Сергей Лукьяненко - Знание - сила: Фантастика. 2006-2010

…судьба сложилась таким образом, что я мог наблюдать героя Вашей книги в жизни, знал многих из тех, кто составлял его профессиональное и семейное окружение, имею отчасти такую возможность и теперь, и поэтому с повышенным интересом воспринимаю все, имеющее к нему отношение…

Фразу «имею отчасти такую возможность и теперь» я перечитал трижды. Что автор хотел ей сказать: кто-то из тех, кто составлял «профессиональное и семейное окружение» героя моей книги, еще жив… или он может до сих пор наблюдать самого героя, почившего полвека назад? А впрочем, чему было удивляться? Спам есть спам, избавляться от него следует, не читая, я не сделал этого и теперь имел дело либо с выжившим из ума стариком — пенсионером (об этом говорил витиевато-старомодный стиль письма), либо со злым розыгрышем со стороны кого-то из собратьев по перу (теперь это, кажется, называется «стеб»). Вариант стеба представлялся более вероятным: мои коллеги тяжело переживают чужой успех. Но, так или иначе, с этим делом надо было завязывать: отправить спам в корзину, выключить компьютер, позвонить на киностудию. Короче, заняться делом.

Телефонный звонок помешал мне выполнить это решение, и я часто теперь пытаюсь вообразить, как развивалась бы события, если бы Шурик — а это был он — не позвонил мне в то дождливое утро.

— Я видел Алекса, — сообщил Шурик бесстрастным тоном. — Он обеспокоен.

— Сегодня к нему еду.

— Он подозревает, что ты связался с кем-то из его конкурентов.

— Чушь.

— Надеюсь. Ты ведь не хочешь меня подвести?

— Через час буду на студии.

— Потом заезжай, — сухо выговорил Шурик и повесил трубку.

Я вернулся в деткаб. Злополучное письмо все еще висело на экране, и я машинально продолжил чтение:

Моя судьба сложилась таким образом, что я мог наблюдать героя Вашей книги в жизни, знал многих из тех, кто составлял его профессиональное и семейное окружение, имею отчасти такую возможность и теперь, и поэтому с повышенным интересом воспринимаю все, имеющее к нему отношение. Тем не менее публикации на эту тему читаю редко в силу их примитивности, односторонности и по большей части предвзятости. При иных условиях не стал бы читать и Вашу книгу, но она по странному (возможно, фатальному) стечению обстоятельств появилась в Сети именно тогда, когда я решил, наконец, узнать, что же собой представляет эта Ваша Всемирная Паутина. За чтение принялся не без предубеждения и, должен признаться, был, по крайней мере отчасти, разочарован. Вы, правда, не славите «генералиссимуса», как это делает один из его нынешних именитых литературных апологетов, и не изображаете его тщеславным ничтожеством, от чего не удержался даже глубоко чтимый мною Александр Исаевич. Пишите Вы интеллигентно (для меня это чрезвычайно важно), захватывающе (начав читать, бросить трудно) и не уподобляетесь многочисленным фантазерам (своего рода некрофилам, сладострастно копающимся в жизни тех, кто уже не может этому помешать). Я собирался поначалу ограничиться несколькими страницами, а прочел, почти не отрываясь, все, включая семьдесят с лишним отзывов (комментариев) в конце. Но в остальном Вы не исключение. Деяния героя для Вас лишь отражение глубинных процессов борьбы за власть и таких его качеств, как фанатизм в следовании Доктрине и болезненная амбициозность. Но о ком из его противников (да и сторонников) нельзя сказать того же? Жестокость Хозяина (так звали товарища Сталина в нашем кругу) представляется чудовищной именно потому, что часто необъяснима. К чему был этот необузданный, ничем неоправданный размах репрессий? Зачем было безжалостно уничтожать во второй половине тридцатых к тому времени безопасных, раскаяв А шихся, деморализованных, готовых славить великого вождя бывших «соратников» (Николай Иванович — Бухарин — так даже и поэму написал о товарище Сталине!)? Да что соратников — друзей юности, ближайших родственников! Или, вот еще: какой высшей целесообразностью может быть, не скажу — оправдан, но хотя бы объяснен, указ об уголовном преследовании (вплоть до расстрела) детей начиная с двенадцатилетнего возраста? Читали ли Вы замечательную книгу Даниила Андреева «Роза мира» (кстати, один из семидесяти комментариев к Вашей книге касается именно ее), согласно которой Сталин — очередная инкарнация кандидата в Антихристы, уже воплощавшегося ранее в древних злодеях, не исключено — и в Ироде Великом, повелевшем убить младенцев? Любопытная версия, не правда ли? Было бы интересно обсудить ее с Вами. Буду с нетерпением ждать Вашего ответа и, если заинтересуетесь, напишу подробнее.

Искренне Ваш,

Беспристрастный Свидетель.

PS: Фамилию и имя не указываю, они ничего Вам не скажут.

Зазвонил телефон, но на этот раз я не снял трубку, продолжал сидеть, уставившись в экран. Вариант выжившего из ума старика пенсионера в качестве спамера, безусловно, отпадал: письмо было написано профессионально. Однако и стеб казался теперь мало вероятным: мои коллеги вряд ли станут писать столько слов кряду, не рассчитывая на гонорар или реализацию своих литературных амбиций. Но почему бы ни воспринять дело всерьез, не предположить, что автор — сын кого-то из окружения «Хозяина», оставшийся в живых и сохранивший не только воспоминания, но — чем черт не шутит! — и какие-то документы? Ему должно быть, в этом случае, лет этак… восемьдесят — восемьдесят пять… Возраст вполне жизненный. И вот, прочтя мою книгу, он захотел поделиться воспоминаниями — а может быть и документами! — со мной. А почему бы и нет? Но, если так, — я возбужденно потер руки, — если так… это же… потрясающе! Это и есть удача — та, которую я столько лет ждал с надеждой и сомнениями!

Какое-то время я сидел, задумчиво глядя в окно, прижав сплетенные в тугой узел пальцы рук к груди. Потом, словно очнувшись, скопировал электронный адрес моего нового знакомца, занес его в Адресную книгу и принялся писать:

Сударь!

Извините, в свою очередь, за такое обращение, но иного варианта Вы мне не оставили. Спасибо за письмо. Познакомиться с Вашей версией феномена Сталина мне, безусловно, интересно. Особенно, если она подтверждается документально. С нетерпением жду Вашего следующего письма.

С искренним уважением…

Поразмыслив, я допечатал: «Ваш Глеб». А как еще мне следовало себя именовать — не по имени же отчеству? В конце концов, я, должно быть, минимум вдвое моложе. Перечитав свой ответ и не найдя в нем ничего предосудительного, я отослал письмо.

Теперь можно было заняться другими делами, но я никак не решался выключить компьютер. Прокручивая в мозгу детали происшедшего, я все больше утверждался в мысли, что это не стеб и не чье-то больное воображение. Дело выглядело вполне серьезно. Не исключено, что информация, которую собирался поведать мой Беспристрастный Свидетель, и есть то, чего мне так не хватало, что позволит по новому взглянуть на личность моего героя, начать работу на качественно новом уровне. Но хотя мыслил я в вероятностных терминах — «не исключено», «возможно» — в душе зрела уверенность, что так оно и будет. Я, было, снял трубку, чтобы позвонить и рассказать о неожиданном событии Марии, но передумал: «Зачем торопить события?.. Посмотрим, что покажет будущее». И словно в ответ на мои мысли на экране вспыхнул постинг: «Google верит в будущее»! Я ошеломленно почесал затылок. Разумеется, это было лишь случайностью, но знаковой, — знаковой случайностью, если угодно. Google верил в будущее! Я тоже в него верил; давно уже оно не рисовалось мне в таком радужном свете. Откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, я стал думать о предстоящей работе. Какое это, однако, наслаждение: думать о предстоящей работе, когда будущее рисуется в радужном свете!