Владлен Лядский - Усилители смысла

– Ты говорил – идти по протоколу? Что это значит?

Секунд через пять сбоку раздался звук лопающегося пузыря – Второй пришлось напрячься, чтобы расцепить слипшиеся губы.

– Когда наступила независимость, у верховной власти появилась потребность регулярно осматривать владения. Но поскольку новая власть хочет видеть блеск, а не нищету, она предпочитает осматривать только положительные отрезки. Поэтому оставшиеся силы благоустройства стягивались к этой оси.

Чувствовалось, что Второму совсем не хочется говорить, но он вынужден. Иначе будет ещё противнее.

– Неужели так часто наезжала?

– Раза три-четыре в год.

– Как-то многовато для небольшого города.

– Просто здесь один аэропорт на всю округу. Что, впрочем, не мешало верховной власти регулярно по приезду ночевать на партийной фазенде тут неподалёку.

– В твоём голосе слышится предубеждение. Он тебе чем-то насолил.

Второй резко остановился, будто налетев на стену. Сжал кулаки и с усилием сглотнув комок, он неприятным голосом сказал:

– Я не хочу об этом говорить.

Пятому сделалось немного стыдно – он явно угадал в больное место Второго. Такое уже не раз случалось – при нём можно было часами говорить на провокационные темы, и Второй даже ухом не вёл, но иногда взвивался на ровном месте, когда его и пальцем не трогали. Пятого этого вначале раздражало, потом стало несколько забавлять. Несинхронизированный ассоциативный ряд. Хорошее словосочетание, которое он когда-то вычитал в какой-то умной книжке.

Справа всё так же тянулся невнятный забор, прерываемый зданиями официального вида. Но из-за широких клумб и тротуара он как-то терялся и выглядел уже скорее логичным разделением между районами, чем средством ограничения пространства. Но смотреть в ту сторону всё равно почему-то было неприятно.

С другой стороны всё было несколько повеселее – там стояли жилые дома и из каждого то и дело торчал широкий вход, явно не предусмотренный начальной конструкцией. С широкой лестницей и общим изменением придомовой земли – решётчатые заборы, плитка, фонари…

Второй посмотрел в ту же сторону:

– Эпоха первоначального накопления капитала. Уж не знаю почему, но она всегда начинается с открытия точек общепита и ларьков с товарами. Эдакие первые сигналы капитализма. А поскольку их внедрение не предусмотрено окружающей обстановкой, её приходится адаптировать силой. Многие стопорятся ещё на этом этапе. Но некоторые пробиваются до торжественного или не очень открытия. Но тут возникает проблема – на одно заведение приходится от силы десяток посетителей. Времена-то смутные, у населения не очень с финансами и есть оно предпочитает дома. Но в бизнес-плане дельца такого не предусмотрено. Хотя бы потому, что о существовании такого документа он чаще всего даже не подозревает. Поэтому он разоряется. Рано или поздно, но неизбежно. На его обустроенное место приходит другой, открывает свою кафешку или магазинчик, после чего тоже разоряется. А если нет – его успешному примеру следуют, открывают неподалёку нескольких клонов и разоряются уже кучкой, потому как один покупатель двух торгашей не вынесет.

Пятый представил себе эту картину и улыбнулся. Второй продолжил:

– Мда. Конечно, со временем нарабатывается некий социально-инфраструктурный гумус, на котором растут уже многолетние экономические единицы, но шрамы от первых попыток колонизации ещё долго торчат из пейзажа. Особенно в малолюдных местах.

Пятого раздражала эта его черта – Второй иногда комментировал то, о чём его не спрашивали. И часто не отвечал на вопросы, даже заданные прямо.

Забор слева неожиданно отпрыгнул назад и даже потрудился выдавить из себя что-то вроде ворот. А перед ним разлеглось то, что заставило его так прогнуться – упавший бетонный комод явно общественного здания. И архитектурные излишества на фасаде только подчёркивали это впечатление.

Второй продолжал трепаться:

– Самое неприятное, что после первого этапа распределения капитала у его носителей начинается потребность в окультуривании самих себя. Доморощенное меценатство с прицелом на дальнейшую прибыль. На этом этапе сыпется оставшееся большинство, потому как настоящий покровитель искусств формируется не ранее второго поколения. В худшем случае коммерция разрывает свою культурную оболочку и выглядит оттуда особо мерзко. В другой крайности – коммерция выглядит столь убого на фоне своего симбионта, что дела в принципе не могут задаться. В большинстве этот союз не скрывает своей вынужденности, и по мере нарастания благосостояния разделяется и возвращается к первоначальным целям. Вот в этом, здании, например, был ресторан. Говорят, очень даже приличный. В нём культурно отдыхала вся всплывшая пена города. Его потом долго и трудно оттуда выдавливали. И в борьбе единства противоположностей дитё выплеснули вместе с купелью. Ресторан не имел других конкурентных преимуществ, кроме как культурного местоположения. Хлеба и зрелищ, так сказать. А театр – это такое культурное явление – может существовать только при определённом уровне материальных излишеств. В общем, он надолго порузился в полураз…

– А там прохладно? – от пустопорожнего разглагольствования Второго уже начинало свербеть под черепом.

Второй приостановился, почесал в затылке:

– Если никто окна не забыл закрыть – приемлемо.

– А давай зайдём, а то от жары уже голова раскалывается. Посидим, переждём?

– Ну попробуй, а я за тобой.

Пятый поднялся по цементным ступенькам, прошёл мимо бетонных клумб, об которые так удобно биться коленом и двинулся к центру здания, где между витринными стёклами были зажаты входные двери. Даже слишком узкие для такого помпезного фасада.

Холл был пуст. Гранитные полы с непонятным узором не помешало бы протереть, шторы, прикрывающие гардеробную от посторонних глаз – постирать, а фотографии и зеркала на стендах – обновить. Но в целом было лучше, чем можно было ожидать. Он оглянулся назад – в спину светило слишком яркое солнце. Можно было спрятаться от него за одной из колонн, но это была бы полумера. Можно было забраться и поглубже.

Боковая высокая железная дверь в служебные помещения как-то не привлекала. А вот сдвоенные двери в зал выглядели перспективно – они наверняка хранили темноту и прохладу. Пятый с усилием потянул на себя створку и она нехотя, но бесшумно подалась. Он тихо вошёл внутрь, осторожно подтянув за собой дверь.

Зал был полупустой, а свет ещё не был погашен – значит, ещё ничего не началось и тех, кто на сцене, можно не стесняться. Он поискал глазами место получше, но всё, что ему нравилось, уже было занято. Осторожно ступая по скрипучему паркету, он пристроился с краю ряда. Но едва он разместился так, что было если не удобно, то хоть терпимо – (маленькое красное кресло было со слишком шершавой обивкой, а с узких деревянных подлокотников руки соскальзывали обратно на ноги), его тут же согнала группка сварливых дамочек. Протиснуться мимо него им было никак, поэтому пришлось встать.