Роберт Маккаммон - Лебединая песнь

Она вздрогнула от вежливого стука в дверь ванной комнаты.

— Сван? Все хорошо, детка? — спросила Леона Скелтон.

— Да, мэм, — ответила она, но голос ее был неуверенным, и она знала, что женщина это заметила.

Помолчав, Леона добавила:

— Хорошо, я дам тебе еду, когда ты будешь готова.

Девочка поблагодарила ее, сказав, что выйдет через несколько минут, и Леона ушла. Чудовищная маска для Хеллоуина вновь появилась в зеркале.

Сван оставила свою грязную одежду Леоне — та заверила, что попробует отстирать ее в котелке и высушить над огнем, — и потому завернулась в свободный мягкий мальчишеский халат и надела белые толстые носки, приготовленные для нее хозяйкой. Халат был извлечен из сундука с одеждой, принадлежавшей сыну Леоны, Джо, который теперь, как с гордостью поведала женщина, жил с семьей в Канзас-Сити и занимал должность менеджера в супермаркете. Леона призналась Сван и Джошу, что собиралась выкинуть этот сундук, но почему-то так и не нашла для этого времени.

Тело Сван благоухало чистотой. Мыло пахло сиренью, и девочка с грустью подумала о своих садах, как они чудесно цвели на солнце. Она выбралась из ванной комнаты, оставив для Джоша зажженную лампу. В доме было холодно, и она направилась прямо к камину, чтобы согреться. Джош спал на полу под красным одеялом, положив голову на подушку. Рядом стоял передвижной столик с пустой чашкой, миской и парой крошек кукурузных оладий. С плеча Джоша сползло одеяло. Сван наклонилась и укрыла великана до подбородка.

— Он рассказал мне, как вы выбрались, — шепнула Леона тихо, чтобы не потревожить Джоша, хотя он спал так крепко, что вряд ли проснулся бы, даже если бы в комнату сквозь стену въехал грузовик.

Леона принесла для Сван поднос с миской подогретого овощного супа, чашкой хорошей воды из колодца и тремя кукурузными лепешками. Сван взяла поднос и села напротив камина. В доме было тихо. Дэви Скелтон спал, и, если не считать порывов ветра, не было слышно ни звука, только потрескивали угли и тикали часы с маятником на каминной полке, показывавшие без двадцати девять.

Опускаясь на стул, обитый яркой тканью в цветочек, женщина поморщилась и потерла колени узловатыми руками.

— Старые кости напоминают о себе, — вздохнула она и кивнула на спящего великана: — Он сказал, ты очень храбрая девочка, и если ты что-либо решила, то никогда не отступишься. Это правда?

Сван не знала, что ответить. Она пожала плечами, жуя жесткую кукурузную лепешку.

— Да, он так сказал. Хорошо иметь сильную волю, особенно в такие времена, как сейчас. — Взгляд Леоны скользнул от Сван к окошку. — Теперь все изменилось. Все, что было, погибло. Я знаю.

Ее глаза сузились.

— Я слышу в этом ветре злобный угрюмый голос, — продолжила Леона. — Он говорит: «Все мое, все мое». Не думаю, что осталось много людей, как ни жаль. Должно быть, сейчас весь мир такой же, как Салливан: все разрушено, все изменилось, превратилось во что-то совсем другое.

— Во что? — спросила Сван.

— Кто знает? — пожала плечами Леона. — Жизнь вовсе не закончилась. Вот первое, о чем я подумала. У мира есть крепкая воля. — Она подняла искривленный палец. — Даже если умрут все люди во всех больших городах и маленьких городишках, и все деревья и поля почернеют, и облака никогда не пропустят через себя солнце, мир продолжит существовать, пусть и измененным. Господь заставил мир сильно завертеться. Он наделил многих здравым смыслом и душой — таких же людей, как ты. И как твой друг.

Сван показалось, что она расслышала лай собаки. Это был неопределенный звук, длился он совсем недолго, и вскоре его заглушил шум ветра. Девочка встала, выглянула в окошко, затем в другое, но ничего не увидела.

— Вы слышали, лаяла собака? — спросила она.

— А? Нет, но вполне возможно, что лаяла. Бродячие псы ходят по всему городу, ищут пищу. Иногда я оставляю несколько крошек и миску воды на крылечке, — ответила Леона и стала подкладывать дрова в камин, засовывая их поглубже в угли.

Сван отпила еще глоток и решила, что ее зубы не выдержат битвы с жесткой кукурузной лепешкой. Она взяла ее и сказала:

— Можно я поставлю хлебец и воду на крыльцо?

— Конечно, пожалуйста. Думаю, бродяги тоже хотят есть. Только смотри, чтобы тебя не унес ветер.

Сван взяла лепешку и чашку с водой и вынесла наружу. Ветер стал сильнее, чем был днем, он нес клубы пыли, раздувал полы ее халата. Сван поставила еду и воду на одну из нижних ступеней и огляделась, прикрывая ладонями глаза от пыли. Собаки нигде не было видно. Девочка пошла обратно к двери, чуть-чуть постояла и собиралась уже войти в дом, как вдруг ей показалось, что она заметила какое-то движение справа. Она постояла еще немного, начиная дрожать.

Наконец забавная серая фигурка подошла ближе. Маленький терьер с лохматой мордой остановился в десяти шагах от крыльца и понюхал землю. Затем потянул носом воздух, пытаясь обнаружить запах Сван. Ветер трепал его короткую пыльную шерстку. Терьер посмотрел на девочку и задрожал.

Она почувствовала сильную жалость к этому существу. Никто не мог сказать, откуда взялась собачонка. Терьер был напуган и не подходил к еде, хотя Сван стояла на верхней ступеньке. Он резко повернулся и побежал в темноту. Сван поняла: собака больше не доверяла людям. Девочка оставила угощение и вернулась в дом.

Огонь весело трещал. Леона стояла перед ним, грея руки. Джош под одеялом вздрогнул и засопел громче, потом снова успокоился.

— Ты видела собаку? — спросила Леона.

— Да, мэм. Она не брала еду, пока я там стояла.

— Конечно нет. Возможно, она гордая, как ты думаешь?

Леона — очерченный рыжим пламенем силуэт — повернулась к Сван, и девочка задала тот вопрос, который пришел ей в голову, пока она была в ванной:

— Я не хочу сказать ничего плохого, но… вы колдунья?

Леона хрипло засмеялась:

— Ха! Ты говоришь то, что думаешь, да, детка? Что ж, это замечательно! В наши дни и в наш век это большая редкость!

Сван молчала, ожидая продолжения. Но его не последовало, и девочка сказала:

— Я все же хочу узнать. Вы колдунья? Моя мама раньше говорила, что все, кто имеет дар ясновидения или может предсказывать будущее, приносят зло, потому что такие вещи идут от Сатаны.

— Она так говорила? Ну, не знаю, могу ли я называть себя колдуньей. Может быть, да. На самом деле я не слишком хорошо гадаю и предсказываю. Я считаю, что жизнь — одна из тех головоломок, которые надо собрать в единое целое, и при этом невозможно угадать, что же должно получиться. Ты просто складываешь кусочек к кусочку и пытаешься впихнуть неправильную часть туда, куда она не подходит, и это надоедает, и хочется опустить руки и заплакать. — Она пожала плечами. — Я не говорю, что картинка уже сложилась, но, возможно, у меня есть дар видения некоторых следующих кусочков. Не всегда, замечу. Только иногда, когда эта следующая часть действительно важна. Полагаю, что Сатана хотел бы разбросать эти части, сжечь, разрушить. Дьявол, пожалуй, не хотел бы видеть аккуратную, правильную и красивую картинку, как думаешь?