Михаил Савеличев - Проба на излом [litres]

Внизу расстилалось лесное море. Тяжелые тучи нависали над тайгой, словно предвещая шторм. Вертолет казался ветхим корабликом, зажатым меж двух грозных стихий. Если бы не оглушающий шум винтов, сидящие в вертолете наверняка услышали гул и потрескивания – звуки высоковольтной линии электропередачи. Собственно, вдоль такой линии и летел вертолет, как будто не доверяя приборам и ориентируясь на проложенную в тайге широкую просеку, по которой тянулась ЛЭП-500, воспетая в знаменитой песне А.Пахмутовой и Н.Добронравова.

– Нехорошие места, – сказал Севастьянов, но Иван Иванович даже не повернул к нему тяжелую голову, рассматривая в иллюминатор, как в тайге все чаще и чаще появлялись черные проплешины Сельгонских болот.

Не дождавшись ответа директора, Севастьянов наклонился к сидящему через проход от него Антонову:

– Тут полгода назад пропал вертолет с Козыревым, – и только сказав об этом, прикусил язык. Эк, некстати! Напоминать приемнику о предшественнике, да еще при таких обстоятельствах. Неловко получилось. – Он с семьей летел, женой и пятилетней дочкой, – все же давящая атмосфера за бортом не давала остановиться. Севастьянов относился к той породе людей, которым беспокойство развязывает язык.

– Большая трагедия, – сказал с заднего кресла Иван Братов. – Ведь это он меня в институт пригласил заведовать лабораторией.

– Знаю, – процедил Антонов, надеясь пресечь неприятную тему.

– Лэп пятьсот непростая линия! – затянули с задних рядов нестройными, а точнее говоря изрядно подпитыми голосами актер больших и малых жанров Тренкулов и главный лесничий лесхоза «Энергетик» Степанов. С момента посадки в вертолет оттуда, где они сидели, доносилось подозрительное звяканье и бульканье. Впрочем, замечания им Иван Иванович не делал, видимо посчитав, что для работника культуры подобные перелеты на винтокрылой машине чересчур волнующее испытание.

– Я слышал, он собирался в Москву лететь, – продолжил Братов, – в цека партии правду искать.

– Ага, сначала здесь морочил всем головы и проводил антинаучные эксперименты за государственный счет. Аморалку, понимаешь, завел. Потом решил, что ему неправильно строгача по партийной линии влепили, да с поста директора НИИ турнули, – раздраженно сказал Антонов. – Правдоискатель хренов… Лжеученый, Лысенко от электричества…

– Почему же он в Москву через Сельгонские топи полетел? Билетов на самолет в Братске не досталось? – не унимался Иван, явно страдавший тем же недугом, что и Севастьянов.

Вертолет резко качнуло, в иллюминаторы плеснуло дождем. Пассажирам показалось, будто в равномерный гул винтов вплелся подозрительный кашель, а затем громыхнуло и сверкнуло так, что все на некоторое время оглохли и ослепли.

– Что за черт?

– Что происходит, вашу мать!

– Долетим?

– Язва вам в глотку!

– Тише, товарищи, тише! Ничего страшного! – молчавший до того времени Арон Маркович возвысил голос. – Мы всего лишь попали в грозу!

– Всего лишь… – хмыкнул Степанов и приложился к горлышку бутылки. Вертолет раскачивало так, что нечего было и думать воспользоваться стаканом.

– Оне… оне… с земле… бие… – пробормотал до смерти перепуганный Тренкулов.

Дверь кабины распахнулась, и оттуда осторожно выбрался второй пилот. Он наклонился к Наймухину:

– Иван Иванович, сложные метеоусловия. Просим вашего разрешения посадить вертолет. Сейчас будет удобная площадка. Пару часов переждем и взлетим.

Тот из-под нависших бровей мрачно взглянул на пилота, потом на иллюминатор, залитый дождем так, что ничего не рассмотреть.

– Добро, – буркнул он. – Сажайте… вашу мать…

Ирида первой заметила падающую птицу. У той имелись странные, похожие на стрекозиные, крылья, и округлое тело с сине-белыми подпалинами. Бьющие в небо молнии безжалостно жалили птицу, отчего она страшно выла.

Больше всех перепугалась Церера. Она нырнула в горячее болото и сидела там, скукожившись, кусая пальцы и втягивая голову в плечи, будто странная птица не падала, а выискивала добычу. Например, её, Цереру.

Когда почва под ногами дрогнула, и вой стих, Миранда стряхнула с перьев плаща прилипшую грязь и запрыгала по торчащим из болота останкам огромных чудовищ. В такую погоду ей всегда чудилось, будто чудища начинают шевелиться, пытаясь выползти из трясины. Хотелось зажмуриться или, во всяком случае, не смотреть по сторонам, сосредоточившись на том, куда приземлиться после очередного прыжка. Наверное, именно поэтому лежащего человека опять же разглядела глазастая Ирида:

– Сюда, Миранда, сюда!

– Дохляк, – проворчала вечно голодная Юнона, – полакомимся плотью.

Миранда допрыгала до находки, на цыпочках дошла до тела, наклонилась:

– Мне кажется, он жив. Дыханье слышу я…

– То газы гнусные из него выходят, – скривилась Юнона. Упускать добычу она не собиралась.

Ирида уперлась когтями в плечо лежащего и перевернула на спину. Человек застонал.

– Как он отвратен, будто Калибан! – щелкнула клювом подоспевшая Церера. Полупрозрачная слизь из горячего источника стекала по ее телу. – Наверно, с кем-то спарился наш Калибан… медведем или зайцем!

– Заткнитесь, глупые, – Миранда опустилась на колени, собрала стекавшую с Цереры лечебную слизь и намазала лицо лежащего. Грязь запузырилась, сползая с кожи неопрятными лохмотьями, обнажая страшные раны. Но полупрозрачная масса заращивала их на глазах Миранды и духов. Когда все закончилось, Юнона громко сглотнула, а ее пустой живот издал тоскливый звук.

– Какой хорошенький! – всплеснула крыльями Ирида. – На дятла он похож столь гордым профилем и носом. Вот и жених тебе, Миранда! Ты дождалась его, счастливо избежав чудовища, что пристает к тебе с тех самых пор, когда созрела ты как дева и плод чудесный выносить готова.

– Ах, прекрати, – Миранда легко вскочила на ноги и топнула так, что брызги полетели во все стороны. – Должна отцу я рассказать о том, кого нашли. Вы оставайтесь здесь, а если он очнется, накормите медом. И кончиком пера не вздумайте его обидеть. Я побежала!

Как никогда путь к жилищу показался Миранде столь далек. Буря грохотала, плотными потоками дождя обрушиваясь на высокую, в два роста девушки, траву. Когда Миранда подбежала к дому и готова была выскочить из кустов, сообщить отцу об удивительной находке, то оказалось он не один.

Ариэля Миранда опасалась. Имелось в нем такое, от чего ее охватывал озноб. Не отвратительное, нет, но пугающее, словно он пребывал по другую сторону разверстой бездны, в которую можно рухнуть, слишком засмотревшись на Ариэля или заслушавшись его колдовского голоса. Поэтому она старалась держаться от него подальше, особенно когда он вел с отцом одну из тех бесед, в которых Миранда не понимала ни словечка.