Эрик Ингобор - Этландия

Перед ней лежала картофельная кожура. Грязные, вытащенные из мусорной ямы очистки. Она отдирала от кожуры ножом куски картофеля. Рубила их. Клала на горячую сковороду. И когда кусочки задымились и стали подгорать, она смешала все вместе в кашицу. Выцарапала каплю маргарина со дна жестянки, смазала им пюре и протянула бледному, нетерпеливо ожидавшему ребенку.

Ян Бигоп был полезным жильцом (у него столовались). Он был тихим и аккуратным жильцом (не пил и платил исправно). Правда, его считали тихопомешанным на почве голода, но то, что выкинула на следующий день «г-жа Ян», не поддавалось никакому объяснению. В часы, когда почтенные и трудолюбивые обитатели «Ноева Ковчега» (как, например, г-н Путек с женой) предаются послеобеденному отдыху, в коридоре раздался такой пронзительный лай, что мясник Путек зарычал, соскочил с кровати, высунулся в коридор и гаркнул:

— Соседка! Опять ваша сука лишает меня отдыха!

— Ничего подобного, моя собака в комнате.

Лай повторился. Высунулись жильцы, больше встревоженные громовым голосам мясника, чем необычным лаем неизвестной собаки.

В коридоре появился Ян Бигоп, лицо его было на редкость серьезно и сосредоточенно. Он подошел к столпившимся жильцам. Постоял минуту и вдруг пронзительно залаял на них: «Гав-гав-гав-гав!» Перепуганный г-н Путек побледнел и, засучив рукава, крикнул:

— Что это за шутки?!

Бигоп еще яростнее набросился на него: «Гав-гав-рр! Гав-гав!»

— Сошел с ума, — тихо и определенно констатировала г-жа Люне.

Бигоп, рыча, подошел к Путеку… и, о ужас!., как собака на столбик, поднял на него ногу…

Г-жа Шлюк опустила худые кости рук и вынесла приговор:

— Он пьян. Что еще за безобразие?

Бун к шепнул хозяйке:

— Тише. Госпожа Шлюк, он пьян — следовательно, получил деньги. Не троньте его…

Бигоп стал на четвереньки у своих дверей и жалобно заскулил «Ух-ух-ух-ух!» и скрылся в комнате. Чей-то голос в коридоре с завистью повторил:

— Пьян… получил деньги…

Г-н Путек вздохнул:

— Я был пьян последний раз в тысяча девятьсот двадцать седьмом году, весной…

В комнате Бигоп поднялся на ноги, вытащил блокнот и, прислушиваясь к самому себе, записывал:

«Я могу даже наблюдать в этом состоянии свои реакции!.. Хочется бегать на четвереньках. Замечательно. В гортани спазма. Интересно. Лай, настоящий лай!»

Его собачьи повадки чередовались с научными записями.

Г-жа Шлюк постучала в дверь и для разведки закинула свой нос в щель.

— Господин Бигоп, сегодня срок квартирной платы.

Бигоп разразился злым лаем.

— Пес, настоящий пес. Слушайте, кобель, вы скоро проспитесь? Вот я надену вам намордник!

Оставшись один, Бигоп взволнованно засуетился, размахивая руками.

«Особачение» подтверждено объективно!..

Какие выводы! Какое открытие!

Какие перспективы! Сейчас же за анализ!

Надо проверить опыт на других людях и на мясе других животных!

В воскресный день, как всегда, г-н Бунк сидел в гостях у мясника Путека, прихлебывал пиво и любовался богатой растительностью на широкой груди хозяина. Настроение у старика было плохое, он чувствовал, что мясник сегодня в ударе и трудно будет отстаивать первенство сторожей уборных в этландском государстве.

Путек аппетитным жестом вытер пену со своих грозных усов:

— Ох, Вуквер, вот старик, вот голова! Какая голова! Понятно, лучшие бойни! Вы, небось, сидите в своей уборной и ничего не знаете… Что произошло три дня тому назад? А?

— Не знаю. Хм!.. Ограбили банк в Истере.

— Банк… Ваше заведение ограбили!.. Я участвовал в конкурсе мясников Этландии! Хо! Съели? Пейте пиво и не скрипите зубами от зависти.

Бунк старается изо всех сил делать вид, что он не завидует мяснику (но если тот не врет, это действительно обидно… Почему нет конкурса сторожей уборных?).

— Я бился. На лучшего мясника Этландии! Вы, старый таракан, понимаете что-нибудь в этом деле? Торжество! Съехались лучшие люди Этландии! Го-го! Черт бы их взял! Парни — два метра в плечах. Усы — кольцом. Руки — как бычья ляжка. Конечно, хмуро посматривали мы друг на друга. Крутили усы. Оглядывали соседа спереди, сзади, как бычка… Пришли господа в сюртуках и фраках из синдиката боен. Хозяева. Все лучших фирм. Корпик, Базун, Сильверн… Наш старик Вуквер речь держал. Как поэтически умеет сказать старый хрящ! «Мясным делом, делом боен издавна славилась Этландия…» «Где мясо душистее нашего?» «Чьи ножи свежуют изящней?» Так и сказал: «Великий национальный праздник, господа мясники, для вас наступил». Потом выдали. С иголочки. Новые белые костюмы. Синие резиновые фартуки. С номером на груди. Мне вышел сорок третий. Черт тебя придуши копытом! Паршивое число. С какого края ни хвати ножам — все плохо. Четыре — хвост от четырнадцати. Три — хвост от тринадцати. Знамена цеха мясников принесли!.. Пейте, Бунк, и не сопите от зависти!.. Оркестр: медью, как громом, по башке бьет. Вышли мы на убойный двор. Трибуны — все в национальных флагах. Народу! Цилиндры, котелки… Дамы так и глядят! Мы тоже глаза на трибуну вылупили, усы накручиваем, дамочкам подмигиваем… Только не сплетничайте жене, старая подошва!.. Идем. Ножи звенят. Впереди знамя цеха по морде лентой бьет. Дамы перчатками машут, подбадривают, чисто борцов в цирке. Эх! Взглянули бы, дорогой Бунк, как восемьдесят парней ножи вынули вроде салюта. Лапами, заросшими волосами, как у богатырей, вдруг вскинули с сотню ножей. Подошли к судейской ложе. С розетками флагов. Министр животноводства, изящно размахивая цилиндром, напомнил правила конкурса. На каждого дали пять быков, десять коров, пятнадцать баранов… Кто скорее перережет, тот победитель. Золоченая чаша. Тысяча стейеров!

— Где же ваша чаша и стейеры? Может, в щелку глядели на конкурс?

— Полегче! За щелку можно и кружкой стукнуть! Старая крыса! Слушайте и не перебивайте. Нашел свое убойное стойло под номером сорок три. Дали сигнал на точку ножей. На солнце заблестели ножи. А ножи — во! — как мечи! Зашуршали оселки и подточники. Рядом со мной номер сорок четыре — богатырь из провинции. Точит нож и меня глазами меряет. Точно свежевать собирается. А парень, видно, мастер. Грудь. Я точу и думаю: «Чаши не взять. Не те времена. Вот когда холостой был. Но честь участвовать — тоже не пустяк!» Тут началась первая часть праздника — повели скот. Стада быков, баранов, коров… Мычание, хохот из лож, музыка, блеяние. Два раза обвели перед трибунами. А скот надрывается, завывает, чувствует, в чем дело… Приготовили скот в порядке в стойлах. Замерли. Все работали лицом к трибунам. И там тоже замерли. Нервные дамы нюхают что-то. Другие наоборот — трепещут. Как ударит колокол! И пошло! Как бешеные, бросились мы на скот… Быки ревели так, что казалось — небо треснет! Кровь по глаза лицо залила. Утирать нет времени. Смотрю, сосед последнего быка под нож ставит. Дамочки воют от восторга. Я своего второго впопыхах не дорезал. Он дергается и ревет. Никогда со мной этого не было. Черт! Я его докалывать, а время идет, судьи торчат на носу, чтоб удар был правильный. Кровь хлюпала, как ливень. Фонтанами вверх била… Поглядели бы вы на морды тех, кто сидел на трибунах: у них пена выступила: кровь по нервам ударила… Никогда коровы так истошно не мычали. Шутка — музыка, народу столько. От крови — пар, кровь хлюпает, бараны блеют. С трибун крики. Музыка. Когда старший мясник Вуквера дорезал последнего барана, ударил колокол. У меня еще осталось шесть штук. Чашу вырезал господин Скорн, мое начальство, и то приятно. Ну, так ведь это лучший мясник в мире!