Цезарий Збешховский - Искажение [litres]

– Каким образом она могла бы их убить? – спрашивает лейтенант.

– Например, сжечь, – рискую предположить я. – По какой-то причине она хочет нас здесь удержать, господин лейтенант, и не позволит сбежать стольким людям.

– Это не бегство, Маркус, – разводит руками Остин. – Отряд выезжает завтра утром и вернется на базу самое позднее послезавтра. Мне очень жаль, но твоя теория лишена смысла.

– Я ему уже это говорил, – вмешивается сержант. – Но он не слушает никаких аргументов.

– В таком случае, возможно, она не желает, чтобы мы восстановили связь или сообщили другим, что тут происходит. Откуда мне знать, что замышляет это чудовище?

В пропитанной запахом жира столовой слышится жужжание мухи.

– Похоже, тебе становится хуже, – заботливо говорит Остин.

– Прошу прощения, господин лейтенант. – Я встаю из-за стола и делаю шаг к двери. – Я могу идти?

– Свободен, Маркус. Иди отдохни немного.

Вот моя награда за откровенность – дрожь в голосе встревоженного лейтенанта и мрачный взгляд сержанта. Но я не нуждаюсь в их сочувствии. Не меня сейчас им следует жалеть. Я думаю о парнях, которых командир роты посылает на задание, – о сержанте Крелле, капрале Хейнце, рядовом Сатте и прочих чумазых рожах, которые я знаю, и не в силах примириться с мыслью, что вечером увижу их в последний раз.

Беспомощность – первая ступень в ад.

У стены здания ждут парни из отделения, которые окружают своего повредившегося умом командира, чтобы расспросить о результатах разговора. Похоже, они пытаются меня утешить – якобы Голя сообщил Остину во время сегодняшнего патруля, что больше не поедет на операцию без меня. Это произошло сразу же после того, как он наткнулся с двумя отделениями на вооруженный отряд в Палат-Горга. О случившемся я узнал час назад, когда взвод вернулся с операции, но о просьбе сержанта мне говорят впервые.

– Ты точно не сочиняешь, Крис? – осторожно спрашиваю я.

– Зачем мне сочинять? – удивляется Баллард.

– Нет, шеф, я тоже слышал, – подтверждает Дафни. – Мы вошли во двор, где в хозяйственной постройке затаились трое. Что-то блеснуло в окне, и я крикнул: «Ложись!», а над нашими головами пролетела очередь из автомата. Усиль и Голя привели нас прямо в ловушку.

– Я не могу вас так оставить. Ну не могу, блядь!

– Мы их всех шикарно перестреляли, – говорит Пурич.

– Вот увидите, Голя убедит Остина, – уверенно заявляет Крис.

– Лейтенант только что сказал, что мне становится хуже. – Я скрежещу зубами от злости. – Заебись!

– Да он просто строит из себя солдафона, – качает головой Гаус. – И он далеко не дурак.

– Именно. – Баллард проводит пальцами по светлым волосам и широко улыбается. – Остин и Голя давно знакомы, у них свои счеты. Думаю, лейтенант сейчас играет на нервах сержанта, но знает, что ты должен ездить с нами, Маркус.

– А капитан?

– Остин – страшно упрямая сволочь.

Я смотрю на свое отделение, радуясь, что у меня такие солдаты.

Вторник, 5 июля, 07.35

Палат-Горга, пустыня Саладх, Южный Ремарк

Трудно поверить, но Баллард в самом деле оказался прав. Остин взял меня сегодня в патруль, ничего не объясняя, словно это подразумевалось само собой. Крису следовало бы работать в аналитическом отделе какой-нибудь корпорации, а не гоняться с автоматом за дикарями из Ремарка. Лишь неприязнь к роду человеческому и болезненная фантазия привели его в эти пустынные края.

Отряд Мюллера несколькими минутами раньше выехал на юго-восток – два «кераста» и одна «метка» с людьми и поврежденной аппаратурой. Мы двинулись в противоположном направлении – восемь «скорпионов», первый и третий взводы в полном составе, если не считать лежащего в медсанчасти рядового Инки, убитого капрала Бернштейна и дезертира Листа. Не получив пополнения взамен обоих капралов, Северин разделил людей между Масталиком и Соттером.

Наши войска вновь наносят визит в Палат-Горга. После вчерашней перестрелки, в которой участвовал только ВБР, капитан Бек послал вдвое бо́льшие силы, желая, чтобы жители селения как следует запомнили наше присутствие. Но прежде всего он намерен отвлечь внимание партизан от Мюллера и его команды.

Наша задача – наделать шума, и мы ее добросовестно выполняем. Поставив по четыре машины на обоих краях деревни, оставляем стрелков на башенках и вбегаем между зданиями. Пурич показывает мне двор, где вчера дошло до стрельбы. Ничего особенного – обычный участок с колодцем посредине, стайкой кур и псом на цепи. Когда мы идем по улице, жители в панике разбегаются по домам.

Два отделения выгоняют замешкавшихся на середину улицы. Лейтенант приказывает сделать несколько выстрелов в воздух, а затем сжечь строение, в котором прятались партизаны. Гаус терпеливо ждет у ограды с двумя двадцатилитровыми канистрами.

Прежде чем мы совершим экзекуцию, солдаты Соттера сгоняют в сквер напротив злополучного дома полтора десятка пойманных по дороге селян и старосту деревни. Слышатся крики и завывания женщин. Через забор на другой стороне улицы перепрыгивают несколько детей, исчезнув за углом здания. Голя и Северин орут на Рабо Ламаду, здешнего старосту, а я приказываю парням наблюдать, чтобы никто не напал на Гауса. Я знаю, что Водяная Блоха следит на нами в бинокль с башенки «скорпиона», и это добавляет мне смелости, позволяя сосредоточиться на другом.

С того момента, как мы покинули машины, я не спускаю глаз с Неми. Сейчас она стоит возле лейтенанта Остина и переводит старосте, перекрикивая толпу и обоих сержантов, почему мы вынуждены сжечь то здание. Насколько же ненавидят нас эти люди! А еще больше – помогающую нам переводчицу.

Я проталкиваюсь в их сторону, чувствуя, как голова пульсирует от окружающих звуков, от переплетающихся в воздухе и насыщенных истерией слов. Такое впечатление, будто внутри черепа шум постепенно растет, хотя снаружи он не кажется громче.

Мгновение спустя я уже точно знаю, что мне необходимо добраться до Неми.

– Слушай, случилось нечто странное.

Девушка поворачивается ко мне. Миниатюрное лицо покрыто потом, темные глаза бегают из стороны в сторону. Похоже, она пытается сосредоточить на мне взгляд, но ей это не слишком удается.

– Маркус, не сейчас.

– Неми, не знаю, как такое может быть, но я понимаю этих людей. Понимаю, что они тебе говорят. Староста только что кричал, что мы бандиты, и я прекрасно его понял. Будто в моей голове открылся некий канал.

– Прошу тебя, перестань. Ты легко мог догадаться. К тому же бо́льшую часть этого я сейчас повторяю лейтенанту. И довольно громко.

– Нет, не в том дело. – Я смотрю ей в глаза. – Скажи мне что-нибудь по-армайски.

Неми произносит несколько хриплых фраз, совершенно не подходящих для ее розовых губ.