Манон Фаржеттон - Десять дней до конца света

– Ты даже не представляешь… Я жду мое такси.

– Твое такси?

– Полицейскую машину.

Лили-Анн вспоминает, как они использовали маячок несколько дней назад. Надо же, есть еще полицейские, которые продолжают работать. Эта мысль тоже успокаивает, как будто не всё окончательно пошло вразнос.

Валентин остановился внизу лестницы, чтобы не мешать их встрече. Ручонка Нинон сжимается на бедре Лили-Анн. Племянница всегда дичилась незнакомых людей. В их присутствии она становится тихой и замкнутой, хотя с близкими – огонь. Ей нужно время, чтобы обвыкнуться. Лили-Анн хочется успокоить ее – он друг, детка, не переживай, – и в то же время ей не дает покоя собственное недоверие к этому неуловимому хамелеону.

– Это Валентин, – только и говорит она. – Вон того, кто спускается, зовут Браим. А там, наверху, Сара и Гвенаэль.

Ч – 82

Гвенаэль замер на ступеньках, словно в ступоре. Он окидывает взглядом бухту. Всё до мелочей похоже на то, что родилось в его воображении: скалистый мыс, возвышающийся справа естественным трамплином, крутая тропа в скалах, рисунок берега, черная линия водорослей, выброшенных приливом, мерцающая зелень воды, невесть откуда взявшаяся земля и деревья слева, два черных мыса, вдающихся далеко в воду с обеих сторон… Небольшое усилие – и он воочию видит своих персонажей внизу, на песке. Лили-Анн была права. Здесь разворачивается действие его романа.

Как он мог придумать место, которое существует на самом деле? И каким чудом встретил именно ту девушку, которая привела его сюда? Более того: по какому невероятному совпадению ветер бросил его листки в руки Лили-Анн? Цепь событий, связавшая его с этим местом, ошеломляет. Есть ли скрытый смысл в этой ситуации, на первый взгляд не имеющей никакого смысла? Сами взрывы – существуют ли они с единственной целью привести его со спутниками на этот пляж? Абсурд. Мир не вращается вокруг него. Тогда как же это понимать?

Вскоре, однако, более насущный вопрос заслоняет все другие. Как объяснить Саре то, что стало для него очевидностью? Гвенаэль не уйдет отсюда. Он уже знает, что это выше его сил. А Саре, стоящей рядом, Саре, страдающей от неподвижности, уже не терпится поспешить к друзьям.

– Мне очень жаль, Сара.

– Жаль? Чего?

– Я должен… Я останусь здесь. Чтобы писать. Она вскидывает на него глаза.

– Ты хочешь сказать, что…

Да, именно это он хочет сказать, и по мере того как до Сары доходит, недоверие с примесью возмущения проступает на ее лице.

– Я буду писать на этом пляже, – подтверждает он. – Это мой пляж, тот самый, из книги, понимаешь…

– Нет. Я не понимаю. Мы договорились… Ты согласился присоединиться к ним и закончить твою историю, закончить нашу историю там!

Ее голос звенит от гнева. Это правда, он обещал, что они встретятся с ее друзьями дальше на побережье. «Гульнем в последний раз перед концом света», – предложили они: разнузданное, потное, колоссальное празднество, ода жизни перед встречей со смертью.

Гвенаэль согласился сопровождать туда Сару без энтузиазма, ведь для него праздник жизни – это писать, а не пить до рвоты и трахать всё, что движется.

– Я знаю, я согласился, – тихо говорит он. – Поэтому мне очень жаль.

Он всей кожей чувствует злой взгляд Сары. Круто развернувшись, она удаляется к саду.

Ч – 79

Лили-Анн поднялась в дом с Лорой, Марком и Нинон. Поиграла с племянницей. Придумывать игры приходится ей: Нинон разучилась включать воображение. Как будто стена взрывов по мере приближения разрушает в ней мечту. У Лили-Анн щемит сердце, когда она это понимает.

Лора и Марк за столом в гостиной что-то выстукивают на клавиатуре ноутбука. Женщина-полицейский сегодня не появлялась. Лили-Анн подходит, ей любопытно.

– Интернет у вас ловит?

Экран ее смартфона пуст вот уже много часов.

– Через пень-колоду, – отвечает Лора, – но работает. Дело даже не в сигнале, а в том, что множество сайтов отключены… Так, на противоатомные убежища рассчитывать не приходится, они уже переполнены.

Лили-Анн смотрит на нее, не понимая.

– Мы ищем способ защититься от взрывов, – объясняет Марк.

– Но…

Только теперь Лили-Анн осознаёт, что она смирилась с мыслью о собственной неминуемой смерти, с перспективой конца света, о котором говорят все. А вот Лора и Марк не опустили рук. Может быть, потому что у них есть Нинон? Приходится менять угол зрения, став родителями.

Лили-Анн подтаскивает стул, садится рядом с ними.

– Блокгаузы? – предлагает она, вспомнив совет своего соседа.

– Я смотрела видео взрывов, боюсь, они недостаточно прочны. Мы подумали о пещере внизу утеса. Вот только гранит внутри сильно подточен водой. Он может рухнуть сам собой и убить нас или похоронить под обломками.

– И всё-таки пока это мне кажется самым надежным убежищем, – замечает Марк.

Лили-Анн хочет им помочь. С каждой новой идеей Лора и Марк пускаются в сложные подсчеты сопротивления материалов и жалуются, что не располагают всеми данными. Лили-Анн ничего в этом не понимает. Математика, физика, геология – не ее сильные стороны.

Она оборачивается к веранде – зимнему саду, как называл это помещение отец, поливая десятки выращенных им растений в горшках. Нинон прилипла к стеклу и с опаской наблюдает за лошадьми, привязанными к ограде в саду. Сара успела их расседлать, и они спокойно пасутся. Лили-Анн спускается с трех ступенек веранды. Ее кобылы здесь нет. Сара, должно быть, отпустила ее на волю, решив, что она ей больше не понадобится.

– Хочешь, пойдем посмотрим их? – предлагает Лили-Анн племяннице.

Нинон качает головой. Слишком рано. Она побаивается животных и еще не привыкла к их присутствию.

Лили-Анн трогает пальцами нежные листочки апельсинового деревца, лимонного. Ее отец так много времени проводил, ухаживая за ними, что они стали плодоносить. В этом году дать плоды им не успеть. Нинон, заинтригованная, подходит к ней, тоже гладит листья, смотрит на нее вопросительно.

– Знаешь что, Нинон? Сейчас мы их освободим.

– Кого освободим?

– Растения. Вынем их из горшков и посадим в саду.

– Зачем?

Какой ужасный фатализм в ее голосе. Нинон шесть лет, и, несмотря на все усилия родителей, она знает, что скоро умрет; так зачем теперь всё, зачем верить, зачем играть и зачем играть, будто веришь, зачем?

Сглотнув ком в горле, Лили-Анн спрашивает:

– А ты бы хотела умереть в горшке?

Нинон смотрит ей в глаза. Пожимает плечами.

– Нет, – признает она.

– Вот я и думаю, что они тоже не хотят.

– Это же растения, они не могут хотеть.

– Откуда ты знаешь? Может быть, нам просто неведомо, как взаимодействовать с растительным миром, как его слушать. Может быть, у нас неподходящие для этого уши или слабые рецепторы. В тропических лесах есть деревья-великаны, несколько десятков метров в высоту, а вот поди ж ты, даже кончиками ветвей они не касаются других деревьев, держат дистанцию, как будто из вежливости или стыдливости не затрагивают жизненное пространство соседей. Это называют застенчивостью кроны. И мы ни малейшего понятия не имеем, как это работает. Знаешь, Нинон, а я уверена, что деревья тоже могут говорить и думать, но их форма общения настолько непохожа на нашу, что нам ее не понять. Вот мы и делаем вид, будто ничего этого нет. А это несправедливо.