Олег Фурашов - Последний мужчина

— Проще говоря, — завершал персональную одиссею в прошлое хакер, — довели меня до того, что плюнул я на борьбование. Дождался того, что меня выписали из психушки за плохое поведение, и…

— За что, за что вас выписали? — изумлённо перебил его молодой соотечественник, давясь смешинкой.

— …Ну, выписали из психушки за плохое поведение, — невозмутимо растолковал рыжебородый. — И подался я в грядущее. Заплатил фирме по усыплению — и вот я на Таутикане. Ан главная причина переселения в мир иной всё ж таки в том, что не терпелось мне изведать кибернетику будущего. Я и накарябал в завещании: разбудить через тыщу лет. А болеть я — не болел.

И Фомкин принялся подтягивать кверху брюки, которые от чрезмерной худобы их обладателя систематически сползали и так и норовили соскользнуть на пол.

Хакер, усвоив, что Загорцев выдержанный и культурный зелянин, успокоился, всё реже контролировал «отсутствие присутствия», и охотно вещал о личных открытиях в сфере овладения таутиканскими компьютерными технологиями.

Старческое суесловие вконец утомило молодого собеседника. И он с томлением уже придумывал благовидный предлог, чтобы выпроводить рыжебородого, когда тот обмолвился про изобретение, заинтересовавшее Романа. Достижение заключалось в том, что методом квантово-лучевой аэрографии можно было дистанционно и скрытно строить стереоизображение в любой точке воздушного пространства.

— …Зд орово! — оценив новшество хакера, вырвалась у Загорцева типично футбольная похвала, словно Фомкин выдал ему идеальный пас вразрез, выводивший форварда один на один с вратарём соперников. — Зд орово! Неужели такое возможно?

— Квантовое строительство давно превратилась в дальнодействующую материальную силу, — заверил его хакер.

— Акакий Талалаевич, а могли бы вы построить такой образ, в кабинете секретаря Совета Юны?

— Какой-такой образ?

— Допустим, объёмную картинку нашего зелянского тигра, но с мордой, похожей на мою физиономию. Будто бы тигр оберегает тигрицу с лицом Юны. А возле них резвятся двое этих…мамалышек.

— Хым, а зачем?

— Намёк: мир устроен так, что мужчина должен нежить женщину, а смысл их слияния — в детях.

— А-а-а…Не-е-е…Вмешательство в частную жизнь! Поймают — заметут, припаяют стерилизацию.

— Ну, Акакий Талалаевич!..

— Не-е, и не проси…

Загорцев убеждал Фомкина целый час. И целый час тот отмахивался от него подобно старой кляче от назойливого овода.

— Не-е-е, — боязливо оглядывался он через плечо. — Вмешательство…Поймают — заметут, припаяют стерилизацию.

— Ну, вы же, Акакий Талалаевич, корифей кибернетики, мастодонт компьютерных технологий, — уламывал трусоватого старикашку земляк. — Придумайте, чтоб не поймали. Да и какое же это вмешательство в частную жизнь? Это так…знак внимания.

— Не-е-е, — затыкал тот уши указательными пальцами. — Заметут…

— Хорошо, — разнообразил прессинг футболист. — А можно сделать так, чтобы объект существовал, скажем, четверть часа, а потом исчез? А на следующий день кратковременно появился и опять пропал?

— Технически-то — ноу проблем, как говорили мериканцы…

— Вот-вот. Да ежели мы ещё по времени возникновение этого трёхмерного граффити сделаем неожиданным и краткосрочным…

На втором часе «осады» Фомкин сдался. Загорцев «доконал» его неотступной настырностью.

— Лады, могодой чебурек, — перестал отнекиваться «мастодонт компьютерных технологий». — Есть у меня намётки, чего удеять, чтоб не замели. Схема функционирования моего агрегата будет основана на принципе неопределённости Гейзенберга — не установишь, откеля поступил сигнал. И с какого-нибудь чердачка я ей через окошко энту штуковину запулю. И по программе она периодически будет светиться, а меня и след простыл.

— Молодец вы, Акакий Талалаевич! — похвалил его Роман. — Поднапряглись — и воз на горе.

— Лады, — польщённо засопел носом старик. — Но мне надо недельки полторы…

— Нормально! Я как раз сдам экзамены на второго пилота фотонной ракеты. Потом в составе экспедиции полечу на Эребру спасть животных. Там просыпается вулкан Тод. А вы тем временем и сварганите.

— Хорошо, — согласился дед. — Уговорил, сынок.

Лёд в душе Фомкина тронулся. И склонить его ко второй каверзе неугомонному Загорцеву, вдохновлённому открывшимися перспективами, было уже проще.

— Дядя Акакий, — уже почти по-семейному спрашивал он у «второго Кулибина», — а можно звуковые волны преобразовать в субакустические? Потом отправить их на точно заданное расстояние, но так, чтобы там они вновь воспринимались ухом?

— Отчего ж, — покумекав, отвечал ему умелец. — Легко. А зачем?

— Вообразите, дядя Акакий, — возбуждённо жестикулируя, придвинулся к нему Загорцев, — наследниками какого несметного богатства мы являемся. Интеллектуальная собственность всей цивилизации мыслелобов — наша. Музыкальные шедевры — наши.

— И чего? — заторможено вопрошал хакер, туповатый в вещах такого рода.

— Представьте, — терпеливо растолковывал ему Роман, — что я наигрываю на синтезаторе «Юнную сонату» или «К Белизе» Буховена. Или же полонез Ногинского.

— И чего?

— Вы шифруете их и адресуете Юне.

— И чего?

— Как чего? Да любого проймёт такая музыка. Вообразите: Юна сидит в тиши кабинета, и вдруг на неё из акустического вакуума мелодической лавиной обрушиваются прекраснейшие душевные переживания. И уже Буховен заодно с нами. И мы обращаем Юну в нашу веру.

— А-а-а! — уразумел, наконец, Фомкин. — Ну и дошлый же ты, сынок! Лады. Охмурим твою деваху.

Последующие два месяца Загорцев провёл в беспрерывных полётах с Таутикана на Эребру и обратно. Он участвовал в экспедиции со вполне определённой целью: быть ближе к Юне, которая руководила операцией.

Имперянин в качестве второго пилота фотонной ракеты участвовал в доставке оборудования на далёкую планету. Там таутиканцы организовали бурение горизонтальных скважин, через которые магма вулкана Тод с больших глубин заблаговременно сливалась прямо в океан, что предотвращало катастрофическое извержение.

Роман с энтузиазмом участвовал в этом общем деле. И на сердце у него становилось теплее от того, что он не только спасает живой мир, но и действует в одной команде с дорогим ему созданием. Экспедиция по составу была весьма многочисленной. Роман и Юна сталкивались от силы несколько раз. При встрече они издали жестами обозначали приветствия и расходились в разные стороны. Зелянину и того было достаточно: главное, его «заноза» знала, что их сердца «звучат в унисон».

Спустя два месяца спасательная акция завершилась успешно: по её окончании Тод был притушен и лишь слабо курился остроконечной вершиной. Миссионеры возвратились на Таутикан, оставив на Эребру приборы, осуществлявшие автоматический мониторинг обстановки.