Сергей Лукьяненко - Знание - сила: Фантастика. 2006-2010

Мне кажется, сейчас он даст мне пощечину.

Нет, он встает и ковыляет в комнату, приносит дешевенький альбом. Кладет на столик передо мной, подвигает табурет. Там фотографии — простенькие, глянцевые, десять на пятнадцать. Много фотографий. На них я вижу одного и того же парня от пятнадцати до девятнадцати. На последних снимках он в солдатской форме. Берет заправлен за погон, руки заложены за спину по стойке «смирно», но солдат явно дурачится. Светловолосый, очень симпатичный, с простоватым, но привлекающим внимание лицом. Сзади — силуэт монастыря. Дата на обороте — двадцать девятое мая одиннадцатого года. За три дня до Сковского инцидента.

Альбом потрепан — видимо, хозяин часто его просматривает.

Я не могу оторвать взгляда от последней фотографии.

— Это мы в увольнительной. Мороженого тогда наелись — порций по десять. Пива холодного выпили по кружечке. Мне ничего, а кореша мои в санчасть угодили с крутой ангиной. И целы остались, — говорит Ладимир. — Вот такие дела.

Он пытается улыбнуться.

Я стараюсь замять неловкость, начинаю расспрашивать его о друзьях, которых вижу на фотографиях, о родителях. Час проходит в подобии беседы, но пару раз он даже улыбается, вспоминая какие-то школьные проделки. Есть контакт, отмечаю я. Договариваюсь о встрече на завтра, ухожу.

Такси привозит меня в наше здание, которое между собой мы зовем Штабом. Я сдаю ролик с аудиозаписью секретарше Майора, отправляюсь в комнату для релаксации. Хочется плакать. Здесь можно. Здесь никто не посмеется и не посмотрит с презрением. Обнимаю своего любимого лохматого зайца и валяюсь на мягком бежевом ковре. Вечером будет очередной тренинг, и мне придется обо всем рассказывать перед девчонками и ведущей — суровой теткой с погонами капитана. За замашки вампира ее прозвали «графиня Дракула». Графиня не успокоится, пока не выпьет всю кровь и не сгложет все нервы, задавая вопросы, понуждая выворачиваться наизнанку. Месяц назад она устроила мне шоу по поводу моих проблем с лицом. Требовала обрести внутреннее достоинство. И когда я, заливаясь слезами, попыталась выбежать в коридор, оказалось, что комната заперта. А Графиня продолжала говорить мне в спину, и я не могла не слышать ее прекрасно поставленного альта.

Но приходит Майор. Садится рядом на пол, расстегивает китель, кладет руку мне на плечо.

Я поворачиваю голову.

— Все было плохо?

— Да, Ена, если честно — далеко не то, на что ты способна. Но ты сумела взять себя в руки. Конец гораздо удачнее начала.

— Я… старалась. Но с ним так трудно…

— Попробуй представить себе, что это кто-то из дорогих тебе людей. Представь, скажем, лицо своего брата. Тебе будет легче на первых порах. А дальше ты привыкнешь.

— Угу, — вздыхаю я. — Попробую.

— Ена, ты должна постараться. Кое-где в верхах считают, что этот сегмент Программы нерентабелен. Нас могут закрыть, если мы не справимся.

Я киваю, молчу. Да, кое-какие слухи ходят уже давно. Не всем нравится выбрасывать деньги на ветер — на возню с инвалидами. Некоторые считают, что средства стоило бы пустить на очередной сектор оборонной промышленности. Или еще куда-нибудь, на пользу здоровым гражданам. Сволочи.

— Ты можешь ехать домой, — неожиданно говорит Майор после долгой паузы.

— А… а тренинг?

— Пропустишь, не беда. Завтра сразу езжай к Ладимиру, уже потом — сюда.

Солнышко, лапушка, умница Майор спас меня от цепких когтей Графини! Я моментально оживаю, подпрыгиваю, приземляюсь на полусогнутые ноги, делаю мах — и падаю физиономией в ковер: Майор, сидя, сумел подставить мне подножку.

— Не зевай, — смеется он, подавая мне руку. — Никогда нельзя зевать.

— Ну-у, я же вам доверяю!

— Доверять тоже надо внимательно.

На следующее утро я опять поднимаюсь по лестнице. Опять пристальные взгляды на пороге, неизбежное чаепитие. Но на этот раз на столе — пирожные. Ладимир меня ждал. Болтовня течет как-то теплее, без вчерашней мучительной неловкости. Мне гораздо проще — я представляю себе, что это Майор. Да, изуродованный, разуверившийся во всем, обозленный — но Майор, за которого я готова вывернуться наизнанку. Он был прав — так легче.

Но вдруг, незаметно для меня, разговор опять становится напряженным. Потом обязательно нужно будет отслушать запись, отмечаю я для себя. Я не заметила, какая фраза вызвала такую реакцию. Непрофессионально.

— Ну и что ты делала в ту ночь? За столом сидела, пила и ела, веселилась?

Вопрос бьет под дых, я злюсь, чувствую, как кровь приливает к лицу. И не собираюсь сдерживаться. Незачем. У меня нет комплекса вины перед ветеранами Сковского инцидента!

— Тебе честно сказать? В эту ночь у меня умер отец. Инсульт. Мы ждали «Экстренную» час, и приехали какие-то студенты, и не успели ничего сделать. Потому что праздник! Вот так я веселилась!

Ладимир подается назад, качает головой, вздыхает.

— Ну, извини.

— Да пойми же ты, — нельзя упускать момент, если я его упущу, меня пинками нужно гнать из Программы. — Пойми, что нельзя ненавидеть весь мир. Ты же знаешь, что министр защиты застрелился, когда узнал… А остальные — в тюрьме, пожизненно. Да кому еще повезло больше — им или тебе? Ты на свободе, ты жив, между прочим! — я ору на него, искренне и горячо, веря в каждое свое слово. — Тебя вылечат через пару лет! Все, кто виноват — наказаны, риттарайн на ушах стоят, чтобы вам помочь. Знаешь, сколько наша Программа стоит? А вы их тоже убивали. Чего ты еще хочешь?! Некрасивый, да? На меня полюбуйся! На меня и без ожогов парни не смотрят — так я же не начинаю ненавидеть всю страну?

Ладимир ошеломленно мотает головой, словно пытаясь вытряхнуть из ушей мой последний особенно громкий вопль, но в глазах появляется какой-то вопрос или идея.

Чего мне и требовалось.

Я сама наливаю нам еще по кружке чаю, сыплю ему сахар — две ложечки с горкой, как он обычно пьет. Отпиваю горячую жидкость. Завтра нужно принести хорошей заварки, из нашего супермаркета. Ладимир дует на чай в ложечке, пробует, кивает.

Да, в ночь Сковского инцидента мне и матери было наплевать на все. Если бы корабль риттарайн уселся не под Сковом, а прямо на площади нашего городка, меня волновало бы одно — не загородит ли он дорогу «Экстренной». Только под утро мы включили телевизор. Слова о «враждебной вылазке инопланетного противника» и прочие трескучие штампы, которыми тогда сыпали дикторы, отскакивали от сознания. Инопланетный корабль, боевые действия в зоне высадки — казалось, что мы с матерью спятили от горя и бессонной ночи. Потом это стало реальностью — и пришло время ужасаться. Пять с лишним тысяч убитых, порядка двадцати тысяч тяжело раненых за одну короткую ночь.

Корабль нагло приземлился возле областного центра, проигнорировав все усилия ПВО, риттарайн расположились, как у себя дома, и начали вести какую-то непонятную деятельность. Президент впал в истерику, армия встала на уши и перешла к активному противодействию. Закончилось оно к утру — бесславно для армии, и только тогда кому-то пришло в голову устроить переговоры. Очень показательно для того правительства. Нынешнее, слава всему, умнее.