Яна Завацкая - Рассвет 2.0

Это не замена Вэня, Сай и Кристи — но ведь так же я тосковал и по Патрулю. Выходит, замена.

— А что, — услышал я самого себя, — у меня сейчас другие дела есть. Но я могу представить, что часов десять-двенадцать в неделю… У вас ведь шестичасовые смены? Вот две смены я могу делать.

Илья протянул мне руку.

— Я чувствовал, что ты согласишься! Прямо вот мысли твои читал. Ну классно! Пошли тогда окончательно знакомиться и оформляться.

Мама позвонила вечером.

— Сташю, ты извини, — сказала она, глядя куда-то вниз. — Я наговорила тебе… лишнего.

Мое сердце сразу же растаяло.

— Да и ты тоже извини, пожалуйста, — ответил я. — Сам не понимаю, что на меня нашло.

Мы поговорили немного о том, о сем. На самом деле, она понимает, что мне нелегко было всегда жить с такими родителями. Что все это не так просто. Но не знает, что с этим делать. Я сказал, что ничего делать не надо. Я уже давно привык. И не хочу никаких других родителей.

Мама сказала:

— Мне не нравится, конечно, что эти люди живут у тебя. Но это твой дом, так что решай уж сам. Я не буду вмешиваться. Тоже — привыкла командовать…

— Спасибо, что позвонила, — сказала я тихо, — я уж не знал, как начать этот разговор.

Мама грустно улыбнулась.

— Дети всегда больше нужны родителям, чем наоборот.

Я хотел было возразить, но не стал. Может быть, она и права. Может быть, мне надо завести собственных детей, чтобы это понять.

Ли Морозова, «Последний, решительный бой».

Из главы пятнадцатой, «Мирная Европа». Год 8 до н.э.

…тем временем была назначена дата суда над Леоном Гольденбергом. Я должна была на нем присутствовать как свидетель и потерпевшая.

Я начала работать, хотя после больницы мне настойчиво рекомендовали сперва отправиться в санаторий — восстанавливать кожу. К счастью, желудок работал снова как часы, с питанием проблем не было. Я решила, что санаторий подождет, а вот освобождение Европы — нет.

То, что следствие над Гольденбергом шло долго, меня не удивляло. Ниточки потянулись в США, вскрылось то, чего мы не могли выяснить силами европейской КБР, люди повлиятельнее и посильнее Гольденберга пытались восстановить старые порядки. Наш игрок был всего лишь одной из марионеток — хотя сам-то себя он мнил свободным ковбоем и героем-одиночкой.

Глубокое ментоскопирование с очными ставками дало очень интересную картину, поэтому Гольденберга держали в заключении все время, пока шло вскрытие всей североамериканской сети ЦРУ. Я не могу рассказать об этом больше, чем дано в открытых источниках, ведь я и не занималась этим вопросом и знаю разве что от коллег, могу порекомендовать их воспоминания — например, Хуан Диего Гарсия, «Падение Севера». Скажу лишь, что ЦРУ реализовало план, разработанный в США еще до операции «Рассвет», именно на этот случай — если СТК перейдет в наступление и освободит — в их терминологии захватит — территории «свободного мира». Там заранее была создана сеть диверсионных, террористических и пропагандистских центров. Она распространялась и на Европу, но в Европе как раз Бинху принадлежала заслуга вскрытия этой сети еще до того, как она начала серьезно работать. Однако американская сетка пыталась подгрести под себя таких одиночек-ковбоев, как наш Леон, снабжая их оружием и прочим снаряжением, давая указания и поручения.

Леон не был профессиональным диверсантом или агентом, никогда не проходил спецподготовку, никакой защиты от ментоскопирования, поэтому его мозг выдал все, что в нем содержалось, без особого нажима.

Кстати, в последнее время модно в определенных кругах распространять слухи, что мол, КБР и особенно РВ в Европе часто применяла пытки к подследственным. С одной стороны, это нелепость, потому что изобретение ментоскопа еще в Большую Войну сделало подобные методы излишними. А если еще добавить целый арсенал психотропных средств — то можно сказать, излишними даже в том случае, если имеешь дело с подготовленным агентом.

Единственный вариант, когда все это могло не сработать — если информацию пытались получить от агента, подготовленного в учебных заведениях нашей КБР. Потому что нас-то как раз хорошо обучали методам защиты от ментоскопирования, наложению ложной памяти, активному забыванию. И таких людей в мире немного.

С другой стороны, слухи о каких-то «зверствах РВ» и «инквизиторских методах» все равно ходят. Что я могу сказать об этом? Ни разу с этим не сталкивалась. Тем не менее, стопроцентно ничего исключить не могу. В рядах европейской КБР контрразведка нашла около десятка агентов ЦРУ и других вражеских организаций, и это несмотря на невероятно тщательные проверки. Правда, никто из этих агентов не занимался работой с подследственными, но кто знает? Возможны также и психологические аберрации, большинство из бойцов КБР страдали различными психическими военными синдромами, а лечиться тогда было некогда. Увы, жизнь намного сложнее представляемой некоторыми схемы «чистые незапятнанные белые Рыцари Добра против исчадий Ада».

Так или иначе, в один прекрасный день я оказалась в Брюсселе, где в заново построенном здании бывшего ЕС (старое было разрушено близкой ударной волной от «чистой» бомбы) располагался Высший Суд Европейского Совета Коммун. Леон считался преступником крупного калибра, и судили его именно там.

Мы приехали туда с Реем. Бинх, к сожалению, был смертельно занят, его поддержка мне бы очень пригодилась в этот день — но увы. Рея же допустили непосредственно к Леону, как ближайшего и единственного родственника. Жене Леона, принцессе Арнхильд, не повезло оказаться в африканской Зоне Развития в момент восстания, причем она, бедняжка, занималась там благотворительностью, надзирая за разовой раздачей хлебушка истощенным детям, но увы — там не щадили никого и не разбирались, с какой целью неоколонизаторы оказались на африканской почве.

Что же касается остальных членов семьи Гольденберг, все они на тот момент где-то скрывались. Старики позже объявились и дожили свой век более или менее благополучно, а насчет остальных так ничего и не известно.

Друзья, коллеги по команде, поклонники — все покинули Леона.

Мне очень хотелось наблюдать за встречей родственников, и это было устроено. Рея об этом предупредили, и он согласился. Я наблюдала за их свиданием через одностороннее стекло.

Леон приходился Рею, как это ни странно, двоюродным внуком. Рей — пришелец из прошлого, размороженный полтора десятка лет тому назад, принадлежал к семье миллиардеров-монополистов, но застал уже только своего племянника, ставшего к тому моменту почтенным старцем. Леон был сыном этого племянника — и почти ровесником своего размороженного двоюродного предка.