Яна Завацкая - Рассвет 2.0

«Нестандартная реакция техники»…

— Ладно, — Илья махнул рукой, — ты не грузись. Мы ему уже не поможем. А ты, говоришь, в больнице не работал раньше?

— Ну на практике, конечно, работал.

— Хочешь, отделение покажу?

Меня немного удивило такое предложение. Но, конечно, я согласился.

Инсульты, бывшие когда-то одной из главных причин смерти и инвалидности, встречаются в последние десятилетия редко. Медицина микроботов и наноматериалов научилась надежно укреплять и очищать стенки сосудов, группе риска ставят под кожу профилакторы — приборы, постоянно контролирующие состав крови и при необходимости корректирующие его. Так исключается тромбообразование, не образуются холестериновые бляшки, кристаллы сахара. Теперь научились проводить и генетическую профилактику, причем даже при естественном зачатии.

Чтобы случился инсульт или микроинсульт 19 19 Микроинсульт, или ТИА — транзиторная ишемическая атака, преходящее нарушение мозгового кровообращения, при котором симптомы сохраняются не более 24 часов. — должно стрястись что-то экстраординарное. Или же это происходит у людей, манкирующих профилактикой, салверскими осмотрами, а то и вовсе каких-нибудь сектантов, не имеющих даже обычного комма. Илья мрачно сообщил, что таких пациентов у них — половина. Ну да… когда я работал в пансионате для инвалидов, там тоже значительную долю составляли те, кто по каким-то причинам принципиально отвергал достижения современной профилактики.

Но даже те инсульты, что случаются, — буквально пустяки в сравнении с кошмаром, который приключился с несчастным Кэдзуко.

— У нас четыре интенсивных койки, — поделился Илья, указывая на длинное отделение за стеклянной дверью, — но сейчас там никого нет. И обычно бывает занята максимум одна. Поэтому двух салверов на отделение хватает — один занят в интенсивной, другой — по коридору. Или оба по коридору. Если, экстраординарный случай, заняты и другие койки, то собираем персонал с миру по нитке. Сами вне очереди выходим, реаниматоров приглашаем. Но к счастью, такое бывает очень редко.

Интенсивное отделение я уже видел, да и было оно таким же, как везде, ничего особенного. Поэтому мы пошли дальше, по широкому коридору, стены которого были покрыты голограммами с цветущим лугом. Наверное, от этого коридор казался широким. Прямо среди луга вырастали двери — четыре с одной стороны, пять с другой.

— Палат у нас шесть, из них три одиночные. То есть всего девять мест. Обычно хватает. Сейчас семеро пациентов, это нормальная загрузка.

Мы зашли в палату, где располагались две койки. Возле одной лежали чьи-то вещи, но пациентки не было в помещении, а у окна лежала сухонькая бабушка, лет, наверное, за сто. Возле нее работал салвер в салатовом костюме, как у Ильи — немолодой уже, с ежиком коротко стриженных волос, пронзительными голубыми глазами. Он что-то закапал бабушке в глаза и принялся проверять данные на мониторе.

— Привет, Марья Петровна, ну как дела? — поинтересовался Илья.

— А ты же домой пошел? — с удивлением спросила старушка.

— Ну вот видите, еще не дошел! — он посмотрел на второго салвера. — Ген, ну и как, лучше стало?

— Как видишь, да, — салвер кивнул на старушку, потом посмотрел на меня.

— Это Станислав, показываю вот отделение, — пояснил Илья, как будто мое имя что-то объясняло. Салвер протянул мне руку.

— Геннадий.

Ну что ж, познакомились так познакомились. Палата была просторная, приятная, места полно, у окна стояли цветы в высоких вазах — бабушке принесли, видимо. Кровать бесшумно качнулась, изменяя положение — автоматическая профилактика пролежней подключена.

Большая часть пациентов оказалась ходячей. Илья пояснил, что поступают в основном с микроинсультами, и лежат еще некоторое время, чтобы понаблюдаться и составить программу реабилитации и профилактики инсульта. Некоторых выписывают в санаторий, а некоторых — сразу под наблюдение семейного салвера. Но были трое, включая старушку, и с «полноценными» инсультами, даже с довольно серьезной неврологией. Двое из них как раз занимались в реа-комнате на тренажерах.

— С ТИА мы с недельку обычно держим, с инсультами — дольше. А реабилитация начинается сразу, ну ты в курсе.

— Да, конечно, — я вспоминал то, что учил на эту тему в институте. — А у вас, значит, строго специализированное отделение?

— Не очень строго, вот в этой палате у нас парень с астроцитомой. Бывают и травмы, хотя это не наш профиль. Но в общем у нас все, что связано с мозгом. Здесь вот видишь, диагностический зал.

В диагностическом зале работала, судя по синему костюму, женщина-врач (врачи здесь носили синее), она как раз сидела у томографа, в котором лежал пациент. Диагностический зал был набит всякой прекрасной и полезной аппаратурой. Помимо этого, в отделении еще имелись столовая и комната досуга с великолепной широкой террасой.

— Марью Петровну сюда тоже вывозим. У нее с восстановлением плоховато, сто восемь лет, что ты хочешь.

— А врачи у вас где сидят? Вы-то в централи, понятно.

— Ординаторская общая на шесть отделений, в холле там вход. И там же у нас бассейн, зимний сад, больные там тоже часто торчат. Там же медлаб.

Я кивнул. Обычное распределение функций. Салверы — это те, кто ближе к больному, работает непосредственно с ним, вникает во все аспекты жизни больного, назначает и проводит процедуры, ухаживает, а врач… врач — это ученый. Эксперт.

— Хорошо тут у вас, — признал я. Илья подошел к коквинеру.

— Кофе хочешь?

— Да нет, спасибо. Уже коньяка выпил.

— Тогда и я не буду. Домой уже все равно собираюсь.

Я смотрел на рыбок в огромном стенном аквариуме. Наверное, инсультникам это полезно. Успокаивает.

Ежкин кот, почему-то мне действительно не хочется отсюда уходить.

— Слышь, Станислав, — Илья подошел ближе, — я что хотел сказать… понятно, ты на Церере набрал уже часов Службы на несколько лет и теперь отдыхаешь. Но… было бы здорово, если бы ты к нам пришел поработать. Салверов не хватает.

Я с удивлением посмотрел на него.

— Ну как… не трагедия, конечно, но маловато. Приходится превышать нормативы, изредка даже один салвер дежурит по отделению. Сверхурочные делают все. У меня на той неделе было двадцать четыре часа. Я не настаиваю, конечно, — это только предложение, ты можешь отказаться, и я слова не скажу! Но если честно, мы были бы благодарны. Пусть не пятнадцать часов, но хоть немножко. У нас девятнадцать человек работают, а вакансии на двадцать шесть.

Я задумался.

А собственно, кто меня гонит, и почему я должен разобраться во всем как можно быстрее? История может остаться просто моим хобби. Да так и будет, наверное.

Наверное, я сумасшедший. Но меня реально вдруг потянуло в эту чистую и светлую атмосферу, к этой Марье Петровне, с которой можно поболтать и взять в ладони ее сухонькую руку. К этим ребятам — нормальным, без завиральных идей, совершенно мне понятным.