Сергей Лукьяненко - Знание - сила: Фантастика. 2006-2010

И вот теперь передо мной лежало реальное, отпечатанное на бумаге письмо Беспристрастного Свидетеля — hard copy: тот же формат, тот же шрифт. Вероятно, я мгновенно узнал бы его среди множества других писем. Еще в конверте лежала тетрадь. Обычная общая тетрадь в коричневом ледериновом переплете — немало таких я исписал в школьные и студенческие годы. Подавив острое желание начать с тетради, я прочитал первые строки письма.

⠀⠀ ⠀⠀

Сударь!

Судя по всему, это мое последнее письмо. После Вашего неосмотрительного поступка, мои контакты с внешним миром сведены практически к нулю. В ближайшее время будет, несомненно, перекрыт и нынешний канал. Впрочем, это уже не существенно: «программа» в основном выполнена: в предыдущих письмах я успел сказать почти все, что хотел. Осталось уточнить некоторые детали…

⠀⠀ ⠀⠀

Детали? Интересно, какие? И опять эти двусмысленности: внешний мир — метафора, или намек из той же серии, что Вергилий и Данте? Я тщательно протер запотевшие очки:

⠀⠀ ⠀⠀

Я часто мысленно полемизирую с автором «Розы мира». Спору нет, он глубоко проник в суть сталинского феномена, однако ошибся в главном: необъяснимая жестокость Вождя народов была проявлением не силы, а как раз наоборот — слабости. Об этом однозначно свидетельствовала информация, поступавшая в Центр от нас — рядовых посланцев.

От нас — рядовых посланцев?!. Ничего себе! Так вот, выходит, к чему клонится дело: Беспристрастный Свидетель — рядовой посланец… агент темных сил?.. Я вновь протер очки, но на содержании письма это, естественно, не отразилось — черным по белому там значилось:

⠀⠀ ⠀⠀

Об этом однозначно свидетельствовала информация, поступавшая в Центр от нас — рядовых посланцев…

⠀⠀ ⠀⠀

Мои жизненные представления рушились, как карточный домик.

⠀⠀ ⠀⠀

Об этом однозначно свидетельствовала информация, поступавшая в Центр от нас — рядовых посланцев. Мог ли такой стать «избранником Великого Демона», как пишет о том Даниил Андреев? Разумеется, нет. Его крах не есть результат победы Провидения. Как раз наоборот — от него отступились сами Темные силы. И пресловутый «эпизод», о котором я писал в предыдущих письмах, несмотря на кажущуюся малозначительность, сыграл здесь ключевую роль.

Мое воображение рисует такую картину… Морозное утро; маковки кремлевских храмов неярко блестят в лучах зимнего солнца, снег поскрипывает под ногами. Мир и благолепие! Но что-то не так в одежде младшего сына Хозяина — Васи. Няня стоит в раздумье: «Вернуться, или нет?..» Решает вернуться… Как складывались бы события, если бы решила не возвращаться? Сколько человеческих жизней было бы спасено? Как Вам такое развитие Истории с точки зрения исторического материализма?

И, наконец, то, что считаете главным Вы: бумаги — «документальные подтверждения…» По крупному счету их не должно бы быть в принципе: уничтожались не только свидетели, но и самые невинные свидетельства тех событий. Категорически запрещалось вести любые записи, кроме тех, что предназначены для Центра, и нам — рядовым посланцам. И все-таки в моем распоряжении оказались записки одного из моих сотоварищей — дневник посланца!.. Да, такое случается: адская сущность входит в противоречие с человеческим обличием. Ослушника ждет жестокая кара. Удивительно, что эти 15 страниц были все-таки написаны. Еще удивительнее, что мне удалось их сохранить. Теперь, когда Вашими необдуманными действиями наши отношения переведены из виртуальной плоскости в реальную и перестали, таким образом, быть секретом, хранить их я больше не смогу. Не знаю, хватит ли на это сил у Вас! Наш эпистолярный роман подошел к концу. Прощайте. И, как говорится, не поминайте лихом.

Ваш Беспристрастный Свидетель.

⠀⠀ ⠀⠀

Некоторое время я сидел недвижно, глядя на слегка помятый, согнутый посредине лист бумаги с четкими — лазерными — письменами. Так вот значит, что крылось за полунамеками моего таинственного корреспондента: выходит, он как раз и есть один из тех — рядовых — якобы наблюдавших происходящее из-за кулис! Можно ли было в это поверить, допустить, что крах Вождя народов был выражением воли Темных сил, что их агенты — адские сущности в человеческом обличии — всегда бродили среди нас, и, стало быть, бродят и теперь, готовя почву для новой тирании? Мой впитанный с молоком матери материализм однозначно свидетельствовал — нет. И, тем не менее, незнакомый, неизвестно откуда взявшийся внутренний голос, негромко, но настойчиво, твердил: да… да… да…

Итак, мне презентовались 15 страниц записей «одного из непосредственных свидетелей и косвенных участников трагедии». Прямо скажем, не мало! Я взял тетрадь, повертел, разглядывая потертую ледериновую обложку. Удивительно, в какой будничной, ничем не примечательной обстановке свершалось это, столь долго ожидавшееся мною событие: сквозь открытую форточку доносился уже стихающий к этому часу шум улицы; на кухне Мария позвякивала посудой; что-то у нее не заладилось — в воздухе висел слабый запах пригоревшего ванильного печенья. Теперь, когда ничто не отделяло меня от цели, я испытывал чувство странной нерешительности, почти апатии; в мозгу настойчиво крутилось убрать тетрадь в стол, не прикасаться к ней как можно дольше. В глубине души я сознавал, что за этим кроется боязнь разочарованья, опасение, что дошедший, наконец, до меня дар Беспристрастного Свидетеля окажется не тем, на что я рассчитывал.

И как всегда в сомнительных ситуациях, победил мой врожденный педантизм: я аккуратно сложил и убрал в стол письмо, машинально протер ладонью освободившуюся поверхность письменного стола и раскрыл тетрадь с той стороны, где ее уголки были слегка загнуты.

Действительность превзошла мои ожидания: тетрадь была чиста.

Несколько мгновений я растеряно смотрел на предназначенный быть титульным лист клетчатой, желтоватой от времени бумаги, потом раскрыл тетрадь с противоположной стороны. Однако и с противоположной стороны она была также девственна.

Сторона с загнутыми уголками была, несомненно, лицевой. Внизу первой страницы — как раз по середине — фиолетовыми чернилами была выведена цифра 16. В нескольких местах страница была подрезана у основания. Всмотревшись, я без труда обнаружил и остатки первых пятнадцати страниц, под корешок срезанных бритвой.

Мои действия после совершения этого открытия отличались стремительностью: первым делом я включил компьютер, вторым — нашел адрес Беспристрастного Свидетеля, третьим — напечатал в заглавии письма «Сударь»… Четвертого я, слава Богу, не совершил, вовремя осознав его бессмысленность: найти моего виртуального корреспондента по-прежнему адресу было нельзя; другого у него теперь не существовало. Постепенно я осознал и остальное: даже если бы ситуация складывалась иначе, даже если бы войти с ним в контакт было проще простого, это ничего бы не изменило: дневник существовал в единственном экземпляре, теперь этот экземпляр был похищен, не исключено, — уничтожен, и, без сомнения, — не достижим.