Яна Завацкая - Рассвет 2.0

В свое время богатая семейка, в том числе и Леон, кинула Рея на произвол судьбы. В конечном итоге это оказалось для него к лучшему: он познал на собственной шкуре «прелести» жизни рядового гражданина Федерации. А потом наткнулся на меня, и так сложилось, что, эвакуируясь из Федерации в срочном порядке, я и его прихватила с собой. Было у меня чувство, что в сущности Рей — славный малый. И действительно, в СТК он довольно быстро перевоспитался и в описываемый момент был уважаемым программистом и отцом двоих детей, добровольцем по восстановлению Европы. Отцов маленьких детей (как и матерей, конечно) в добровольцы не брали — но дочки Рея уже пошли в школу и маленькими не считались.

Многое он успел и очень изменился за эти годы. И вот мой приятель сидит за столом, напротив Леона — волосы у того снова почернели, шрам исчез, но лицо, конечно, не выглядело ухоженным и моделированным, как раньше. И Леон смотрелся теперь старше Рея, хотя биологически они были ровесниками, а Рей еще 70 лет провел в холодовом анабиозе.

— А ты, я вижу, неплохо приспособился, — начал Леон. Лицо Рея было напряженным.

— Приспособился? Можно назвать это и так. К вашей жизни приспособиться не смог — а к коммунистам вполне.

— С полячкой переспал? — небрежно поинтересовался Леон, и я сжала кулаки. Мне все еще было неприятно напоминание о том, что пришлось пережить в доме Гольденбергов. Рей тогда был полным идиотом.

Программист тяжело вздохнул.

— Знаешь, Леон… когда я жил у вас, думал — ты круче вареных яиц. А теперь понимаю — дурак дураком. Да, я люблю женщину, русскую. Она очень хорошая, врач по профессии. У нас есть дети. Ты вообще же, наверное, не представляешь, что значит любить. Нет?

— Любовь-морковь, — буркнул Леон, — хорошо морали читать, когда на мне кольца — а на тебе нет.

Он кивнул на свои руки, скованные мягкими блестящими наручниками. Все-таки Леон относился к высшей категории преступников.

— Вряд ли у тебя получится меня разжалобить, — заметил Рей. Леон сморщился.

— Неужели семья для тебя ничего не значит? Мы же не чужие, правда? Помнишь в Америку летали вместе? Неужели совсем плевать?

Рей пожал плечами.

— Было бы совсем плевать — я бы не приехал, ведь правда? Но помочь тебе я ничем не могу.

— Можешь! — Леон подался вперед. — Ты уважаемый гражданин СТК… можешь выступить на суде. Я знаю, это у них имеет значение.

— А что я должен сказать? Что знаю тебя, как добропорядочного игрока? Что ты никого не убивал, я задницей чую?

— Да придумаешь, что сказать, боже ты мой! Рей… ну пойми ты, для меня это, может, последняя соломинка.

Я с удивлением поняла, что Леон реально боится. Таким я этого игрока даже не представляла. Даже на лбу его выступили капли пота.

— Ты пойми, у них смертная казнь не отменена… они же меня убьют, ты понимаешь?

Рей дернулся. Я словно прочитала его мысли «а как же все те, кого убивал ты?» Но почему-то мой приятель ответил совсем другое:

— Прекрати истерику и веди себя как мужчина. И решай свои проблемы сам! Ты же всегда это делал, не так ли?

— О господи! — простонал Леон. — У тебя обидки, что ли? Что тебе тогда денег не дали? Но речь же не шла о жизни и смерти. Ну ты был тунеядцем — воспитательные меры, не более того. Ты не умер из-за этого.

— Два раза почти умер, считай, что мне повезло. Одна клиническая смерть и один раз — принудительное участие в летальном эксперименте. На нашей семейной фирме, Леон! А что касается тунеядца… да, я был таким, я знаю. Я был богатым бездельником. А ты тружеником, это да, трудовая пчелка, как и все ваше семейство. Да вот только людям от вашего труда никакой пользы не было — один вред. Кому это польза оттого, что твой папаша накопит еще пару миллиардов? Тем, кого он на эти миллиарды ограбил? А ты игрой в свое удовольствие занимался и девок покупал красивых — вот и весь твой труд. Так уж лучше быть честным бездельником, чем так трудиться. Теперь же другое дело. Я увидел людей, которые работают, потому что им интересно, и потому что от этой работы — всем другим тоже польза. Я понял, что так работать — можно, нужно, что среди таких людей без работы жить стыдно.

Рей перевел дыхание. Видно, ему стало неловко.

— А впрочем, ты все равно не поймешь, — сказал он равнодушно.

— Зачем ты приехал?

— Хотел глянуть на тебя. Что из тебя получилось.

Это была не совсем правда — Рея попросила приехать я. Мне нужна была хоть какая-то поддержка близкого человека, а больше никто из друзей не мог.

— Скоро из меня труп получится, дед, — тоскливо произнес Леон.

— Не думал, что ты так смерти боишься, геймер.

— А ты не боишься? Вот ты говоришь, что нашел там смысл жизни, работа, жена, все дела. А думал когда-нибудь, что вот умрешь — и все это окажется совершенно не нужным… что перед лицом смерти мы полностью одиноки. Только ты — и вечность. И вечность тебя поглотит, — Леон говорил с тоскливым надрывом, будто смотрел в лицо этой самой вечности.

— Нет, не думаю. После моей смерти останется человечество. И в нем — мои дети, внуки, мои программки, код, который я написал, и который — только часть общего большого кода. Работа моя останется. Все, что я успею еще сделать.

— А тебе не все равно? — спросил Леон. — Ты-то больше ничего не увидишь и не почувствуешь. Что там останется — цветущий сад или пустыня, человечество или пеньки голые — тебе не все равно тогда будет?

— Тогда, наверное, все равно. Мне это сейчас не все равно, Леон, — ответил Рей, и я снова поразилась, каким же все-таки хорошим человеком он сумел стать. Или он и был таким — просто никак не мог реализоваться в том жутком мире? И безделье это его, безалаберность — как раз оттого, что не мог он принять ценности своей богатой семейки и предпочитал валять дурака и прожигать жизнь…

— Мне сейчас это важно. И перед смертью важно будет. А потом — да, без разницы.

— Дурак ты просто, Рей, — Леон расслабился, похоже, перестав воспринимать предка всерьез, — Я-то с тобой делюсь искренне, как идиот, бисер мечу. А ты мне коммунистические морали пришел читать. Мне вышка светит, а ты, видно, отомстить пришел — старые обидки припомнить. Очень высокоморально, да. Ну мсти, мне ведь так-то мало досталось в тюрьме, давай, мсти теперь — ты в силе, твоя очередь.

Все-таки он был знатным манипулятором. Рей заметно растерялся.

— Тебя хоть кормят тут нормально? — спросил он.

— Кормят… несвободой, — напыщенно усмехнулся Леон. Рей сконфуженно попрощался и вышел. Мы посидели за пивком в соседнем баре и отправились в гостиницу — наутро предстоял первый день суда.

Вышка Леону не просто светила. И я, и многие другие были убеждены, что исход дела очевиден.

Смертную казнь в СТК отменили уже лет десять как, да и до того мало применяли в последнее время. Но все новообразованные коммуны Зоны Развития ее вводили, и они же потребовали введения казни в обязательном порядке и в бывшей Федерации. Всемирный УК был к этому моменту уже разработан и действовал. Смертная казнь через расстрел входила в него. Применялась уже теперь в довольно редких случаях — но разве случай Леона не был как раз из таких редких?