Дэвид Митчелл - Литературный призрак [litres]

Я положил фишку. Последний шанс. На колесо я смотреть не мог. И за диван не спрячешься. Я прикрыл глаза рукой, и меня поглотила тьма.

Время, летевшее почти со скоростью света, вздыбилось. Звуки вязко сгустились, будто гель для волос. Нищета приближалась ко мне, расталкивая толпу. За койку в саммерфордской ночлежке придется отдать двенадцать с половиной фунтов. Лопаточка подталкивала в мою сторону гору фишек. Гора остановилась напротив меня. Я посмотрел на крупье, но он уже отвел взгляд. Пожилой негр с пучками волос в ушах алчно уставился на мои фишки. Две девушки в одинаковых блестящих платьях смеялись мне в лицо.

Сэмюэл Беккет исчез.

Передо мной лежали фишки. Четыреста фунтов. Моя кредитка была спасена.

– Друг мой, нам пора! – сказал Кемаль у меня за плечом. – Я очень рад, что вы не в проигрыше. Пойдемте на второй этаж. Вы хорошо провели время?

Я тяжело сглотнул слюну:

– Самое главное – играть только ради удовольствия.

Ну и что, даже если я не выиграл больше Джибриля, четыреста фунтов у меня в любом случае есть. На сотню больше, чем нужно вернуть на кредитную карту. Проигранные сто пятьдесят фунтов не в счет – они не мои. Прибыль невелика, но это прибыль. Плюс тридцать фунтов за кожанку. Может, этого хватит, чтобы умилостивить Диггера, а вместо недостающих двадцати фунтов буду всю неделю ухаживать за его мастиффами. Так что считай, барабаны вернул. А на следующей неделе «Музыка случая» играет в Брикстонской академии {132}. Там нам всегда платят сразу после выступления, потому что в прошлом году я пару раз перепихнулся с девицей-организаторшей из Студенческого союза. В общем, до конца месяца как-нибудь дотяну.

В зале на втором этаже Джибриль понуро оправдывался перед Богатеньким Кузеном.

– Извини. Похоже, дилер раскусил мою систему.

– Друг мой! – Кемаль завертелся от радости.

Я без всякого выражения посмотрел на него, но внутри у меня все кувыркалось. Значит, моя прибыль увеличится еще на триста фунтов! Итого четыреста! То-то же!

Богатенький Кузен нехотя вытащил бежевый конверт, который Кемаль тут же заграбастал.

– Спасибо, друг мой!

Джибриль насупился и ткнул в меня пальцем:

– Минуточку! Марко сжульничал. Он все проиграл, а потом играл на свои. – Мой бывший друг уставился на меня. – И не вздумай отпираться!

Странная штука деньги.

– А кто сказал, что это запрещено?

Кузен с Джибрилем подступили к Кемалю и попытались отобрать у него конверт. Кемаль отшатнулся, Кузен вцепился в конверт, Кемаль вцепился в Кузена, и они вместе повалились на жардиньерку. Горшки с раскидистыми зонтиками шеффлеры полетели на пол и сбили гонг, который резво поскакал вниз по лестнице, издавая гулкий звон на каждой ступени. Джибриль подобрал с пола конверт, Кемаль с удивительным проворством выполз из-под поверженной шеффлеры и саданул головой в подбородок Джибрилю. Мой бывший друг покачнулся, отступил на несколько шагов и выплюнул выбитый зуб. Кузен регбийным маневром наскочил на Кемаля сзади. Затрещала рвущаяся ткань. Все происходило как в хорошо срежиссированной постановочной драке. Кемаль кувыркнулся, сунул руку в карман и в воздухе сверкнул хищный оскал ножа. Похоже, они вовсе не закадычные друзья.

Из-за угла донеслись встревоженные крики. Мне оставался единственный путь отступления: если странная треугольная дверца в углу не заперта, хорошо туда заползти, пока охранники не набежали, и спрятаться за ней так, чтобы эта троица ничего не заметила и чтобы никому и в голову не пришло меня там искать. Подобный план, естественно, зародился в страусиных мозгах, но бывают ситуации, когда страусиная стратегия – самая верная. Я повернул дверную ручку.

Охренеть! Не заперто! Я протиснулся внутрь, прикрыл за собой дверь, ударился обо что-то головой, ногой угодил в ведро, и в нос шибанул запах моющих средств. Мое убежище оказалось чуланом со швабрами и тряпками.

Послышался топот охранников, крики и возмущенные протесты. Меня охватило странное спокойствие. Как всегда, моя судьба – в руках случая. Поймают так поймают. Я замер, ожидая, что дверь вот-вот распахнется.

Шум удалился вниз по лестнице.

Ну и денек! Неужели я на самом деле в казино? И прячусь в чулане? Да, на самом деле. Как же меня угораздило? Негромкий гул прекратился, и я остался один в тишине, даже не заметив, что ее раньше не было.

Правда – это одно, а правдивость – другое.

Быть правдивым – всего лишь одно из занятий, коим несть числа: ухлестывать за девушками, писать книги за других, торговать наркотиками, управлять страной, конструировать радиотелескопы, воспитывать детей, играть на барабанах и воровать в магазине. Ко всем этим занятиям применимы всевозможные наречия. Быть правдивым можно хорошо или плохо, искренне или притворно. Есть выбор: быть или не быть правдивым.

Правда выше всего этого. Комету не волнует, знают ли люди о ее тысячелетней орбите или нет, а Правду не волнует, что на этой неделе пишут о ней в газетах. Безразличие Правды неизменно. Непостижимо, но как Меркурий, а не как Юпитер. Иногда оборачиваешься и замечаешь ее в струях фонтана, в дуге полета фрисби или в темноте чулана. Причины и следствия почтительно встают и представляются. В такие минуты я понимаю всю бессмысленность беспокойства. Я замолкаю и наблюдаю, как добро неуклюже пробивается сквозь стервозность и неуверенность. Связать свое будущее с жизнью Поппи и Индии – если они согласятся – вот самый главный, бесконечный, потрясающе зашкаливающий решительный поступок, который я могу совершить.

А потом Правда внезапно исчезает, и возвращается беспокойство о банковских счетах и неоплаченных квитанциях.

Я зевнул так широко, что едва не вывихнул челюсть. Адреналин от выпитого кофе и пережитого азарта улетучился. Правда очень утомительна. Пришла пора вылезать из чулана.

Я обменял фишки на деньги, отчаянно желая поскорее зажать купюры в потной ладони, пока меня не опознали. Почему кассиры всегда еле-еле шевелятся?

Наконец-то я обрел свободу. Взял в гардеробе куртку. Меня так никто и не узнал.

В углу вестибюля был телефон-автомат. Я сунул руку в карман, достать мелочь, и тут ко мне подошел Сэмюэл Беккет:

– Вашим друзьям настоятельно рекомендовали продолжить оживленный обмен мнениями в другом месте. Только уже без ножей.

– Кому-кому?

Телефон старой модели, с наборным диском. Кружочки и колесики крутятся по отдельности и все вместе. Я бросил монету в прорезь.

– Поппи! Это я.

– Это ж надо, кого я слышу, не прошло и…

Ехидничает. Устала?

– Я же тебе говорил – был на закрытом просмотре. Глазел, как малыш в кондитерской. А как там крошка-трилобит?

– Заснула обиженная. Хотела, чтобы ты рассказал ей перед сном сказку.