Дэвид Митчелл - Литературный призрак [litres]

– Да.

Он втянул щеки и снова скрылся в подсобке.

Татьяна улыбнулась:

– Вы удивились моему звонку?

Тон психотерапевта.

– Немного. А что, не следовало?

Она предложила мне сигарету. Я предложила ей свои – «Бенсон и Хеджес». Она невозмутимо взяла сигарету, хотя любой русский на ее месте восхитился бы. Наверное, в Польше все курят «Бенсон и Хеджес». Я позволила ей поднести зажигалку к моей сигарете.

– Вы давно работаете в Эрмитаже, Маргарита?

– Примерно с год.

– Наверное, знакомы с интересными людьми?

Помимо воли я подпала под очарование ее улыбки. Татьяна задавала слишком много вопросов, но лишь потому, что хотела расположить меня к себе.

Что ж, Маргарита Латунская умеет общаться с такими особами.

– Вы имеете в виду главного хранителя? Господи, никак квашня Петровна и ее подпевалы вам уже насплетничали?

– Ну эти насплетничают и о том, как трава растет.

– Мои отношения с главным хранителем ни для кого не секрет. Но они начались уже после того, как я устроилась на работу. А устроилась я благодаря другим знакомствам. У меня связи в мэрии. Не вижу ничего плохого в наших отношениях. Я не замужем, а его жена – не моя проблема.

– Полностью согласна с вами. Наши взгляды на жизнь во многом совпадают.

– Кажется, вы упоминали о том, что замужем?

В чашке Татьяны кружил водоворот сливок.

– Вы умеете хранить секреты?

– Еще как.

– Это людям типа Рогоршева я говорю, что замужем, – чтобы не приставали. На самом деле все гораздо сложнее.

Я жду подробностей, но напрасно.

– Такие дела, Маргарита… Лучше расскажите о себе. Мне все интересно.

Прошло восемь часов. Мы упились. По крайней мере, я – точно. Мы сидели в ирландском пабе на Рубинштейна, за дальним столиком. Кубинское трио наигрывало джаз, медленно, по-змеиному, повсюду колыхались какие-то кусты в человеческий рост, с резиновыми листьями. В зале горели свечи – старый проверенный способ сэкономить на электроэнергии под маркой оригинальности. Я вдруг сообразила, что куда бы мы с Татьяной ни пришли, там царит полумрак. Она оказалась тонким ценителем джаза и вин – судя по всему, привыкла жить на широкую ногу, но напоказ этого не выставляла. А еще она порывалась платить за все сама. Я трижды возражала, но в конце концов она меня переубедила. Впрочем, оно и к лучшему. Терпеть не могу просить у Руди денег.

Она прекрасно разбиралась в самых разных вещах. На сцену поднялся негр и заиграл на трубе с сурдинкой. Татьяна засияла и стала еще прекрасней. Мне почему-то подумалось, что она пережила какую-то трагедию. Я по себе знаю, что беспощадная красота бывает помехой счастью.

– Больше похож на Майлза Дэвиса, чем Майлз Дэвис, – пробормотала Татьяна.

– Это тот, который первым перелетел через Атлантику {93}?

Она не услышала.

– Медная тарелка солнца прячется в облаках.

Мужчины обращали на нас внимание. Иначе и быть не могло. Татьяна – редкостная птица в этих краях. А что до меня, вы уже знаете, каких мужчин притягивает Маргарита Латунская. Даже трубач подмигивал мне из-за своей сияющей трубы. Ей-богу, мне не померещилось. Интересно, каково это – заниматься любовью с чернокожим. С арабами, с узкоглазыми, с американцами мне приходилось иметь дело, а вот с неграми – никогда.

Столик у сцены заняла молодежь – три юные парочки. Всем не больше двадцати. Парни в костюмах, взятых напрокат, держались с напускной уверенностью, девушки – с напускной непринужденностью. Получалось плохо.

Татьяна кивнула в их сторону:

– Вот она, молодость и любовь.

В ее голосе звучал надрыв.

– А ты не хочешь оказаться на их месте?

– С чего бы?

– Они такие молодые, красивые, увлечены друг другом. В этом возрасте любят искренно и чисто, сама знаешь.

– Маргарита! Ты меня удивляешь! Мы обе прекрасно знаем, что любви на свете не существует.

– А что же тогда существует?

Татьяна погасила сигарету в пепельнице. Лукаво улыбнулась:

– Разнообразные потребности.

– Ты шутишь!

– Ничуть. Посмотри на эту малышню. Мальчишки хотят затащить девчонок в постель, чтобы, образно выражаясь, раскупорить бутылочку и выплеснуть известную жидкость. Если мужчина высморкался, никто не называет это любовью. Почему же считают великим таинством опустошение другой части мужской анатомии? Что касается девчонок, то и они не прочь позабавиться, потому что либо рассчитывают на какой-нибудь подарок, либо постельные утехи тоже доставляют им удовольствие. Впрочем, в этом я сомневаюсь. Неопытные юнцы слишком быстро сходят с дистанции.

– Татьяна, ты говоришь о сексе! О сексе, а не о любви.

– Секс – это товар, предлагаемый в лоб. Любовь – тот же товар, но в заманчивой упаковке. А прибыль одна и та же.

– Но любовь не имеет ничего общего с корыстью. Настоящая, глубокая любовь бескорыстна.

– Настоящая, глубокая любовь – это корысть, запрятанная так глубоко, что выглядит бескорыстной.

– Я любила. И люблю. Любовь отдает и ничего не требует взамен. Мы не животные, Татьяна.

– Мы всего лишь животные, Маргарита. Что тебе дает главный хранитель?

– Речь не о нем.

– Не важно. Сама подумай. За что мужчина тебя любит? Если не станешь лгать себе, то признаешь: это приносит ему какую-то выгоду. Ответь мне. Почему он любит тебя, а ты любишь его?

Я замотала головой:

– Любовь есть любовь. И никаких «почему» тут быть не может. В этом-то все и дело.

– «Почему» есть всегда. Потому что всегда хочется что-то получить от любимого. Может быть, защиту. Или ощущение собственной исключительности. Или прекрасное сияющее будущее вместо унылой обыденности. Или отца для нерожденных детей. Или престиж. Любовь – это клубок всевозможных «почему».

– И что же в этом плохого?

– А я разве говорю, что это плохо? История зиждется на человеческих желаниях. Вот почему мне смешно, когда люди начинают проникновенно вещать о загадочной силе большой и чистой любви, которой они якобы управляют. «Любить кого-то» означает «испытывать потребность в чем-то». Любовь заставляет людей совершать эгоистичные, идиотские, жестокие и бесчеловечные поступки. Ты спрашиваешь, поменялась бы я местами с этим молодняком? Я не против украсть у них молодость, но трансмигрировать в юное тело я согласилась бы только при условии, что сохраню свой разум. В противном случае лучше поменяться местами с мартышкой в зоопарке. Влюбиться – значит стать заложником желаний любимого, а обрести свободу можно, только если его кто-нибудь пристрелит.

Я с ужасом представила, как из груди Руди словно бы выдергивают пробку и из отверстия вытекает кровь, как вода из ванны.

– Если моего любимого пристрелят, я расправлюсь с убийцей.

Паб раскачивается и подпрыгивает, музыка пульсирует в глазах, их туманят слезы.