Олег Фурашов - Последний мужчина

Дальше Роман внимал теледебатам «вполуха», главным образом ищуще вглядываясь в Юну. И чем дольше он смотрел на неё, тем сильнее она его очаровывала. Но, несмотря на увлечённость ею, Загорцев всё же уловил, что Высший Совет поддержал своего секретаря и принял решение экстренно направить экспедицию спасателей на планету Эребру.

Мужчина так был заворожён созерцанием Юны, что упустил суть следующей проблемы, к разрешению которой приступил государственный орган. Лишь когда матрона оказалась за пределами объектива телекамеры, до него дошло, что на высшем уровне обсуждается вопрос о…нём! О Романе Загорцеве! Точнее, рассматривалось представление председателя эксцессоров Люмо о небрежном исполнении долга главным этиком Бонзом в отношении зелянина. Объяснения Бонза, выглядевшего крайне бледно, членов Совета не удовлетворили. Да и видеоролик с места происшествия, когда иномирец спас Бола, выгодно оттенил личность Загорцева. Словом, председатель Веб и секретарь Юна настояли на том, чтобы вопрос об отзыве с должности главного этика был поставлен на голосование.

Согласно положению блюститель нравов смещался с поста, если против него голосовало более половины от всех таутиканцев, обладавших таким правом. То ли в тот вечер большинство из них предпочли прогулку бдению перед голографами, то ли вмешались иные привходящие обстоятельства, но в вотуме недоверия приняли участие далеко не все полномочные граждане. Для отзыва не хватило двух процентов. Правда, в поддержку Бонза вообще высказались всего два (!) таутиканца (наверное, Крэк и Рубби).

Так обидчик имперянина усидел в кресле. Несмотря на отрицательный результат, настроение Загорцева значительно улучшилось. «А эти таутиканцы — хорошие парни! — восклицал он, сидя на диване перед голографом. — И Юна — оч-чень даже ничего! Оч-чень даже ничего!»

Бол сдержал своё слово и оперативно устроил Загорцева в школу пилотов. Там Роман усердно штудировал астрономию, общую и специальную теории космической навигации, изучал принципы действия, устройство и материальную часть космических летательных аппаратов, обучался на тренажёрах практическим навыкам пилотажа. Пару месяцев спустя он под наблюдением инструктора уже приступил к полётам на простейших аэроболидах-спарках в пределах околотаутиканской орбиты. Быстрому прогрессу в немалой степени поспособствовало то, что в земной жизни Загорцев увлекался автоспортом и пилотажем.

К занятиям мыслелоба за компанию добровольно присоединилась и Уиз. Она ни за что не желала отставать от него — непосредственной хохотушке нравилось общение с коммуникабельным инопланетянином. Девушка (кгм, какая-никакая, а…девушка) оказалась замечательным другом и «парнем». По вечерам и в перерывах между уроками они каламбурили до упада.

— Ну, расскажи мне что-нибудь забавное про зелян, — просила Романа таутиканка. — Например, из серии «юмор в коротких штанишках».

— Ладно, — и не думал ломаться общительный Роман. — Слушай. В детском саду маленький мальчик рассказывает друзьям: «Вчера мы с дедушкой смешили друг друга до потери пульса. Дедушка победил!»

— Как-как?… — переспрашивала его девушка. — До потери пульса?…Дедушка победил?!..

И Уиз принималась заразительно хохотать на пару с ним, хватая его за руки и по-детски кружась. Она обожала кружиться, так как это продляло и усиливало эйфорию веселья.

Так, день за днём Загорцев втягивался в новый быт и постепенно привыкал к таутиканскому укладу бытия. И всё же, чем бы ни занимался зелянин, он постоянно помнил о Юне. О той, что оказалась очень занятой особой: то она улетала со спасательной миссией на Эребру, то исследовала флору и фауну какой-нибудь загадочной планеты, то целиком погружалась в проблемы воспитания и социализации первых космоканцев, которых таутиканцы выращивали в специальных детских садах. Уиз, при напоминаниях Романа относительно обещанного знакомства с Юной, вздыхала и говорила: «Подруга-то она подруга, так ведь я её сама давным-давно вживую не видела». И при этом личико курносенькой таутиканки откровенно говорило о том, что она не слишком жаждет свести Загорцева с Юной.

Ан имперянин не терял времени даром и параллельно начал отрабатывать запасной вариант личной встречи с занятой матроной: он регулярно наведывался в особняк Высшего Совета, чтобы записаться к ней на приём. Роботы, составлявшие технический аппарат главного органа управления таутиканской цивилизацией, вежливо принимали его в холле, кланялись и докладывали: «Господин Загорцев, секретарь Юна на… Секретарь Юна в…Секретарь Юна за…»

Любым неувязкам приходит конец. И в одно прекрасное утро в квартире Загорцева раздался звонок видеотелефона. Хозяин включил аппарат и вместо ожидаемых Уиз, Бола или сотрудников школы пилотов увидел на экране женщину с нежным выражением лица.

— Здравствуйте, Роман! — приветствовала его Юна приятным и волнующим грудным голосом.

— Здра-аствуйте! — несколько растерянно ответил ей тот, прикрывая небритый подбородок рукой.

— Простите меня за то, что я своевременно не смогла уделить вам внимание в виду занятости. Вас не устроит, если сегодня, в обеденный перерыв, вы подъедете к нам, в Высший Совет?

— Разумеется, устроит, — поспешно кивнул зелянин. — Я только отпрошусь у инструктора школы пилотов.

— До встречи, — располагающе улыбнулась женщина и прервала сеанс связи.

На рандеву Загорцев прибыл в полной боевой готовности: тщательно вымытым, выбритым и освежившимся. Он был подобен натянутой гитарной струне, которая настроена на извлечение лирической мелодии — нечто типа романса. По дороге его так и подмывало нарвать букет цветов. От замысла пришлось отказаться: таутиканцы лелеяли фауну и не признавали столь «жертвенных» подарков в качестве средства межличностного общения.

Из холла сервис-киборги проводили его до апартаментов секретаря Высшего Совета. Но кабинет сановной матроны оказался пустым. Посетитель непонимающе затоптался у порога, и тут он услышал голос хозяйки, доносившийся из дальнего помещения, располагавшегося за официальной резиденцией:

— Рома-ан, это вы? Проходите сюда…Я зде-есь…

О, этот полузабытый, волнующий и зовущий голос женщины, пронизанный интимными интонациями! Наяву его Загорцев не слышал тысячу лет!..Он взбудоражил естество мужчины, и всё в нём перевернул вверх тормашками. Он удесятерил его беспочвенные фантазии и наивные несбыточные иллюзии.

Ведь после утреннего разговора по видеотелефону Роман на свой лад истолковал и то, почему Юна столь рьяно отчитала за него Бонза на заседании Высшего Совета, и то, по какой причине она пригласила его именно на обеденный период. Когда же матрона позвала его в уединённый тайный альков, мужская интерпретация обстановки разыгралась многократно. С бурно забившимся сердцем и на ватных ногах он пересёк кабинет и шагнул туда, где по его представлениям располагался будуар дамы…