Урсула Ле Гуин - Слово для «леса» и «мира» одно

Сейчас он был бессилен что-либо предпринять: ни угрозы, ни подкуп не подействуют теперь на Згаму, а только усилят ожесточение этого дикаря.

Ночью, когда перед глазами Роканнона снова заплясало пламя, сквозь которое виднелось белое лицо Згамы, бородатое и мрачное, его мысли унеслись к другому человеку, и перед ним как наяву предстало темное лицо под шапкой сверкающих волос. Да, Могиен стал для него не просто другом, но в каком-то смысле почти сыном. Уходили ночные часы, а костер все горел и горел; мысли Роканнона перекинулись теперь на маленького фиа Кьо, похожего на ребенка и в то же время жутковатого, с которым его связало нечто такое, чего он даже и не пытался понять. Потом он увидел Яхана, поющего о героях, Иота и Рахо, которые чистят скребницами большекрылых коней, ворча и посмеиваясь друг над другом. Увидел он и Хальдре, снимающую с шеи золотую цепочку. Он прожил долгую жизнь, посетил множество миров, многое узнал и многое сделал, но все это так и осталось в прошлом и сейчас не вспоминалось. Огонь подвел черту. Он увидел себя стоящим в длинном зале Халлана, где висят гобелены, на которых люди бьются с великанами, и увидел Яхана, который подает ему чашу с водой.

— Пей, Повелитель Звезд, Пей.

И он выпил.

Отражения Фени и Фели — двух самых крупных лун — дрожали на поверхности воды в чаше; Яхан снова наполнил ее и стал поить Роканнона. Огонь в очаге погас, мерцало только несколько углей. Дом был погружен в темноту, и лишь кое-где лежали пятна и полосы лунного света; в тишине слышалось дыхание спящих, да иногда кто-нибудь ворочался во сне.

Когда Яхан осторожно ослабил цепи, Роканнону пришлось привалиться к столбу: ног под собой он не чувствовал и не мог стоять без опоры на что-нибудь.

— Они караулят ворота всю ночь, — прошептал Яхан ему на ухо, — и сторожа сейчас не спят. Завтра, когда они погонят стадо…

— Нет, завтра ночью. Быстро бежать я не могу. Попробую напугать их. Набрось цепь на крюк, Яхан, чтобы я мог перенести на нее свой вес. Крюк вот здесь, под моими руками.

Рядом кто-то проснулся и, зевая, сел; на мгновение в лунном свете блеснула усмешка на лице Яхана, который тут же нырнул в тень и словно растворился в ней.

На заре Роканнон увидел, как Яхан вместе с другими отправился пасти хэрилоров; от остальных он ничем не отличался — одет в такую же грязную шкуру, черная шевелюра торчала веником. Снова пришел Згама и хмуро уставился на своего пленника. Роканнон понимал, что тот готов отдать половину своих стад и жен, лишь бы отделаться от этого таинственного гостя, но уже ничего не может поделать: подвела собственная жестокость, тюремщик оказался в плену у пленника. Спал Згама в теплой золе и весь перемазался в ней, поэтому обгоревшим выглядел сейчас именно он, а не Роканнон, чье голое тело было чисто-белым. Громко топая, Згама вышел, и дом снова опустел почти на весь день, хотя снаружи у дверей сторожа остались. Роканнон воспользовался этим, чтобы незаметно проделать несколько изометрических упражнений. Когда проходившая мимо женщина застала его за этой разминкой, он вытянулся еще сильнее и, раскачиваясь, стал негромко напевать, словно колдуя. Женщина рухнула на колени и, хныча, выползла из комнаты на четвереньках.

В сумерках за окнами сгустился туман, и хмурые женщины стали кипятить какое-то варево из мяса и водорослей; снаружи раздалось воркование возвращающегося стада, и появился Згама со своими людьми. В их бородах и на шкурах блестели капельки влаги. Все расселись на полу и стали есть. Помещение наполнилось шумом и запахами, над едой поднимался пар. Но лица были угрюмыми, а голоса — сварливыми: повсюду витал страх перед этим жутким незнакомцем, уже который день стоявшим в огне и не сгоравшим.

— Жгите костер, пока он не поджарится! — закричал, вскакивая, Згама и швырнул горящее полено на дрова, лежавшие у ног пленника.

Но никто не сдвинулся с места.

— Я съем твое сердце, Ольхор, когда оно изжарится у тебя между ребер! Я буду носить твой синий камень на кольце в носу!

— Згама дрожал от ярости, взбешенный этим пристальным взглядом, который безмолвно преследовал его уже две ночи. — Я заставлю тебя закрыть глаза!

Выкрикнув это, он схватил с пола тяжелую палку и со свистом обрушил ее на голову Роканнона, тут же отскочив назад, будто сам испугался сделанного. Палка упала в костер и застряла среди горящих поленьев.

Очень медленно Роканнон вытянул вперед правую руку, взялся за эту палку и вытащил ее из костра. Конец палки пылал. Роканнон плавно поднял ее, направив Згаме в глаза, и так же медленно шагнул вперед. Цепи слетели с него. Пламя под его босыми ногами запрыгало и рассыпалось облаком искр.

— Вон! — сказал он, наступая на Згаму, который попятился назад. — Ты здесь не хозяин. Кто не чтит закон, тот раб, кто жесток, тот раб, и кто глуп, тот тоже раб. Ты мой раб, и я прогоняю тебя, как животное. Вон!

Вцепившись в косяки, Згама задержался в дверях, но горящая палка приблизилась к его глазам, и он вывалился во двор. Сторожа в ужасе скорчились на земле. Пылавшие около внешних ворот смоляные факелы рассеивали мглу. Не раздалось ни единого возгласа, слышалось только ворчание хэрилоров в их стойлах да шумело море под обрывом. Згама отступал шаг за шагом, пока наконец не добрался до ворот. В свете факелов его лицо, по мере того как к нему приближалось пламя, все больше напоминало черно-белую маску. Потеряв голову от страха, он схватился за один из столбов, закрыв ворота своим массивным телом, и тогда Роканнон из последних сил с наслаждением ткнул горящим концом палки Згаму прямо в грудь. Згама повалился навзничь, и Роканнон, переступив через него, нырнул в туман, клубящийся за воротами. Он сделал в темноте шагов пятьдесят, споткнулся и упал. Встать он уже не мог.

Погони не было, даже за ворота никто не вышел. Он лежал среди поросших травой дюн, почти не воспринимая окружающего. Прошло довольно много времени, и факелы у ворот то ли сами погасли, то ли их кто-то погасил. Вокруг не было видно ни зги, только трава под ветром нашептывала что-то разными голосами да где-то внизу шумело море.

Когда туман немного разошелся, пропустив свет лун, Яхан отыскал Роканнона у самого края обрыва. С его помощью Роканнон поднялся, сделал шаг, другой… Спотыкаясь, падая и снова вставая, нащупывая нужное направление, когда становилось совсем темно, они пробирались на юго-восток, уходя все дальше от берега. Пару раз они останавливались, чтобы перевести дыхание и осмотреться, и Роканнон тут же валился и засыпал. Яхан поднимал его и вел дальше; наконец, незадолго до рассвета, двигаясь вдоль берега ручья, указывавшего им дорогу, они набрели на ложбину, со дна которой круто уходили вверх высокие деревья. Сумрак под ними сгущался в непроглядную тьму. Они спустились туда, но дальше не пошли. Роканнон остановился и пробормотал на своем языке: