Сара Ведлер - Созерцатель. Вечная молодость

Я наблюдаю за Скиннером. Время от времени кто-то из гостей недоверчиво рассматривает его, но стоит ему пошевелиться, как они снова отводят взгляд. Непроизвольно задаюсь вопросом, всегда ли он вызывает такую реакцию. Мне неизвестно, как люди на Ничьей Земле относятся к купидам, но вполне могу себе представить, что именно здесь, где практически никто не может себя защитить, они могут похищать детей. В связи с этим они вряд ли могут надеяться на расположение местных жителей.

Последний раз, обведя помещение взглядом в поисках Слэйда или кого-то из его шпионов, я ставлю бутылку обратно на комод и вхожу в гостиную. Женщина уверенно продолжает петь, в то время как мужчины поднимают головы и с любопытством рассматривают меня.

Только Скиннер не шевелится и даже не поднимает взгляд. Но когда я встаю рядом с ним у стойки, он приветствует меня: — Ты целую минуту стоишь перед дверью, чтобы потом так незаметно войти? Я рассчитывал на большее. Бряцание оружием или боевой клич.

— Как ты мог меня видеть? — недоверчиво спрашиваю я.

— Мне не нужно тебя видеть, чтобы заметить.

Немного поколебавшись, я сажусь на одну из пустых табуреток рядом с ним.

— Поэтому у тебя получалось все время следовать за нами? Ты… чуял наш запах?

Скиннер улыбается и делает еще один глоток из стакана. Жидкость в нем какого-то нездорового цвета, желтоватая, с легкой примесью оранжевого. — Умная девочка.

— Как давно ты у нас на хвосте?

Скиннер качает мутную жидкость туда — сюда и, обдумывая, надувает губы, прежде чем ответить мне.

— Какое это имеет значение?

— Я просто хочу знать, с кем имею дело.

— Мы уже обсуждали, что это к делу не относится.

Певица позади нас добирается до кульминации своего исполнения, и я автоматически перевожу свое внимание на нее.

— Явись передо мной, освети темноту и забери меня на небо. — Она наклонила голову назад и поет, смотря в потолок, как будто хочет, чтобы ее четко и ясно услышали и на первом этаже. — В небе начинается утро, ничтожные тени земли исчезают…

Мужчины за столом практически одновременно поднимают стаканы и кружки, чтобы спеть вместе с ней последнюю строчку:

— И в жизни, и в смерти, о господин, будь со мной.

Скиннер нервно стонет и незаметно качает головой.

— Будем надеяться, что богу нравится такое ужасное пение.

Мне совсем не ясен его сарказм.

Он опустошает стакан и замечает мое замешательство. Пренебрежительное выражение его лица сменяется улыбкой.

— Точно. Ты ведь не знаешь бога.

— Это он тот господин, о котором она пела? — спрашиваю я сквозь одиночные аплодисменты.

— Да. — Скиннер бросает скептический взгляд через плечо. — Персонаж из одной старой саги.

— Что это значит?

— Честное слово, Джолетт, они вас что, в Лондоне, ничему не учат? — Скиннер задорно смеется, отставляя стакан в сторону, поворачивается ко мне. — Скажем так, Бог — это сказочный персонаж, дающий людям надежду.

Я непонимающе смотрю.

Скиннер отвечает на мой взгляд.

— Джо, ты никогда не спрашивала себя, почему в городе запрещены старые языки и книги? Все эти истории, наполненные надеждой, спасением и божественной справедливостью? Безнадежность делает человека неприхотливым. Кому не на что надеяться, тот довольствуется малым.

Я смотрю на женщину, осторожно заворачивающую свой инструмент в потрепанную, старую тряпку. На губах у нее играет легкая улыбка, несмотря на нездоровый, серый цвет кожи на ее щеках румянец.

— Сай как-то говорил об этом Боге, — тихо говорю я. Я точно не уверена, но насколько я помню, он использовал это слово, когда мы были в Хайворте.

Скиннер тихо смеется.

— Неудивительно, что он тебе так нравится. Я сейчас заплачу, честно.

— Не будь таким зловредным, — нападаю я на него. — И прекрати эти намеки.

Скиннер наклоняется ко мне, приблизив свое лицо к моему. — Видимо твой Сай происходит из другого мира, из того, где знают принцип надежды. Ты моя дорогая, попробовала этот принцип и теперь одержима им.

Я отклоняюсь. Пытаюсь наполнить смыслом его загадочные слова. Сай выходец из школы созерцателей, точно также, как и я. По ее правилам, наши воспоминания начинаются с первым занятием. Он не может знать ничего такого, чего не знаю я. Однако Скиннер прав — в Сае есть какая-то уверенность, убеждение, которые мне неизвестны. Какое-то время мои мысли заняты не Скиннером, его происхождением и прошлым, а Саем. Слишком поздно мне становится понятно, что он наверняка хотел добиться именно такого эффекта.

Он кладет несколько монет на стойку. Хозяин рассматривает их, сощурив глаза. Но решает не спрашивать, откуда у нас вдруг появились наличные, и прячет деньги. Скиннер встает со своего места.

— Эй! — я держу его за локоть. — Вернись.

Он пристально смотрит на меня.

— Так легко ты от меня не отделаешься.

Он неохотно садится и заказывает еще один стакан с желтой жидкостью.

— Я слишком долго слепо доверяла тебе. Я хочу знать, кто ты и откуда тебе известно о махинациях Ли.

Скиннер отворачивается и ждет, пока ему подадут напиток. Он пододвигает к себе стакан, обхватывает его обеими руками. — Я никто. Просто помощник. Тот, у кого хорошие намерения.

— Ни у кого не бывает просто так хороших намерений. — Я пододвигаюсь ближе к нему. — Хочу быть честной. У меня нет ощущения, что мы должны остерегаться тебя.

Он поворачивает голову в мою сторону и поднимает бровь.

— Но я не слепая. Я вижу в тебе купида, хоть ты и говоришь, что таковым не являешься. Поэтому я не могу и дальше принимать твою помощь. До тех пор, пока не получу от тебя логическое объяснение.

Скиннер оглядывает зал через плечо. Мужчины собираются уходить, их заметно шатает от спиртного, поэтому они вынуждены держаться за стулья.

— Хочу только внести в протокол, что я очень неохотно веду этот разговор.

— Принято к сведению.

Скиннер улыбается, затем снова поворачивается к стойке и одним махом выпивает стакан. Когда он, наконец, заговаривает, его голос звучит хрипло.

— Я его сын.

Я в растерянности наклоняю голову.

— Чей сын? Слэйда?

— Я сын Дориана Джеда Ли.

Я в недоумении уставилась на него.

— Ты брат Пейшенс?

Лицо Скиннера превратилось в маску, твердую и ожесточенную.

— Я знаю, это трудно представить. Она — целительница, а я — бастард. Хорошие гены были у нас односторонне распределены.

— Скиннер, я не понимаю… — У меня и в самом деле кружится голова. У брата Пейшенс в жилах течет кровь купида, как такое возможно?

— У моего дедушки, — объясняет он — видимо, что-то было с женщиной купидом. Если конечно у меня верная информация. В результате этой связи на свет появился мой отец. — Он пожимает плечами. — Поэтому эта маска.