Ёсики Танака - ЛоГГ. Том 3. Стойкость

Но даже эта вера таяла день ото дня в ходе деятельности Фредерики. Даже с публичной поддержкой Бьюкока и тайным содействием Ребелу, она всё время натыкалась на невидимые стены и цепи. Им наконец удалось выяснить, в каком здании проводятся заседания следственной комиссии — Ребелу узнал об этом, связавшись с Хваном Руи. Оно находилось на территории штаб-квартиры тыловой службы вооружённых сил Союза, но даже адмирал Бьюкок не смог попасть туда, так как это было запрещено в связи с некой «государственной тайной». Также Бьюкоку было отказано и во встрече с теми, кто там распоряжался и мог что-либо ответить на его вопросы. После этого старый адмирал заметил за собой постоянную слежку, и во время второй личной встречи со свидетелем, которого ему наконец удалось найти, запуганный кем-то человек отказался давать показания.

Когда Фредерике во второй раз удалось загнать в угол контр-адмирала Бэя, тот вилял в ответ на все её вопросы, решительно отказываясь ответить прямо. Потеряв терпение при виде этого, девушка решила снова попробовать пригрозить ему тем, что обратится к прессе. Однако на сей раз ответ Бэя отличался от сказанного им прежде.

— Если вы хотите что-то сказать им — пожалуйста. Но вы не сможете найти репортёра, который согласится вас выслушать. Вас или проигнорируют, или превратят в посмешище.

Фредерика посмотрела ему в глаза и успела заметить слабую вспышку паники и сожаления. Он только что сказал что-то, чего не должен был говорить.

Сердце девушки обдало холодом. Как она видела на примере случившегося с Комитетом Эдвардс, администрация Трюнихта чувствовала уверенность в своих возможностях управлять средствами массовой информации. А когда политическая власть и журналистика вступают в сговор, демократия утрачивает способность к самокритике и самоочищению, позволяя укорениться смертельной болезни. В их государстве всё уже зашло настолько далеко? Неужели правительством, армией и СМИ управляет один и тот же человек?

На следующий день ей не раз приходилось вспоминать об этом. Мичман Машунго читал электронную газету, но, увидев Фредерику, попытался тут же спрятать её. Естественно, это лишь вызвало у неё подозрения. Она попросила отдать ей эту газету, и Машунго неохотно подчинился.

В газете была размещена статья о Фредерике, где говорилось о том, что она всё ещё занимает должность в армии Союза, несмотря на то, что её отец, Дуайт Гринхилл, был «предводителем заговорщиков, устроивших государственный переворот в прошлом году». Также там были представлены комментарии от неназванного информатора, предполагающего, что между ней и её командиром, адмиралом Яном, могут быть романтические отношения. Происхождение и предназначение этой статьи были ясны как день.

— Это всего лишь куча лживого мусора, — возмущённо сказал Машунго.

Но Фредерике не хотелось злиться. Должно быть, гадости, перешедшие определённую черту, возымели противоположный эффект, не вызывая больше ярости. Ещё одной причиной было нетерпение и одновременно чувство беспомощности, которое она испытывала, будучи неспособной придумать, как вытащить Яна из сложившейся ситуации.

Однако чудо наконец случилось. Однажды с ней в срочном порядке связался адмирал Бьюкок.

— Большие новости, лейтенант, — сказал этот смелый старый солдат, с трудом сдерживая волнение. — Крепость Изерлон находится под ударом. Имперский флот снова вторгся на нашу территорию.

Фредерика ахнула. Но ещё до того, как успело схлынуть первое удивление, в её голове вспыхнула мысль, и девушка вскричала:

— В таком случае, им придётся освободить адмирала Яна!

— Именно так. По иронии судьбы, имперский флот в этот раз стал нашим спасителем.

Как это ни странно, Фредерика действительно была рада. Впервые в жизни она чувствовала благодарность по отношению к имперскому флоту.

С самого начала того дня заседание следственной комиссии было полно признаков непогоды. Хотя Ян решил смириться с чем угодно, президент Оливейра из Университета государственного управления, возможно, увлечённый академической страстью, начал читать ему лекцию о смысле того, что называется войной. По его словам, негативные мысли на этот счёт были не более чем продуктом лицемерия и сентиментальности.

— Вы хороший человек, адмирал, но вы ещё молоды. Вы просто пока не понимаете, что такое война.

Ян промолчал, но это никак не помешало Оливейре продолжить лекцию для невольной аудитории.

— Послушайте меня. Война — это продукт цивилизации, а также наиболее разумный метод разрешения внешних и внутренних конфликтов.

«Кто такое сказал? — хотелось спросить Яну. — Кто в мире когда-либо признавал подобное?»

Но он даже не попытался спорить, будучи уверен в напрасности этих усилий. А Оливейра, по-видимому, расценив его молчание так, как было удобно ему, продолжил напыщенно излагать свою теорию:

— Человек — это животное, которое очень легко может сбиться с истинного пути. В частности, мир и свобода приводят людей к самоуспокоенности. Именно война порождает бурную деятельность и упорядоченную дисциплину. Война сама по себе двигает цивилизацию вперёд, делает людей сильнее и развивает как физически, так и духовно.

— Замечательная мысль, — заявил Ян без капли искренности в голосе. — Возможно, будь я кем-то, кто никогда не отнимал жизни и не терял семью на войне, я бы даже захотел в это поверить.

Когда Ян был в настроении, он мог отпускать саркастические замечания даже в лицо высокопоставленным правительственным чиновникам. До сих пор он сдерживался лишь потому, что шансы высказаться ему предоставляли редко, а последствия наверняка были бы слишком уж неприятны. Но к этому моменту в нём уже накопилась критическая масса агрессии.

Терпеливость и молчание не обязательно и не в любых обстоятельствах являются достоинствами. Терпеть то, что должно быть нестерпимым, и молчать о том, что должно быть сказано, — значит, позволять эго противников беспрепятственно раздуваться и позволять им самим думать, что их эгоцентризм приемлем в любой ситуации. Если нянчиться с имеющими власть, как с маленькими детьми, и позволять им топтаться по себе — ничем хорошим это закончиться не может.

— Естественно, — продолжил Ян, — эта идея, должно быть, имеет свою прелесть для людей, получающих преимущества от войны и пытающихся построить собственное благосостояние на жертвах других. Ну, знаете, для таких людей, которые прикрываются любовью к стране, к которой на самом деле ничего не чувствуют, чтобы обмануть слушателей.

На лице Оливейры впервые мелькнула ярость.

— В-вы говорите, что наш патриотизм — обман?

— Я лишь говорю, что если защищать отечество и приносить жертвы действительно так важно, как вы утверждаете, то как насчёт того, чтобы делать это самому, вместо того, чтобы отдавать приказы всем остальным? — тон Яна теперь был почти беззаботным. — Например, вы могли бы собрать всех политиков, чиновников, интеллигентов и финансистов, ратующих за войну, и создать их них какой-нибудь «Патриотический полк». И, когда Империя снова нападёт, встать в первой линии обороны. Но для начала вам следовало бы перебраться из безопасных мест вроде столицы поближе к фронту, в тот же Изерлон. Что скажете? У нас достаточно свободных кают, чтобы разместить всех.