Дэвид Митчелл - Литературный призрак [litres]

– Пойдем отсюда, – предлагает Татьяна.

Внезапно мы оказываемся на улице, меня подхватывает водопад и швыряет в вечерние огни. Улицы полны теней и света и шагов и конфетной яркости и трамвайных рельсов и ласточек. Никогда раньше не обращала внимания на окна наверху капеллы Глинки, они такие изящные. Как эти штуковины называются? Джером наверняка знает. Аркбутаны, что ли? Этой ночью звезды неверные. Между ними скользит яркая точка. Что это? Комета, ангел или обветшалая советская орбитальная станция совершает свой последний полет? Прохожие косятся на меня, и я стараюсь идти как можно ровнее, а фонарь сгибает длинную шею, как жираф. В дирекции Эрмитажа горит одно окно. У главного хранителя возникла потребность в ком-то, но, слава богу, на этот раз не во мне и не в Татьяне. Мы проходим мимо темного автомобиля.

– Эй, красотки, сколько за обеих?

Я плюю в окно и крою матом по-черному. Татьяна увлекает меня дальше.

– Пойдем-ка ко мне, – говорит она. – Выпьем кофе. Сделаю хот-доги. А будешь хорошо себя вести, не пожалею французской горчицы.

Куда ни посмотришь – любой вид вставляй в раму и вешай на стену. Это вам не мазня Джерома. Настоящий шедевр. Куда настоящее, чем те шедевры, которые мы крадем. Потому что даже они – копии. А Джером делает копии копий. Голова юноши. Замшелый колодец. В полицейский фургон загоняют девушек с зелеными тенями на веках и персиковыми румянами на щеках и везут в отделение, где каждую оштрафуют на пятнадцать долларов и отпустят. Так что им придется всю ночь работать, восполнять упущенное. На этом месте взорвали царя, так говорила мама, давным-давно. Теперь я говорю это Татьяне, но она не слышит, потому что мои слова растеряли все звуки. В квартале неподалеку слышен какой-то треск – фейерверк или выстрелы? Вот была бы картина. Машина с кирпичами вместо колес. Очертания фабричной крыши, печная труба, закопченные кирпичи, картина из закопченных кирпичей. По переулку скачет конь. Как он сошел с пьедестала? Мальчишка на роликах, прическа – гребень, как у динозавра. Бомж на скамейке, под головой вместо подушки – мешок с газетами. Туристы в ярких футболках – так и манят: «ограбьте нас». Каналы, купола, кресты и серпы и… ах!.. И даже ил у берега…

Я дышу, потому что не могу не дышать. Я люблю Руди, потому что не могу не любить.

– Татьяна, – говорю я, перегнувшись через перила и глядя в воду. – Ты не права…

– Уже недалеко, – произносит ее голос. – Дойдешь?

По реке плывет патрульный катер. На нем красивые огни, синие и красные.

Из Татьяниной квартиры я помню только часы, что трезво роняли тики и таки, точно тапки в пропасть. Все сверкало и раскачивалось, и Татьяна была рядом, говорила, что чего-то хочет, была такая теплая, и я не собиралась никуда уходить. Потом я вспомнила, что у меня сегодня день рождения, но только решила сказать об этом Татьяне, как сразу же забыла. Помню, как Татьяна посадила меня в такси, назвала водителю мой адрес и расплатилась.

Я вернулась и сразу поняла, что Руди дома. Было часа три ночи. Я замешкалась на пороге. Он, конечно, спросит, где я была. Про Татьяну можно спокойно рассказать. Он не рассердится. Пусть проверяет, если захочет, хотя он, само собой, всегда верит мне на слово.

Я повернула ключ в замке, открыла дверь и обмерла – Руди, в одних трусах и носках, наставил на меня пистолет. Волна адреналина напрочь смыла опьянение. За спиной у Руди в ванной горел свет и лилась вода. Он чертыхнулся и опустил пистолет.

– Маргарита, ты забыла про условный стук. Огорчаешь меня, котенок мой шаловливый.

Няма бросилась навстречу, выгнула спину дугой, потерлась о мою ногу, подталкивая меня к кухне.

– Милый, я без условного стука, потому что пришла к себе домой.

– А как я, по-твоему, должен догадаться, что пришла ты, а не менты?

И что на это возразить? Для Руди у меня никогда нет возражений. Но сегодня он в хорошем настроении, не орет на меня.

– Извини.

– Ничего страшного. Все мы иногда ошибаемся. Но, котенок, умоляю, не повторяй больше этой ошибки, а то случится беда. Проходи, проходи. Ты сегодня припозднилась. Я уже начал беспокоиться. По улицам ходят злые собаки, могут съесть моего маленького котенка.

– Я встречалась с коллегой по работе. Ее зовут Татьяна, – начала я, но Руди меня не слушал.

В гостиной стоял огромный букет роз – красных, желтых, розовых.

– Руди! Это мне?

Руди улыбнулся, и я растаяла. Он вспомнил про мой день рождения! Впервые за три года!

– Конечно тебе, котенок. Кому же еще?

Он поцеловал меня в лоб. Я закрыла глаза, приоткрыла губы, хотела ответить на поцелуй, но Руди уже отвернулся. Он забыл налить в вазу воды, и я унесла цветы на кухню. Какой чудесный аромат. Как в саду, давным-давно.

– У меня к тебе маленькая просьба, – сказал Руди мне в спину. – Ты же не откажешь, правда?

– В чем?

– Приезжает мой партнер по бизнесу. Друг Грегорского. Очень важная шишка в нужных международных кругах. Он из Монголии. Фактически всем там заправляет. Ему нужно где-то остановиться, совсем ненадолго.

– И что?

– Может, поселить его в свободной комнате?

Вода перелилась через край вазы.

– Если он заправляет всем в Монголии, почему бы Грегорскому не поселить его в свой пентхаус?

Я совсем забыла о Няме, и она напомнила, что у нее есть когти.

– Тогда полиция сможет его вычислить. Он заправляет всем в Монголии, но, так сказать, неофициально. Даже монголам приходится делать вид, что у них демократические выборы, чтобы получать от Запада кредиты и займы.

– То есть ты хочешь, чтобы я поселила у себя уголовника? Мне казалось, что мы решили этот вопрос раз и навсегда.

– Конечно, котенок, конечно. Но сейчас я просто хочу оказать услугу приятелю!

– А зачем себя ограничивать? Давай тогда сразу откроем ночлежку для наркоманов и маньяков-поджигателей.

– Ради бога, не делай из мухи слона! Сейчас в свободной комнате хранятся ящики с моим товаром. Какая разница? А он никакой не уголовник. Он занимает достаточно высокий пост, который позволяет ему пересекать границу за Иркутском без таможенного досмотра. Хельсинки отпадает. Грегорский нашел покупателя в Пекине. На обратном пути наш друг захватит с собой Делакруа. Чем меньше он наследит, тем для нас же лучше.

– Но ведь обычно Грегорский просто дает взятку таможенникам…

– У Грегорского все схвачено только на северной границе, с Финляндией там и с Латвией. А надежных людей в Сибири у него нет. Так что он доверяет только мне. Только нам. Котенок… – (Его руки поглаживали мне живот.) – Котенок, давай не будем ссориться. Это же ради нашего будущего. – (Он большим пальцем ткнулся мне в пупок.) – В один прекрасный день тут будет наш малыш… – (Его губы защекотали мне шею, но я все еще сердилась.) – Котенок! Ну, котенок… Да, наверное, я слишком многого прошу, но мы с тобой уже почти у цели. Я тут подумал, ты все правильно сказала, тогда, у Джерома. Ну, про Австрию… Надо уезжать, пока нам хвост не прищемили. Прости, что я сорвался. Я ненавижу эти свои срывы, ты же знаешь. Это все стресс. Нервы сдают. Отыгрываюсь на самом дорогом человечке. Потом проклинаю себя… – бормотал Руди. – Котенок! Посмотри на меня, ну, посмотри! Видишь, как я, придурок, тебя обожаю…