Дэвид Митчелл - Литературный призрак [litres]

На самом деле я драммер. Ну, барабанщик. Нашу группу я назвал «Музыка случая», в честь книги одного типа из Нью-Йорка {100}. Мы, если так можно выразиться, «беспорядочное музыкальное товарищество». В общей сложности нас человек десять, и в зависимости от того, кто собирается на сцене, те и выступают. Это уж как повезет. У большинства весьма беспорядочный стиль жизни. Играем в основном свои вещи, хотя, если с наличными туго, исполняем все, что пожелают слушатели в зале. Нам уже предлагал контракт один лейбл, крупнейший в южной Бельгии, но мы решили дождаться кого-нибудь посерьезней – EMI, к примеру, или там Геффена {101} 101 …дождаться кого-нибудь посерьезней – EMI, к примеру, или там Геффена. – EMI («Electric & Music Industries») – британская компания, основанная в 1931 г., одна из крупнейших звукозаписывающих фирм в мире. Дэвид Лоуренс Геффен (р. 1943) – американский продюсер, основавший в 1980 г. лейбл «Геффен рекордс». . «Музыка случая» очень популярна в Словакии, кстати. Прошлым летом мы отыграли там несколько концертов, нас здорово принимали.

Вообще-то, я и писатель тоже. Точнее, литературный негр или литературный призрак, как вам больше нравится. Моим первым опубликованным проектом стала автобиография некоего Денниса Макесона, пейс-боулера, который в середине восьмидесятых играл в сборной Англии по крикету. Дождливое было время {102} 102 …в середине восьмидесятых играл в сборной Англии по крикету. Дождливое было время. – Имеется в виду крикетный сезон 1985 г., когда сборная Англия выиграла турнир «Эшес». Все лето шли затяжные дожди, однако же болельщики до сих пор именуют его «летом любви». . «Твистлетуэйтский торнадо» заслужил высокую оценку «Йоркшир пост»: «Кто бы мог подумать, что перо Макесона так же виртуозно, как и его крученые подачи! Как так?! {103}» Окрыленный успехом, я взялся за историю жизни одного престарелого типа, Альфреда, который живет рядом с Хэмпстед-Хит вместе со своим бойфрендом Роем, – тот помоложе, правда ненамного. Я прихожу к ним раз в неделю, Альфред вспоминает молодость, я записываю его рассказы на магнитофон, кое-что конспектирую, а потом за неделю превращаю все это в связное повествование. Рой, сын какого-то канадского сталелитейного магната, расплачивается со мной еженедельно. Эти деньги я трачу на оплату своего жилья и походы по винным барам.

В лабиринте улиц северо-восточного Лондона немудрено заблудиться. Похоже, я сбился с пути. Улочки вьются и петляют среди скверов, тупиков, проездов и аллей. Пару месяцев назад мы с чемпионкой Уэльса по кикбоксингу резвились до утра в каком-то автодоме, где-то за Хаммерсмитом. Она сказала, что Лондон напоминает ей гигантский лабиринт с крысами. Я с ней согласился, но с оговоркой – здешние крысы любят свой лабиринт.

Все трещины на тротуаре присыпаны листьями. В детстве я часами пинал палую листву, стараясь не наступать на трещины {104} 104 …пинал палую листву, стараясь не наступать на трещины… – Отсылка к английской поговорке и связанному с ней распространенному суеверию: «Step on the crack, break your mother’s back», то есть «На трещину наступишь – родную мать погубишь». и собачьи какашки. Раньше я был суеверным, теперь и это прошло. Раньше я верил в бога, теперь и это прошло. Потом я был марксистом. Мы с лидером нашей партийной ячейки стояли у станции метро «Квинсуэй» и приставали к прохожим – что они думают о боснийском вопросе. Естественно, большинство пожимали плечами и отворачивались. «Значит, сэр, у вас нет своего мнения на этот счет?» Брр, вспомнить стыдно.

Кто я теперь? Да вроде как никто, только постарше. Ну, может быть, немножко буддист.

Не пора ли поволноваться о месячных Поппи? Презерватив подложил нам подляну. Когда он там порвался? Десять дней назад. По идее, месячные у нее должны начаться в конце следующей недели. Если опоздают на неделю – куда ни шло, это можно объяснить нервотрепкой, связанной с ожиданием. Значит, еще две недели можно не беспокоиться, а на третьей посмотрим. Ну как-то так. Индия была бы счастлива, родись у нее братик, товарищ для игр. А когда, лет через двадцать, какой-нибудь профессор философии задаст ему вопрос, в чем первопричина его бытия, он ответит, теребя сережку в ухе или в носу: «Бешеная страсть и гнилая резина». Случай. Купи я другую пачку презервативов, его бы не было на свете, а может, и не будет. Учти сослагательное наклонение и расслабься.

А может, я бесплоден. Это было бы крайне досадно. Столько денег потрачено на презервативы – и выходит, что зря. Хотя не совсем зря – а СПИД и другие напасти, о них забывать нельзя. Парк Хайбери-Филдс. Ну я вроде почти выбрался. Мне нравится викторианский пейзаж, нравятся стаи голубей в туннелях аллей. Подростки с сигаретами на качелях. Последний раз я был тут в Ночь костров {105}, вместе с Поппи и Индией. Индия тогда впервые увидела фейерверк. Она взирала на все невозмутимо, с королевским достоинством. А потом несколько дней только об этом и говорила. Классная она девчонка, вся в мать.

Скоро снова Ночь костров. Изо рта вырывается парок. Мальчишкой я в такую погоду воображал себя паровозом. Ну как все дети. Старики степенно выгуливают лабрадоров по слякотным лужайкам. На дорожках молодые папаши учат сыновей кататься на двухколесных велосипедах. Некоторые папаши моложе меня. И наверняка приехали на «БМВ» – вон, машины стоят неподалеку. Я же всегда передвигаюсь на своих двоих. А вот прежний дом Тони Блэра. Почтальон вынимает письма из почтового ящика. По кварталам ленточной застройки идешь, как вдоль книжной полки. Студенческая берлога, студия графического дизайна, семейный очаг: кухня в ярких тонах, дверца холодильника вся в детских рисунках, прилепленных магнитиками. Кабинет антиквара. Комната в цокольном этаже, полная игрушек, вертолет кружит и кружит. Гостиная, увешанная охотничьими трофеями и оружием, картинами и люстрами, так и склоняет к грабежу любого, кто идет на стадион «Арсенал» или плетется на биржу труда в Финсбери-Парк. Офисы никому не известных групп психологической поддержки, службы гражданского надзора, отделения бесполезных профсоюзов. Мимо шагают трое в черных костюмах, сворачивают на Калабрия-роуд. Один разговаривает по мобильнику, другой несет черный чемоданчик. Что они делают тут в субботу? Должно быть, риелторы. Почему им выпала такая жизнь, а мне – совсем не такая? Если б я захотел, то мог бы стать адвокатом, бухгалтером или еще кем-то из тех, кто в состоянии позволить себе особняк рядом с парком Хайбери-Филдс. Мои приемные родители – из среднего класса, живут в графстве Суррей. Я учился в хорошей школе. Получил работу в приличной компании, в лондонском Сити. И в двадцать два года жрал на завтрак прозак. У меня был личный психоаналитик. Страшно подумать, сколько денег я потратил на то, чтобы он объяснил, что со мной происходит. Когда я сказал, что меня усыновили, у него глаза аж загорелись! Психология приемных детей была темой его докторской диссертации. Но в конце концов я сам разобрался, в чем проблема. Все дело было в том, что я перестал предпринимать решительные шаги. Нет, не рискованные затеи, а именно решительные шаги, когда срываешься с насиженного места, все бросаешь и начинаешь заниматься чем-то новым, с нуля.