Росс Уэлфорд - Гость из космоса [litres]

Возвращайся домой, Тамми. Мы скучаем по тебе. С любовью, от Хексхэмских Водяных Драконов

Храни тебя Господь, Тамми. От отца Ника О’Нила

Пожалуйста, вернись домой! От друзей из начальной школы Калверкота

Горло у меня сжимается.

Па тоже часто моргает. Он тяжело садится, и я сажусь с ним рядом, а Ба в своих огромных кроссовках уходит за чаем. Па сглатывает и глубоко вздыхает.

– Твоя Ма, Итан, – начинает он, – с ней всё совсем не в порядке. Её нашли на пустошах, она была босиком и совершенно не в себе. Она…

– Кто нашёл её? – спрашиваю я. Жуть какая-то.

– Джек Натрасс на своём квадроцикле вёз овцам сено. Он и привёз её сюда. Она не… она была не… – Па снова делает паузу, и мне кажется, что он сейчас расплачется, но вместо этого он делает глоток чая из кружки, которую поставила перед ним Ба.

Ба говорит:

– У твоей Ма было что-то вроде нервного срыва, Итан. Вроде как… умственное истощение. Это из-за волнений, и горя, и… в общем, из-за всего.

Па снова вздыхает.

– Полиция приезжала. Инспектор Фодден и тот, второй. Они сказали, что снова сужают круг поисков и что мы должны готовиться к… к худшему. Твоя Ма отреагировала на это очень плохо и, ну… – Он не договорил: нечего было договаривать.

«К худшему».

Ба говорит:

– Твою Ма отвезли в специальную больницу. Больница Святого Георгия в Морпете. Там сумеют о ней позаботиться.

– Надолго? – спрашиваю я.

– Мы не знаем точно. – Она сдержанно улыбается мне. – Пройдёт пара дней – и с ней всё будет хорошо, она вернётся домой.

– Я пытался позвонить тебе, сын, – говорит Па, на этот раз мягче. – Где ты был?

Я перевожу взгляд с Ба на Па. Он парень здоровый, мой папа. На самом деле я не знаю никого больше или сильнее его. Но прямо теперь он будто съёжился. Лицо у него осунулось, а руки слегка дрожат, когда он поднимает чашку.

Я никак – совершенно никак – не могу найти нужных слов, чтобы рассказать Па, что случилось сегодня. Прямо сейчас – ни за что.

– Прости, Па. Батарея сдохла – забыл зарядить.

Я встаю и обнимаю Па, и он зарывается лицом мне в волосы, крепко стискивает меня в ответ и слегка всхлипывает разок. Вообще-то он не особо хорошо пахнет, и дыхание у него несвежее, но мне нет до этого дела.

Чуть позднее, после того как Па пошёл прилечь, Ба указывает на ёлочку в углу и говорит:

– Давай-ка, Итан, уберём это куда-нибудь в укромное местечко.

Так что я, и Ба, и тётушка Анникка, и молчаливый дядя Ян осторожно складываем все адресованные Тамми подарки в две большие картонные коробки и уносим их в кладовку – пусть полежат там. Мы разбираем искусственную ёлку и прячем и её тоже, а потом переставляем стулья в вестибюле, чтобы всё выглядело как обычно.

Я думаю, что это самое печальное дело, которым я когда-либо занимался.

И всё это время у меня в голове звучат два голоса. Мой собственный, который вопит: «Ты должен кому-то рассказать!» И сиплый голос той волосатой инопланетянки, говорящий: «Иначе ты больше никогда не увидишь свою сестру».

Я смотрю на троих взрослых. Тётушка Анникка? Нет, слишком расклеенная. Дядя Ян? Он не очень-то разговорчивый – думаю, за всю жизнь я перекинулся с ним примерно десятком слов, и английский у него так себе. Значит, остаётся Ба.

Моя крошечная, закалённая всякими переделками Ба в спортивном костюме скоро узнает обо всём.

– Ба?

Прошла пара часов, и мы с Ба возвращаемся в наш домик за пабом. Па ушёл в «Звездочёт» на вечернюю смену, хотя, скорее всего, посетителей там нет. (Он надел чистую рубашку, но выглядел всё ещё ужасно. Он потрепал меня по волосам и сказал, что с Ма всё будет хорошо.) Тётушка Анникка с дядей Яном сидят в своей комнате над пабом.

Мы с Ба расположились на диване, едим подаренный пастуший пирог и смотрим телик – но не особо вникая. Когда я окликаю её, она переводит взгляд на меня, склонив голову вбок и обеспокоенно сведя брови к переносице. У неё короткие седые волосы и худощавое такое лицо, которое могло бы принадлежать как мужчине, так и женщине, но её карие глаза за стёклами очков полны доброты.

– Да, Итан, дружок?

Я прорепетировал свой рассказ в голове, но я не могу сразу же выложить то, что хочу сказать. В итоге я решаю, что у меня нет другого выбора – скажу как-нибудь, а там как пойдёт.

– Мы с Игги встретили кое-кого сегодня. Кое-кого, кто сказал нам, что, эм… – Я запинаюсь, как актёр, забывший свой текст в пьесе.

Что она нам сказала вообще?

Она сказала нам, что Тамми в безопасности? Нет.

Она сказала нам, что произошло с Тамми? Нет.

Она сказала нам, что знает, где Тамми? Нет.

Я продолжаю мяться.

Ба чуть сильнее наклоняет голову, словно говоря – «Продолжай…»

– Сегодня у озера мы встретили кое-кого, кто… кто упомянул Тамми.

– Хорошо… – осторожно говорит Ба. – Кто это был? – Она не сводит с меня взгляда, параллельно пультом отключая громкость на телевизоре.

– Она не… Ну, она сказала, что её зовут… Эллиэнн? – Как-то нехорошо всё идёт. Я понимаю, что мой голос колеблется и звучит неубедительно, но зато хоть начало положено…

Ба отвечает:

– «Она», значит? Хм-м-м?

– И… и она сказала, что мы ничего не должны никому говорить, иначе мы больше никогда не увидим Тамми.

– О чём именно не говорить?

– О том… о том, что встретили её. И она знала моё имя.

– И как она выглядела?

О нет.

– Она была небольшая такая и волосатая – вроде как целиком волосатая – и… и голая…

Брови Ба взлетели вверх, потом медленно опустились, но она ничего не сказала.

«Ох блин, это звучит нелепо», – думаю я, но выбора у меня нет, так что я продолжаю.

– И у неё была какая-то палка, у Игги шла кровь из ноги, и она этой палкой её остановила. У него в ноге здоровенный крючок застрял…

Всё ещё нелепо…

– А потом она пропала, испарилась, когда прибежала большая собака – Шеба, ну знаешь – и сказала, что мы должны молчать, иначе никогда больше не увидим Тамми.

Ба невероятно долго смотрит на меня, перебирая пальцами застёжку на молнии своего спортивного костюма. Может, она обдумывает, стоит ли мне верить или что делать. В конце концов она раскидывает жилистые руки и говорит:

– Иди сюда, Итан, – и мне ничего не остаётся, кроме как придвинуться к ней в объятья.

Она стискивает меня крепкими руками и мягко говорит:

– Ох, Итан. Бедный, бедный мальчик. – Потом я чувствую, что её грудная клетка сотрясается, и понимаю, что Ба плачет. Она гладит меня по волосам, и я слышу, как она громко сглатывает, а потом глубоко вдыхает. Она повторяет: – Бедный ты мальчик.

– Но это правда, Ба! Честное слово, я не вру! – говорю я, и она обнимает меня ещё сильнее.

Больше я не произношу ни слова: я понимаю. Ба не верит мне, но в то же время ей меня жалко.