Анджей Бодун - Слепые идут в Ад [litres]

– Вот именно. – поддержал меня доктор Штранге. – Пока у нас в Европе наука погрязла в бездоказательных гипотезах "за" и "против" существования реликтового гоминоида, здесь, в Тибете, живет себе какое-нибудь дикое племя, которое вот уже несколько тысяч лет возит на них воду и ездит в гости.

– От этих прохвостов всего можно ожидать. – кивнул Эйб. – Лагер, ну придумайте же ему имя! В конце концов именно вы его спасли! Я смутился.

– Откуда я знаю? "Питекос" – по-гречески обезьяна: австралопитеки там всякие, питекантропы. Назовите его Пит – он толстый и пушистый.

– Идет. – 6росил через плечо проходивший мимо Кларк. – Питом звали моего старшину в сержантской школе в Аннаполисе. Такая была скоти-ина!

Мы двигались все дальше на восток, и с каждым днем очертания Паданга на горизонте приближались к нам. Чем ближе мы подступали к этой твердыне черной веры, тем пристальнее и неотступнее наблюдали за нами ее невидимые соглядатаи. Они возникали всегда безмолвно и тут же исчезали или маячили в отдалении, сливаясь с камнями и зарослями тугая. Мы заметили, что обычно перед их появлением Пит проявляет какое-то особое беспокойство и жмется к нашим мулам.

Вообще же дзу-те чрезвычайно разнообразил и, я бы даже сказал, украсил нашу поредевшую кампанию. Наблюдения за ним отвлекали от невеселых мыслей. Он с первого взгляда невзлюбил тибетцев и никогда не подходил к нашим рабочим, не смотря на то, что те пытались приманивать его сахаром и орехами. В их заискивающих глазах жили страх и неприязнь к безмолвному гиганту.

Дзу-те развязали по настоятельному требованию и под полную ответственность Эйба, в котором Пит, кажется, признал хозяина и побаивался его. Он также привязался ко мне и к доктору Штранге, а за Кларком просто ходил хвостом. Впрочем, этому были свои причины. Дело в том, что Кларк, в отличие от полезных начинаний доктора Штранге, попытавшегося вывести у Пита блох, уже третий день учил тупое животное жевать жвачку. Занятие это Питу чрезвычайно нравилось, но результаты были плачевны.

– Ну что за бестолочь такая! Плюй, а не глотай, тебе говорят! – выходил из себя сержант. – Больше не получишь, так и знай!

– Послушайте, Кларк, – не выдержал, наконец, доктор Штранге. – я не знаю, что там у вас в желудке, но если так будет продолжаться, то его кишки просто слипнутся, и он умрет. Я заявляю это вам со всей ответственностью, как врач.

Пришлось бросить эксперимент неоконченным. Кларк спрятал жвачку в карман и ушел, а Пит еще долго бегал за ним, дергая его за рукав и требуя новой порции.

Непобедимую любовь дзу-те к сладостям смогла затмить лишь одна поистине испепеляющая страсть. На второй день Штранге, обеспокоенный заживлением раны, дал своему пациенту рыбий жир для подкрепления сил. Он накапал его на хлеб с солью, и с тех пор Пит не знал покоя. Дзу-те оказался наивно хитрым и, заметив, что любимое лакомство ему дают, только когда он плохо себя чувствует, начал скулить на каждом привале. Шлиссенджер. гневно пресек это попрошайничество, отвесив гиганту довольно сильную затрещину.

– Я же обхожусь без рыбьего жира! – заявил он. – И ты будь добр не ныть.

– Эта скотина объест весь лагерь. – Карриган просто не терпел Пита. Впрочем, это было взаимно. – Если вы не хотите пристрелить его, так отпустите на все четыре стороны!

– Он никуда не уйдет. – резко возразил Эйб. – Вы же видите, Пит привык к людям. Если мы его прогоним, он погибнет в дикой среде.

Действительно, каждый день Пит поражал нас своей удивительной домашностью. В первое же утро мы были потрясены, когда собираясь в путь и навьючивая мулов, заметили, как Пит отработанным движением взвалил себе на шею один из мешков с провизией.

– Дорого бы я дал, чтобы узнать, кто его этому научил. – сказал Эйб.

Я развел руками и пошел седлать мула.

На исходе третьего дня мы достигли небесных ворот Паданга. Серые клочья облаков плыли над пропастями ниже нашей дороги. Воздух был разрежен и сух, все чувствовали себя отвратительно, то и дело у кого-нибудь начинала идти носом кровь, болела голова.

Как обычно удивлял один Шлиссенджер, который с каждым метром вверх становился все бодрее и бодрее. Он прыгал по камням, понукал мулов и издевался над лордом Карриганом, старавшимся не показывать, как его ведет из стороны в сторону. Хайдеггер тоже не обнаруживал ни усталость, ни страха. Минутами казалось, что только его авторитет удерживает наших рабочих-тибетцев от открытого бунта и отказа следовать дальше. По временам они начинали что-то возбужденно кричать на своем гортанном языке, но смолкали, чуть только кто-нибудь из нас оборачивался к ним.

– Чего все так боятся? – нервно передернул плечами Лабриман. – Ведь это же монастырь… монахи…

– Монахи-и. – презрительно протянул Эйб, расстегивая кобуру и оставляя ее в таком положении. – Вы что в Монте-Кассино или у дверей Оптиной Пустыни? Тут вас съедят живьем и не подавятся, а потом опять вроде как монахи.

Секретарь побледнел и отъехал от нас. Мы приближались к нижним окованным медью воронам монастыря. Как видно, нас давно ждали, и навстречу к нам вышли двое братьев в черных шелковых зенах, накинутых поверх обычных монашеских плащей оранжевого цвета. Их лица выражали надменность и неприязнь. Видно было, что наше появление под стенами обители не доставило им радости.

– Здесь не буддийский монастырь и мы не даем приют путникам. – презрительно заявил один из них по-французски, в ответ на наше приветствие.

Это был молодой китаец с очень тонкими аристократическими чертами лица и неприятной мертвой улыбкой на бесцветных губах. Его товарищ, тибетец, выглядел менее неприступно.

– Мы готовы заплатить вам за ночлег и корм для животным "белыми деньгами". – обратился к нему через переводчика Карриган.

В Тибете, где все и вся принято получать на обмен, обычные деньги ценятся очень высоко и, видимо, лорд был уверен, что его предложение произведет должное впечатление.

– Белыми деньгами? – усмехнулся китаец. – Почему не белыми костями?

Он повернул к нам руку ладонью вперед, как бы отстраняя наше предложение. Но в глазам у его товарища мелькнул алчный огонек, он что-то быстро заговорил на местном диалекте, обращаясь к китайцу, и все время почтительно кивая ему головой.

– Наши шансы не так уж плохи. – тихо сказал Хайдеггер, выступавший сейчас в роли переводчика. – Я думаю, что смогу уговорить их.

Он сделал несколько шагов к монахам и тоже включился в разговор, усиленно жестикулируя и притоптывая. Было видно, что Рампа обменивается с ними какими-то ритуальными знаками, и они неохотно ему отвечают.

– В чем дело, в конце концов?! – не выдержал Карриган. – У меня есть бумаги из ООН, предписывающие всем оказывать нам содействие.