Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том III [СИ]

Менестрель окончил легенду и запел. Джерин со вздохом отверг третий бокал и подсунул под плечо вторую подушку, пытаясь устроиться поуютнее. Он неосторожно глянул на ковёр на стене (лимонный с лиловыми и розовыми узорами, как и тот, на котором он полулежал в гнезде из подушек) и поспешно закрыл глаза, недоумевая: как сьер Тавин и его домашние ухитряются среди подобных «украшений» не ослепнуть? Или такие ковры только в гостевой зале — чтобы гости не слишком засиживались? Хотя на мягких подушках гость может дремать и ковров не видеть. О, вот зачем нужен менестрель — живенько разбудит! А ему не спится, даже от вина. Джер опять вздохнул. Ещё бы — когда всякий раз, стоит двери открыться, я смотрю, не входит ли он! А если и войдёт? Или я жду, что наша встреча его обрадует?

Гостевая зала сьерина Тан казалась ему, привыкшему к уютным комнаткам Замка, огромной: убрать мебель — и человек сто сюда влезет наверняка! Сейчас, конечно, людей тут было куда меньше, но тоже порядочно, и все (несмотря на жуткие ковры) вполне бодро ели, пили и разговаривали — и за длинным столом у одной из стен, и на подушках, во множестве раскиданных на полу, и прогуливаясь среди больших ваз с цветущими кустами миал и арилий. Кусты Джер одобрил: и пахнут приятно, и под ними легко спрятаться. Что он и сделал: наскоро перекусил, ушёл из-за стола и лёг меж двух ваз с голубыми миалами. Чудесно: он в их тени почти незаметен, а ему цветы ничуть не мешают наблюдать остальных.

Сьера Тавина, грузного и шумливого, Джер не раз встречал в Замке на праздниках, как и его жену и детей: родных сына и дочь, уже взрослых, и сына Обета, своего ровесника, — он болтал с крестьянином средних лет, так и лучась самодовольством. Крестьянин (похоже, отец) взирал на сыночка с гордостью. И сьер тоже. Глупые. Смотрит свысока на тех, кто вверх его и поднял, — чем же тут гордиться? Юноша, видимо, ощутил взгляд и тоже на него глянул. Джер иронически улыбнулся. Мальчишка занервничал и папочку куда-то утащил. Понял, с интересом подумал Джер, или это обычное следствие моей улыбки?

Запах цветов вдруг усилился, в окно, звонко щебеча, влетела пёстрая стайка птичек, тяжёлая дверь распахнулась. Джер напрягся (он подобное уже видел), а вот у прочих новый гость никакого волнения не вызвал — те, мимо кого он шёл, здоровались и возвращались к прерванным беседам, другие вовсе не оборачивались или косились на чёрный с золотом плащ и шептались, но без всякого страха. Люди за Чертой не тревожатся при виде Лучей. Ты Тайны не знаешь. Он с иронией усмехнулся — уже над собой. Так не беги сообщать об этом Лучу, и вообще ему нет до тебя дела, не будь идиотом, Джер. Ты Рыцарь, и скажи спасибо; а они зря не тревожатся, сердце Вэй — тёмное озеро… если у бедолаг после Ступеней хоть подобие сердец остаётся. Всё-таки я ненормальный, то Вэй жалею, то тогда менестреля…

А Тавин Луча явно ждал: тотчас утянул в уголок, где вместо подушек стояло несколько кресел — для высоких гостей и серьёзных разговоров, — и принялся с озабоченным лицом что-то ему втолковывать. Слуга подошёл к ним с вином, но Луч пить не стал; сьер тоже — видно, из уважения к гостю. Интересно, и правда Вэй крепкие напитки вредны, или Лучу (Каэрин, вспомнил Джер) попросту вино не по вкусу? Вид у Луча, кстати, утомлённый. Точнее — вид человека, которого в сотый раз оторвали от важных дел из-за ерунды, и кто бы знал, как это ему надоело. Что сьеру от него понадобилось? Если я спрошу, вдруг подумал Джер, они обязаны мне ответить. Вот забавно проделать такое! Состроить мину «я-куда-круче-вас», как у Брента в кузнице, подойти и спросить, в чём у достойного сьера проблема со Звездой. И полюбоваться, какое у Луча будет выражение… Ещё более усталое, вот какое. Будто мало ему сьера с его глупостями, так лезут ещё всякие детишки в белых плащах, развлекаются как умеют. Та ещё забава.

Может ли Рыцарь в здравом уме испытывать чувство симпатии… даже некой странной общности… к Лучу? Приятного ответа Джер, разумеется, не нашёл и решил отнести непонятные чувства за счёт вина, выкинуть Луча из головы и понаблюдать за кем-нибудь другим. Вот дочка сьера — пухленькая, в папу, хохотушка, а муж её, наоборот, серьёзный… хотя ещё бы не быть серьёзным: судя по алому наряду, он с Вершины, а ведь сьеры вечно цапаются с Вершиной из-за налогов — в сьерине ему наверняка неуютно. От меча на бедре ему неуютно тоже, сразу видно. Зачем таскать меч, если сражаться не умеешь? Мимо такого «мечника» достаточно пройти — и его стальная игрушка уже у меня. А носит. Вместо украшения, что ли?

Женщина-торговец, показывающая жене сьера и двум крестьянкам какие-то баночки, — другое дело, у неё-то оба кинжала, и в сапоге, и на поясе, отнюдь не для красоты…

…Он покинул Замок, ни с кем не простившись, и шёл, пока не упал; и долго лежал, чуть не плача от перспективы встать и идти снова. На Пути вовсе не требовалось так себя терзать, но он хотел ощутить нечто новое — а иначе зачем нужен Путь? Упасть, с болью во всём теле и тьмой в глазах, от обычной ходьбы — да, это было новым. И голод. «Услышав голос Пути, оставишь всё и уйдёшь» — а не забежишь сперва на кухню, перекусить на дорожку! В кармане обнаружился кусок хлеба, запасённый для гнедого Грома, — судьба, решил Джер, и ушёл без завтрака. А потом прикончил хлеб на ходу, даже не заметив, и остаток дня, ночь и ещё полдня тщетно пытался не думать о еде (тоже новое: подчинять воле желания тела у него всегда выходило). Не думать об охоте было легче: с мечом какая охота, а ещё — ну, камни… только сейчас он камнем ни во что живое не попадёт. Вообще-то и в неживое тоже. Кроме земли. По земле он точно не промахнётся. И скорее всего, они с камнем стукнутся об неё одновременно.

В фургон он не просился, ему просто хотелось чего-нибудь съестного. Она сама его позвала. Вернее, она крепко взяла его за руку и втащила. Молча дала фляжку с шином, а когда он ожил настолько, чтоб сказать спасибо, появились колбаса, сыр и груши, и он почти до самого сьерина их жевал, размышляя: то ли еда особенно вкусная, то ли такой её сделал голод, а тогда не стоит ли почаще ходить голодным?

Нелия, сказала она. Джер, сказал он, из Замка Эврил. О, радостно сказала она, чудесные духи, и ещё помада, в очень милых скляночках, потом удобно для бисера, заодно и украшение, а он, случайно, не готовит помаду? Джер не без смущения признался, что о помаде знает лишь одно: такая красная штука, которую девушки мажут на губы (чтоб поцелуи были вкуснее?). Но Нелия менее приветливой не стала.

— Вкус — это мысль! — оживлённо заявила она. — Пока нет, но если выйдет, будет здорово. Я поговорю кое с кем… А ты на Пути, да? А что ж в Эверн не свернул? От Черты до Эверна день ходу. Я, кстати, оттуда как раз. Там бы тебя и накормили, и с собой припасов надавали, а ты от самого Замка шагаешь?