Урсула Ле Гуин - Слово для «леса» и «мира» одно

Утром, когда он и Кьо садились на полосатого коня, Яхан остановился возле них и предупредил:

— Будь сегодня повнимательнее с конем, Ольхор.

Словно соглашаясь с этими словами, крылатый кашлянул и заворчал; ему стал вторить и серый конь Могиена.

— Что их беспокоит?

— Голод! — ответил Рахо, подбирая поводья своего белого коня. — Они отъелись на хэрилорах Згамы, но это было уже давно; крупная дичь на этой равнине не попадается, а летающие кролики им только на один глоток. Запахни свой плащ, Повелитель Ольхор, чтобы его не раздувало ветром, а то, неровен час, вцепившись в плащ, твой крылатый пообедает потом и тобой.

Коричневые волосы и коричневая кожа Рахо свидетельствовали о том, что одна из его бабушек не устояла перед натиском увлеченного ею благородного ангья, да и держался он куда свободнее, чем большинство Средних. Могиен никогда не обрывал его, а за насмешками Рахо и его резкостью пряталась пылкая преданность своему повелителю. Рахо был уже зрелым мужчиной и не скрывал, что считает это путешествие бесплодной затеей, но он никогда не скрывал и того, что готов идти за своим юным владыкой куда угодно, навстречу любой опасности.

Яхан отдал Роканнону поводья, проворно отскочил в сторону от освободившегося коня, и тот, словно разжавшаяся пружина, взмыл в воздух. Казалось, что крылатые взбесились: весь этот день они без устали мчались на юг, подгоняемые попутным ветром — то ли догадывались, что там их ждет богатая охота, то ли просто чуяли запах дичи. Поросшие лесом предгорья становились по мере приближения все темнее и отчетливее, но горные вершины по-прежнему парили в недосягаемой вышине. На равнине то тут, то там стали появляться деревья, которые собирались в рощицы, похожие на острова в колышущемся море травы. Рощи тоже разрастались и превратились в леса, а трава осталась только на зеленых прогалинах. В сумерках путники сделали, наконец, привал на берегу маленького поросшего осокой озера, затерявшегося среди лесистых холмов. Двое Средних быстро и сноровисто сняли с крылатых поклажу и сбрую, а потом разом отпустили их. Взметнулись широкие крылья, и, громко рыча, животные взмыли вверх и умчались над холмами в разные стороны.

— Они возвратятся, когда будут сыты, — сказал Роканнону Яхан, — или когда Повелитель Могиен подует в свой особый свисток.

— Иногда они возвращаются не одни — находят себе пару среди диких коней, — как обычно, посмеиваясь, добавил Рахо.

Могиен и слуги разбрелись по лесу, чтобы настрелять дичи — все тех же летающих кроликов или кого-нибудь еще, а Роканнон надергал мясистых корней пейи и, завернув их в листья этого же кустарника, положил печься на угли лагерного костра. Он умел обходиться малым и находить удовольствие в том, что предлагал ему край, в котором он оказывался; вот и сейчас он не чувствовал себя вымотанным, напротив, утомительные перелеты от зари до зари, постоянное сосущее чувство голода, сон на голой земле под весенним ветром словно очистили и обновили его: все суетное и ненужное отошло на задний план, восприятие обострилось, прояснилось сознание.

Поднявшись на ноги, он увидел, что Кьо застыл у кромки воды — маленькая фигурка, затерявшаяся среди торчащей из воды осоки. Фиа смотрел на горы, которые серой стеной безмолвно поднимались на юге, стянув к своим вершинам облака со всего неба. Роканнон подошел к нему и встал рядом; лицо Кьо выражало одновременно и отчаяние, и страстную надежду. Не поворачиваясь, он сказал своим слабым дрожащим голосом:

— Ольхор, драгоценность снова у тебя.

— Да, мне никак не удается от нее избавиться, — усмехнувшись, ответил Роканнон.

— Но там, наверху, — продолжал фиа, — ты должен отдать то, что дороже золота и камней… Что отдашь ты, Ольхор, там, где нет иных красок, кроме серой, где высоко и холодно? Да, из огня — в холод…

Слушая фиа, Роканнон посмотрел на его губы и обнаружил, что они не двигаются. По его спине пополз холодок, и он, отшатнувшись от того чужого, что проникло в его человеческую сущность и коснулось глубин его «Я», замкнул свое сознание. Немного погодя Кьо повернулся к нему, спокойный, как обычно, и улыбающийся, и заговорил своим обычным голосом:

— Там есть фииа — за предгорьями, за лесами, в зеленых долинах. И здесь мой народ не любит высоких мест и предпочитает залитые солнечным светом долины. Отсюда до их селений всего несколько дней полета.

Роканнон рассказал об этом остальным, и новость всех обрадовала.

— А то я стал думать, что мы так и не найдем здесь никого, кроме животных. Прекрасные и плодородные земли — и пустуют, — сказал Рахо.

Могиен следил за парой похожих на аметистовых стрекоз киларов, танцующих над озером, и заговорил не сразу.

— Они пустовали не всегда. Мой народ прошел через эти земли давным-давно, до того, как родились герои и были возведены Халлан и высокий Оинхалл, как Хендин нанес свой прославленный удар, а Кирфиель погиб на Орренском Холме. В лодках с головами драконов на носу мы приплыли на север и нашли в Ангьене только белолицых дикарей, которые скрывались от нас в чащах и в прибрежных пещерах. Яхан, ты же знаешь песню об этих днях, «Балладу об Орхогиене»:

А Лиока бежит с юга на север. Эта песня рассказывает о тех битвах, в которых мы, ангья, разбили и покорили диких охотников, ольгьо, единственных наших родичей во всем Ангьене: ведь и мы, и они — один народ, лиуа. Но про эти горы песня ничего не говорит. Возможно, правда, что за прошедшие годы начало песни потерялось. А может, из этих предгорий ангья и вышли. Прекрасный край: леса, чтобы охотиться, холмы, чтобы пасти стада, вершины, чтобы строить крепости. Но, похоже, сейчас никто здесь не живет…

Этим вечером Яхан так и не взялся за свою лиру с серебряными струнами. Спали они беспокойно: крылатые кони не вернулись, а вокруг стояла такая мертвая тишина, словно все живое попряталось на ночь.

Из-за близости озера в лагере было слишком сыро, и утром они решили отойти немного подальше; шли они не торопясь и часто останавливались, чтобы поохотиться и собрать свежей зелени. Уже в сумерках они наткнулись на холм, макушка которого была в буграх и рытвинах. Все выглядело так, словно там под густой травой лежат древние развалины. Стены не сохранились, но по их очертаниям можно было догадаться, где располагался Двор Полетов этой маленькой крепости, разрушенной в те далекие времена, о которых даже в легендах не рассказывается. Чтобы крылатым коням, когда они вернутся, было легче их разыскать, лагерь путешественники разбили прямо здесь.

Долгая ночь подходила к концу, когда Роканнон проснулся и сел. Костер погас, а на небе из всех лун сияла только маленькая Лиока. Караулить ночью они не стали, тем не менее Могиен не спал: его высокий силуэт темнел на фоне звездного неба неподалеку, метрах в пяти. Роканнон спросонья смотрел на него и никак не мог понять, почему плащ так изменил фигуру Могиена, сделал его слишком высоким и узкоплечим. Что-то здесь было не так. Оплечья, которые носят ангья, выступают в стороны и загибаются вверх, как крыша пагоды, а у Могиена и без плаща широкая грудь. Почему же он так вытянулся и ссутулился, зачем он там стоит?