Ян Валетов - Не время умирать [litres]

Свернув за угол низкого, длинного, как кишка, верхауза, они двинулись на юг, по разобранной ветке Рейлы. Ржавые рельсы упирались в распахнутые настежь ворота. С них давным-давно сняли одну створку, а вторая, проржавевшая настолько, что походила на кружево из ржавчины, висела криво на одной петле.

Книжник больше всего боялся, что сейчас у него начнется приступ топографического идиотизма и он не найдет место, где спрятал гребную тележку, но то ли со страха, то ли по большому везению место обнаружилось.

К этому времени Сибилла почти не держалась на ногах.

Зелья, снимающие боль, дурманили сознание, усталость и кровопотеря брали свое – жрица балансировала на тонкой грани между сознанием и беспамятством. И если бы спутники не поддерживали ее с двух сторон, давно бы грохнулась головой о поросший коричневым мхом гравий на междупутье. Все они промокли под мелким холодным – до стука зубов – дождем, смывавшим с земли остатки ночной наледи, и с облегчением нырнули в заброшенное здание ремонтных мастерских, покосившееся и уродливое.

– Здесь, – сказал Книжник, оттаскивая в сторону какие-то обломки ящиков, образовавшие немалую мусорную кучу. – Да посади ты ее! Помогай!

– Не бзди, – добродушно огрызнулся Бегун. – Они нас здесь искать не будут.

– Они нас будут искать везде, – парировал Книжник раздраженно. – Помогай и поехали отсюда!

Рейла тянулась на юг.

Рельсы пронзали развалины небольших станций, тянулись вдоль безымянных, разрушенных до щебенки полустанков, расходились во все стороны на заросших старым лесом сортировочных узлах, потом снова собирались в две проржавевшие нитки и уходили в дождливое серое марево, к мутному от постоянной мороси горизонту. Зима в этих широтах оказалась теплой, но противной.

С низкого неба постоянно сопливил мелкий дождь, пропитывавший все вокруг – от картона ящиков с лекарством и одежды до хвороста и прошлогодней травы под насыпями. Первые дни беглецы промокали насквозь, а упаковка ящиков с вакциной начала расползаться от всепроникающей сырости, но Книжник сообразил, как организовать навес из пластика, и дальше тележка катилась, хлопая на ветру «дверями» импровизированной кабины.

Дорога казалась бесконечной. Многие ветки Рейлы оказались разобраны – даже бетонные шпалы местные растащили на какие-то свои надобности лет пятьдесят назад, а деревянные давно сгорели в печах и кострах холодными зимами.

Кое-какие участки путей напрочь забросили, и заросли на междупутье давно превратились в густой лес, уничтоживший Рейлу навсегда. Находить все еще пригодные для проезда куски дороги становилось все более и более трудной задачей. Но Книжник и не думал бросать дрезину, хотя им уже несколько раз приходилось возвращаться на узловые станции и искать другую колею.

Передвигаться они старались ночью, и в этом здорово выручала фара, приделанная к дрезине умельцами в Вайсвилле. Не то чтобы местность, по которой они двигались, оказалась густонаселенной, но и безлюдной она не была. Любая встреча со здешними челами могла оказаться не просто неприятной – роковой. Беглецы казались лакомой добычей и, если честно, ею и были.

Маленькие городки и селения, в которых и до катастрофы едва насчитывалась тысяча жителей с детьми и приезжими, давно обветшали и обезлюдели совершенно. Люди из них ушли – их оказалось недостаточно, чтобы противостоять многочисленным мобильным бандам, которые в первые годы после Дня Смерти орудовали здесь без счету. Выжить в одиночку в новом мире не мог никто, и десятки тысяч мелких поселений опустели. Наступавшая со всех сторон дикая природа сжевала остатки строений, поглотила деревянные дома, скрыла под пышным зеленым ковром остатки дорог и улиц. Племена предпочли уйти в большие города, которые даже после прихода в упадок давали крышу над головой и защиту от непогоды. Закон обязывал выживших держаться вместе, и это был мудрый Закон.

Но все же челов можно было встретить и в этих местах, и Книжник старался избегать таких встреч. Группы охотников, вышедших на заготовку мяса, сборщики ягод и трав, рыбаки, добывавшие рыбу в многочисленных реках и озерах, оставляли свои следы на тропах, полянах и в разрушенных домах, выбранных для ночлега.

Тим то и дело натыкался то на холодное кострище, пахнущее аммиачными испарениями, то на следы топоров среди сухостоя, то на мусор, оставшийся после ночевки на старой платформе возле Рейлы. Иногда попадались стреляные гильзы, реже – обглоданные зверьем остатки человеческих тел, изгвазданные бурым тряпки и вымытые зимними дождями до сахарной белизны кости.

Но, если говорить честно, в ста милях к югу от Стейшена начались земли, свободные от челов. Атлас Книжника указывал на то, что до ближайшего большого города, а значит, и до мест обитания какого-нибудь племени, почти 400 миль, а 400 миль на ручной тяге, да еще и с постоянными поисками пригодной для передвижения ветки Рейлы – очень длинный путь.

С каждой милей гребная тележка уходила все дальше от Горячих Земель. Они остались на востоке, слева от выбранного Книжником направления. Иногда в ветреные дни небо над ними окрашивалось рыжей пылью, через которую красным шаром светило восходящее солнце. И тогда Тим вспоминал.

На востоке, за мертвой пустыней, за рухнувшим в каньон мостом Хай-Бридж, лежал Вайсвилль. По дну ущелья, омывая остатки разрушенного моста, катила свои ядовитые воды в Оушен бурная и широкая Гранд-Ривер, забрасывая радиоактивным илом город, навеки уснувший в ее устье.

Стефан как-то рассказывал Тиму, что Вайсвилль дважды отправлял разведчиков к развалинам атомной станции, и оба раза вести с места аварии оказывались неутешительными. Рыжий лес, диковинные звери и травы, которых больше нигде не встретишь, камни, испускающие странное бледное свечение, отравленные воды Греат-Лэке, на берегу которого стояла Нюклеа. Дыхание в тех местах оставалось таким же сильным, как и сто лет назад, и если Горячие Земли нынче можно было пересечь в легком защитном костюме, то зайти в таком же костюме на руины станции означало верную встречу с Беспощадным.

По дороге на юг Дыхание уже не ощущалось. К счастью, в день взрыва Нюклеа ветер дул в другую сторону. И поэтому Книжник решил двигаться именно на юг, хотя между ними и Ойлбэем лежали сотни миль нелегкого пути через Великие Пустоши и хребет Скайскрепер.

За неполные сто лет природа вернула себе прежнюю власть над землями, некогда захваченными людьми, и сделала это так легко, будто бы человечества никогда и не было. Здесь в изобилии водилась дичь, здесь среди высокой травы паслись табуны одичавших лошадей и бродили заросшие шерстью стада быков. Вольфодоги редко выбирались на открытые пространства, зато койотов Книжник видел почти каждый день.