Роберт Маккаммон - Лебединая песнь

Она решила выяснить это и шагнула. Видение не распалось.

«Если это сон, — сказала она себе, — тогда, клянусь Богом, я где-то далеко от Нью-Джерси, потому что в лицо мне дует ветер!»

Сестра пошла по сухой земле и кукурузе, но пыль при этом не заклубилась у нее под ногами. Возникло ощущение, что она плывет над пейзажем, как дух, хотя знала, что ступает по полю. Когда Сестра приблизилась к холму, то увидела, что это гора из земли, тысяч обгоревших стеблей кукурузы, кусков дерева и цементных блоков, спрессованных в единое целое. Неподалеку виднелся перекрученный железный предмет, который когда-то был автомобилем, а в десяти-пятнадцати ярдах от первого лежал другой. Повсюду валялись куски железа, дерева и каменные обломки. Тут лежал патрубок бензонасоса, там — обгоревшая крышка чемодана, обрывки одежды, детские вещи. Сестра прошла — во сне, подумала она — мимо колеса фургона, наполовину погрузившегося в землю, и наткнулась на остатки вывески с сохранившимися буквами: «П… о… у». Она остановилась ярдах в двадцати от похожего на могилу холма.

«Забавная вещь сны, — подумала она. — Лучше бы приснился толстый бифштекс и фруктовое мороженое».

Сестра огляделась по сторонам, но ничего, кроме опустошения, не увидела.

Но нет. Что-то на земле, какая-то маленькая фигурка, привлекло ее взгляд, и она направилась к ней. Кукла, поняла она, подойдя поближе. Кукла. Сохранился лишь клок синей шерсти, приклеенный к туловищу, и два пластмассовых глаза с маленькими черными зрачками, которые, Сестра знала, будут двигаться, если куклу поднимать. Сестра встала над ней. Вещь показалась ей знакомой, и она подумала о своей погибшей дочери, которая усаживалась перед телевизором. Старая детская передача «Улица Сезам» была ее любимой.

И Сестра вспомнила, как ее дочь показывала на экран и восторженно кричала: «Коржик!»

Коржик. Именно он и лежал сейчас у ее ног. Вид куклы на этой опустошенной земле затронул в сердце Сестры струну страшной печали. Где теперь ребенок, которому принадлежала эта кукла? Унесен ураганом? Или засыпан и лежит мертвый под землей?

Она нагнулась, чтобы подобрать Коржика. Руки прошли сквозь куклу, как будто та состояла из дыма.

«Это сон, — подумала Сестра. — Это ненастоящее! Это мираж в моем сознании, и я иду по нему во сне».

Она отступила от куклы. Это к лучшему, что игрушка останется здесь, если только ребенок, потерявший ее, когда-нибудь придет обратно.

Сестра крепко зажмурилась.

«Теперь я хочу вернуться, — подумала она. — Я хочу вернуться туда, где была, оказаться подальше отсюда…»

— …вы думаете?

Ее ошеломил этот голос: как будто кто-то нашептывал ей в ухо. Она посмотрела туда, откуда он шел. Над ней нависло лицо Дойла Хэлланда, застывшее между огнем в камине и собственным отражением на поверхности кольца.

— Что? — спросила она.

— Я спросил, о чем это вы думаете. Куда унеслись?

«Действительно — куда?» — удивилась Сестра.

— Далеко отсюда, — сказала она.

Все было как прежде. Видение исчезло, но женщине казалось, что она все еще чувствует запах обугленного зерна и ветер на лице. Сигарета в ее пальцах догорала. Сестра в последний раз затянулась, щелчком бросила окурок в камин и положила стеклянное кольцо обратно в сумку.

Мысленно она еще ясно видела земляной холм, колесо фургона, искореженные остатки автомобилей и Коржика с синей шерстью.

«Где я была?» — спрашивала она себя и не находила ответа.

— Куда пойдем утром? — спросил Хэлланд.

— На запад, — ответила она. — Мы продолжаем двигаться на запад. Может быть, завтра мы найдем автомобиль с ключом зажигания. Может быть, каких-нибудь людей. Не думаю, что в ближайшее время возникнут проблемы с едой. По дороге можно будет насобирать достаточно. Во всяком случае, я никогда не проявляла особую разборчивость в еде.

А вот с водой все же возникнут проблемы. Краны в кухне и ванной в этом доме пересохли, и Сестра решила, что ударные волны разрушили водопровод.

— Вы действительно думаете, что где-нибудь будет лучше? — вскинул Дойл обожженные брови. — Ветер разнесет радиацию по всей стране, и если взрывы, пожары и облучение не уничтожат людей, то это сделают голод, жажда и холод. Я бы сказал, идти все-таки больше некуда. Я прав?

Сестра глядела на огонь.

— Я уже говорила, — наконец произнесла она, — никто не обязан идти со мной, если не хочет. А теперь мне надо поспать. Спокойной ночи.

Она заползла туда, где под коврами сгрудились остальные, легла между Арти и Бет и попыталась заснуть.

За стенами выл ветер. Дойл Хэлланд осторожно потрогал железную пластину в ноге. Он сидел, слегка нагнувшись вперед, и переводил взгляд с Сестры на сумку, которую она прижимала к себе. Задумчиво хмыкнув, он докурил сигарету до фильтра и бросил ее в камин. Потом устроился в углу, лицом к Сестре и остальным, и смотрел на них добрых пять минут, блестя глазами в темноте, а затем откинул голову назад и уснул — сидя.

Все началось со сдавленного голоса, звавшего из-за забаррикадированной двери спортзала: «Полковник? Полковник Маклин?»

Маклин, стоя на коленях в темноте, не отвечал. Неподалеку Роланд Кронингер щелкнул предохранителем автомата, справа сверху доносилось тяжелое дыхание капитана Уорнера.

— Мы знаем, что вы в спортзале, — продолжал голос. — Все остальное мы уже обыскали. Соорудили себе милую маленькую крепость, да?

Как только Роланд сообщил о случившемся в кафетерии, они забаррикадировали дверь зала камнями, кабелем и частями разбитых механизмов. Мальчик подал прекрасную идею разбросать по коридору осколки стекла, чтобы мародеры, пробираясь в темноте, изрезали ладони и колени. За минуту до того, как раздался окрик, Маклин расслышал ругань и злобные причитания и понял, что стекло сделало свое дело. В левой руке полковник держал импровизированное оружие — часть механизма от тренажера «Наутилус супер пуловер», кусок трубчатой металлической стойки примерно два фута длиной с двенадцатидюймовой цепочкой, заканчивающейся зубчатым колесом.

— Пацан у вас? — спросил голос. — Я доберусь до тебя, мальчик. Ты действительно славно постарался, гаденыш.

Теперь Роланд знал, что Шорр не погиб, но по тому, как тот выговаривал слова, мальчик понял, что сержант потерял половину зубов.

Нервы у Тедди Уорнера сдали:

— Уходи! Оставь нас в покое!

«О черт! — подумал Маклин. — Теперь Шорр точно знает, что поймал нас!»

Наступила долгая тишина. Потом сержант сказал:

— У меня голодные люди, которых надо покормить, полковник. Мы знаем, что у вас там целый мешок еды. Разве это правильно — взять все себе?

Маклин не ответил, и искаженный голос Шорра прокричал: