Роберт Маккаммон - Лебединая песнь

Робин поискал под сиденьем и не нашел ничего, кроме стреляных гильз. Он открыл бардачок. Есть! Внутри лежали тусклый револьвер и ключ. Он вставил ключ в замок зажигания, повернул его и надавил на газ. Двигатель закашлял, зарычал, потом заревел в полный голос, и грузовик затрясся. Робин в изумлении посмотрел на педаль сцепления. «Черт!» — подумал он. Когда они планировали побег, он забыл сообщить Джошу, что его опыт вождения невелик. Впрочем, он знал, нужно выжать сцепление, чтобы включить скорость, что он и сделал. Потом нажал на акселератор и резко отпустил сцепление.

Грузовик рванул вперед, как ракета. Джоша отбросило к краю платформы, и он едва удержался, чтобы не вылететь.

Робин отжал сцепление. Грузовик взбрыкнул, как дикий жеребец, и помчался через лагерь, задевая припаркованные машины и разметав с десяток солдат, прибежавших на шум. Пуля раздробила ветровое стекло, осколки осыпали голову и лицо Робина, но он рукой прикрыл глаза и продолжал ехать.

Грузовик прибавил скорость. Мелкие стекляшки блестели в спутанных волосах Робина, как мокрые бриллианты. Он дотянулся до револьвера, открыл барабан и обнаружил в нем четыре патрона. Грузовик чуть не врезался в трейлер, но выехал на открытую дорогу и стрелой помчался из лагеря.

Прямо впереди был поворот направо, за которым, знал Робин, дорога пойдет к горе Уорик. Сбавив скорость перед крутым поворотом, он увидел в грязи следы шин джипа. Джоша, на миг ослабившего хватку, швырнуло к противоположной стене, да так, что ему пришло в голову, что он наверняка не раз вспомнит этот день.

Им нужно было догнать Сестру и Сван прежде, чем наступит последний час — где бы и когда бы то ни было. Робин вел машину по горной дороге как сумасшедший. Грузовик заносило, колеса кидало из стороны в сторону. Джош держался изо всех сил. Грузовик задел ограду справа, из-под колес полетели искры. Внезапно бетонная плита под колесами заскользила, руль вырвался из рук Робина, грузовик с шумом понесся к краю скалы.

Робин всем телом навалился на руль, чтобы повернуть его. Нога боролась с тормозом. Колеса взрывали грязь. Бампер прогнул ограждение дороги почти на шесть дюймов, и только тогда грузовик остановился.

Потом Робин почувствовал, что машина заскользила назад по разбитому бетону, грязи и снегу. Он надавил на аварийный тормоз, но тяги не было. Грузовик скользил назад, быстро набирая обороты. Робин пытался переключить скорость на первую. Но он знал, что это конец.

— Прыгай! — крикнул он, открыв дверь, и прыгнул сам.

Джош не заставил себя ждать. Он выпрыгнул из кузова грузовика, упал в грязь и откатился в сторону. Машина промчалась мимо него. Она скользила, ее переднюю часть заносило, как будто она пыталась развернуться, — и тут из-за поворота внезапно выскочил джип с пятью солдатами «Армии совершенных воинов». Он мчался в гору — слишком быстро, чтобы остановиться.

Хатчинс увидел ужас, застывший на лице водителя. Солдат инстинктивно выставил руки, словно стремясь удержать металлическую громадину. Грузовик и джип на полном ходу столкнулись, тяжелый тягач вытолкнул более легкую машину за оградительный барьер и подтащил к кромке обрыва. Джош выглянул как раз вовремя: он увидел кувыркавшиеся в воздухе человеческие тела, услышал вопли — и тела исчезли в пропасти, джип — а может, грузовик — взорвался, окутав все пламенем и черным дымом.

Беглецы не стали тратить время на осознание того, как близки они были к такому же полету. Джош все еще сжимал в руках автомат, а Робин — револьвер с четырьмя патронами. Итак, остаток пути им предстояло пройти пешком, и следовало спешить. Джош шел, увязая в истерзанной земле. Робин следовал за ним. Они поднимались туда, где жил бог.

Сразу после пощечины Друг вцепился в воротник незнакомца и подтащил этого человека к джипу. Под пальто на «боге» были грязные лохмотья синей клетчатой рубашки и брюки цвета хаки. На ногах — кожаные мокасины и изумрудно-зеленые носки. Сестра поняла, что такой неопрятный, с дикими глазами человек до семнадцатого июля мог бы превосходно вписаться в уличную толпу Манхэттена.

— Я мог бы обойтись с тобой очень плохо, — прошептал Друг. — Ты не представляешь, как плохо я мог бы с тобой обойтись…

Мужчина плюнул в восковое лицо Друга — тот отшвырнул его на землю и ударил по ребрам. Мужчина скорчился, пытаясь защититься, но Друг продолжал в бешенстве бить его. Он вцепился «богу» в волосы, кулаком сломал ему нос и разбил нижнюю губу. Потом он рывком поставил «бога» на ноги, чтобы остальные могли его видеть.

— Посмотрите на него! — вопил Друг. — Вот вам бог! Сумасшедший старик, у которого вместо мозгов дерьмо! Я приказываю, смотрите на него!

Он схватил мужчину за бороду и повернул его окровавленное лицо к Сван и Сестре:

— Он — ничто!

Друг погрузил кулак глубоко в живот «бога», но держал самозванца прямо, даже когда колени у того подогнулись. Он снова начал избивать его, но спокойный, ясный голос сказал:

— Оставь его в покое.

Злодей заколебался. Сван стояла во втором джипе. Дождь стекал по ее лицу и волосам. Она не могла смотреть, как избивают старика, не могла молчать.

— Оставь его, — повторила она.

Человек с алым глазом скептически улыбнулся.

— Ты слышал? Убери от него руки.

— Я сделаю все, что захочу! — проревел он и положил руку на щеку старику. Его ногти вспороли кожу. — Я убью его, если захочу!

— Нет! — запротестовал Роланд. — Не убивайте его! Дело вот в чем… Мы должны найти черный ящик и серебряный ключ! Вот для чего мы сюда приехали! Вы сможете убить его потом!

— А ты не указывай мне, что делать! — закричал Друг. — Это мой праздник!

Он бросил вызывающий взгляд на полковника Маклина, который сидел и незряче смотрел вперед. Потом глаза Друга встретились с глазами Сван.

За секунду он успел увидеть себя ее бестрепетными глазами: уродливое ненавистное создание, маленькое личико спрятано за огромной маской Хеллоуина, как раковая опухоль под марлей.

«Она меня знает», — подумал он и испугался, как когда-то испугался стеклянного кольца, почерневшего в его руке.

Вдруг вернулось воспоминание о яблоке, в том числе собственное желание принять его. Поздно! Поздно! Всего за один миг он увидел, кем и чем он является, — и в этом коротком отрезке времени он познал себя таким образом, который отбросил давным-давно. Отвращение к самому себе всколыхнулось в нем, и внезапно он испугался, что увидит и поймет слишком много — и тогда начнет расползаться, точно старый костюм, и его унесет ветром.

— Не смотри на меня! — пронзительно закричал он.

Он поднял руку, чтобы заслонить лицо. Прикрытые ладонью, его черты вспенились, как грязная вода, потревоженная камнем.