочется самому посидеть в одиночестве на балконе, листая Субмир или книжку, глядя на тополиную зелень. Думаешь, как было бы хорошо поставить тренажер обратно в гостиную, а не протискиваться каждый раз между ним и кроватью, да и на пианино наконец начать заниматься… Казалось бы, можно пойти и позаниматься, но как я буду мешать Ершу со Стрекозой? Они держат дверь обычно закрытой, и я к ним и не хожу — мало ли чем они там заняты?

И даже когда они ходят туда-сюда, мне неловко лезть к ним, у них и так никакой личной жизни нет. Жалко их все-таки, хоть они и дураки.

Если бы еще не эти постоянные звуки — то в кухне что-то гремит, то жужжит на непонятных режимах полотер, то играет громкая музыка, то Ерш насилует мой несчастный инструмент. Интересно, смогу я его перенастроить, или придется потом заказать новый, пусть местного производства?

Хорошо, что сегодня я приглашен к маме на обед, приезжает дядя Рей.

С утра я выругал себя за мещанство, влез в тренажер и как следует позанимался. Принял душ — к счастью, голубки еще крепко спали после ночной прогулки. В коридоре стояли новые туфельки Стрекозы — и опять неясно, где она их взяла, красивенькие такие, зеленые с бантиками.

Я позавтракал и сел работать. Спокойно поработал до полудня, в основном сегодня я готовился к очередным зачетам. Так скоро и первый семестр будет позади, я двигался прямо стахановскими темпами. Напоследок я все же позволил себе еще почитать раскопанные на днях новые документы, и это было очень интересно. За дверью уже началась жизнь — загремела танцевальная музыка, кто-то мылся в душе, работал полотер. Сосредоточиться стало сложнее — но это и к лучшему, иначе бы я точно опоздал к обеду.

В душе застрял Ерш, Стрекоза, уже свеженькая, чистенькая, порхала по дому, прибираясь.

— Привет! — сказал я.

— Доброе утро!

— Ну как жизнь?

— Отлично! Мы вчера так хорошо погуляли, дошли до озера! Ночь была очень ясная, полнолуние. Красиво!

— Ничего себе, — сказал я, — до озера тут километров шесть.

— Ну и что, мы привыкли ходить, — Стрекоза мило улыбнулась. Непонятно отчего я ощутил угрызения совести. Как будто у них не было другой возможности развлечься, как только ходить пешком, или на магнитку их кто-то не пускал. Ночью, впрочем, магнитка не ходит, тут надо пузырь или электрокат брать, если куда-то ехать. А там уже идентификация… вот черт.

— Ты на работу? — поинтересовалась Стрекоза.

— Я к маме. Пригласила на обед. А потом на работу пойду.

Я вышел из квартиры, спустился на лифте. В холле оказалось неожиданно людно — несколько дам оживленно беседовали. Я узнал бабушку со второго этажа, она у меня как-то спрашивала совета насчет искусственных суставов; Аню с первого — она балерина, ее весь дом знает. Еще две женщины были мне незнакомы, возле одной из них крутился палевый щенок-ретривер, месяцев пяти-шести на вид.

— Вон Стас идет! Стас! — позвала меня бабушка. Совсем забыл, как ее зовут. Я подошел к женщинам, щенок радостно бросился ко мне, я подставил ему ладонь.

— Добрый день! Что за собрание жилсовета? Случилось что?

— Случилось! — кивнула бабушка. — У Ани туфли пропали!

— И у меня подушка из шезлонга! — добавила хозяйка ретривера. — Но это давно уже. Я не обратила особого внимания, а вот теперь Аня говорит про туфли, и я вспомнила.

Балерина, тоненькая, и не то чтобы изящная, скорее угловатая, выглядела растерянной.

— Если бы какие-то туфли, ладно… Но у меня ортопедические, их делают по спецзаказу, а эти вообще мне подарил один знакомый, они еще и дизайнерские, штучные. У меня ноги же болят… Я вчера уборку делала, выставила их перед дверью, чтобы не мешали.

Пока они все это говорили, у меня по спине ползла ледяная, мерзкая змея. Спина даже заболела — от нервяка теперь это бывает. Лучше бы я сейчас оказался на Церере, за пять километров от базы в поврежденном скафандре… там бы я чувствовал себя намного лучше.

— Ничего себе, — сказал я. Черт возьми, совершенно не понимаю, как себя вести! — А как они выглядели, эти туфли? Вдруг я где увижу…

— Зеленые такие, тут бантики.

— Да кто-нибудь из ребятишек взял поиграть, — успокаивающе сказала одна из женщин. Бабушка вскинулась.

— Подозрительно это! А подушку тоже дети утащили? На балкон залезли, что ли? Это у кого же дети такие? Стас, у тебя-то ничего не пропало?

— Нет, — я покачал головой, — кстати! Забыл кое-что.

Наверное, надо было честно во всем признаться, но что тогда? Они потребуют задержать Витьку со Стрекозой, вызовут Патруль, тех потащат на совет, а они так этого боялись… Я сейчас был так зол на своих гостей, что готов был и сам это сделать. Но если уж совсем честно, мне было очень неловко — как я сам буду выглядеть в этой ситуации? Как ко мне отнесутся соседи?