Роберт Маккаммон - Лебединая песнь

— Ничего, — прошептал он и нажал на красную кнопку.

Тишина.

Старичок закрыл лицо руками.

Сестра слышала, как Арти, стоявший за ней, беспомощно и безнадежно вздохнул.

— Нет даже Детройта, — сказал он безразлично. — Боже мой, нет даже Детройта.

— Ты крутил ручку слишком быстро, приятель! — сказал Стив Кевину Рэмси. — Черт, да ты несся через деления! Мне показалось, я услышал что-то — это было похоже на голос! А ты тут же проскочил на целую милю!

— Нет! — закричала Мона. — Не было голосов! Мы сделали это слишком рано и поэтому не обнаружили ничего! Если бы мы делали это в одно и то же время, как положено, мы бы кого-нибудь услышали! Я знаю!

— Сегодня была моя очередь. — Старичок умоляюще взглянул на Сестру. — Все хотят украсть мою очередь.

Мона заплакала:

— Мы нарушили правила! Мы пропустили голос, потому что нарушили правила!

— К чертовой матери! — выругался Стив. — Я слышал голос! Клянусь, слышал. Правда…

Он хотел взять радио. Пол отвел его руку от приемника, убрал антенну и скрылся за занавеской.

Сестра не могла поверить тому, чему только что стала свидетелем. В ней зашевелились гнев и жалость к этим бедным, безнадежным душам. Она решительно направилась в соседнюю комнату, где Пол Торсон заворачивал приемник в защитный пластик.

Он поднял голову, и Сестра дала ему пощечину — со всей праведной яростью. Удар сбил его с ног и оставил на коже красный отпечаток ладони. Падая, Торсон прижал приемник к себе, защищая, и перенес падение на плечо. Лежа на боку, он, часто мигая, уставился на нее.

— В жизни не видела такой жестокости! — изрекла Сестра. — Вы думаете, это весело? Вы наслаждаетесь всем этим? Встань, сукин сын! Я размажу тебя по стенке.

Она двинулась к нему, но он успокаивающим жестом выставил вперед руку, чтобы утихомирить ее.

— Подожди, — прохрипел он, — стой. Ты ведь не пробовала еще сама делать это?

— Зато вы напробовались больше чем надо!

— Стоп! Подожди и понаблюдай. А потом уже выскажешься, если не пропадет охота.

Он поднялся, завернул приемник и убрал его, затем запер замок и задвинул сундук под кровать.

— Прошу. — И указал Сестре на выход в переднюю комнату.

Мона Рэмси всхлипывала, забившись в угол, а муж пытался успокоить ее. Старичок свернулся калачиком у стены, уставившись куда-то в пространство, а Стив с руганью колотил по стене кулаками. Арти совершенно неподвижно стоял в центре комнаты.

— Мона, — позвал Пол.

Молодая женщина подняла на него глаза. Старичок посмотрел на Торсона, то же сделал и Кевин. Стив перестал колотить по стенам. Сестра стояла за плечом Пола.

— Ты права, Мона, — продолжал он. — Мы не придерживались правил, поэтому не услышали голоса. Так вот, я не утверждаю, что мы услышим их, если будем действовать по правилам. Но завтра будет новый день, как говорила Скарлетт О’Хара. И мы снова будем крутить ручки приемника. А если мы ничего не услышим завтра, то попробуем послезавтра. Вы же понимаете, нужно некоторое время, чтобы починить радиостанцию и восстановить электростанцию. Это не сделать в один момент. Но завтра мы попробуем снова. Хорошо?

— Конечно, — сказал Стив. — Черт, пройдет какое-то время, прежде чем восстановят электростанцию! — Он усмехнулся, оглядывая всех по очереди. — Я бьюсь об заклад, что они снова попробуют выйти в эфир! Господи, восстановить все на пустом месте — вот ведь работенка.

— Я, бывало, слушал радио с утра до вечера! — подал голос старичок. Он улыбался, словно полностью погрузился в мечты. — Летом обычно слушал трансляции матчей! Завтра мы поймаем кого-нибудь, вот увидите.

Мона вцепилась в плечо мужа:

— Мы не соблюдали правила. Понимаете? Я говорила вам, это важно — иметь правила. — Тут она перестала плакать и так же внезапно начала смеяться. — Бог поможет нам услышать кого-нибудь, если мы будем последовательны! Завтра! Да, я думаю, это случится завтра.

— Хорошо, — согласился Кевин, крепче обнимая ее. — Завтра!

— Да. — Пол оглядел комнату. Он улыбался, но его подвижные глаза были полны боли и беспокойства. — Мне тоже кажется, что это может произойти завтра.

Его взгляд встретился со взглядом Сестры.

— Не так ли? — спросил ее Пол.

Она заколебалась, но потом поняла. Кроме радио в сундуке, у этих людей не осталось ничего, ради чего стоило бы жить. Без него, без веры во что-то впереди, без какого-то особенного события единожды в день, вероятно, они очень скоро покончили бы с собой. Если держать приемник включенным все время, то батарейки быстро сядут, и тогда — конец надеждам. Она поняла: Пол Торсон знал, что они, возможно, никогда больше не услышат по радио человеческого голоса, но в некотором роде он все же был добрым самаритянином. Он поддерживал в этих людях жизнь не только тем, что кормил их.

— Да, — сказала она наконец, — я думаю, что это возможно.

— Хорошо.

Его улыбка стала шире, вокруг глаз собралось множество морщинок.

— Надеюсь, вы оба играете в покер. У меня есть колода карт и много спичек. Вы не торопитесь?

Сестра взглянула на Арти. Он стоял сгорбившись и смотрел отсутствующим взором, и она знала, что он думает о кратере на том месте, где был Детройт. Она с минуту понаблюдала за ним; наконец он поднял глаза и ответил слабым, но уверенным голосом:

— Нет. Я не спешу. Теперь спешить некуда.

— Мы играем пятью картами. Если я выиграю, я буду читать вам свои стихи, а вы будете улыбаться и наслаждаться. Кто не захочет — пойдет чистить отхожее место. На ваш выбор.

— Буду выбирать, когда дойдет до дела, — ответила Сестра и решила, что ей очень нравится Пол Торсон.

— Вы говорите как настоящий игрок, леди! — Он с притворным ликованием хлопнул в ладоши. — Добро пожаловать в наш клуб!

Сван избегала этого так долго, как могла. Но теперь, когда она вылезла из ванны с прекрасной теплой водой, отмыв темно-коричневый налет грязи вместе с кусочками кожи, и потянулась к большому полотенцу, которое принесла для нее Леона Скелтон, ей пришлось сделать это. Пришлось.

Она посмотрела в зеркало.

Свет давала одинокая лампа, отрегулированная на минимум, но этого оказалось достаточно. Девочка поглядела в овальное зеркало над раковиной и подумала, что видит страшную безволосую хеллоуинскую маску. Одна рука, дрожа, поднялась к губам — ужасное отражение сделало то же самое.

Кожа на лице шелушилась, словно древесная кора. Коричневые, покрытые коркой полосы пролегли через лоб и переносицу. Брови, раньше такие белые и густые, сгорели совсем. Губы растрескались, словно сухая земля, а глаза, казалось, провалились в темные дыры в черепе. На правой щеке виднелись две маленькие черные бородавки, на губах — еще три. Сван видела такие же наросты, похожие на узелки, на лбу у Джоша, и бурые следы ожогов на его лице, и пеструю серо-белую кожу, но она привыкла видеть его таким. Плача от потрясения и страха, она смотрела на короткую щетину там, где раньше были прекрасные волосы, и на мертвые белые хлопья, штукатуркой свисающие с лица.