Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том III [СИ]

Он кивнул. Он сидел возле неё, ловко правящей фургоном, ел грушу, и жизнь казалась прекрасной.

— Повезло тебе, я в Замок ваш не поехала, а то б как ты до Тана шёл семь таров с пустым животом! — он кивнул снова: повезло. Хотя всё правильно, это же Путь. — Я после Замка к Тавину собиралась, да Эверлен сказал, неладно что-то в Тане, я и думаю, дай заеду, Замок не убежит, а родня-то дела важнее.

— Родня? — удивился Джер. — А разве, родившись в сьерине, можно стать торговцем?

— Ну, нет! — женщина рассмеялась, покачав головой. — И детишкам торговцев едва хватает дорог! Но иные из нас находят друзей не в фургонах, понимаешь, о чём я? Мой дядя женился на девушке из Тана, вот Тавин и родич мне. Надеюсь… — она озабоченно нахмурилась, — он ведь немолод. И не очень здоров.

— А ты торгуешь одна? — поспешил он сменить тему, чтобы отвлечь спутницу от тревожных мыслей. Уловка сработала: молодая женщина (на вид ей было не больше тридцати) лукаво усмехнулась:

— Вряд ли ты предлагаешь разделить со мной фургон, а? — он улыбнулся, вдруг осознавая: не фургон, но… если бы она захотела… и досадуя, что краснеет. — Судьба пока не свела меня с тем, кого приятно видеть рядом всегда. Ничего, всему своё время. А с торговлей-то я и одна неплохо справляюсь.

— Торговцы говорят, — осторожно заметил юноша, — на дорогах стало больше разбойников.

— Говорят, — согласилась Нелия, вроде бы не обиженная явным намёком на её неспособность уберечь свой товар от разбойников. — Да и всегда говорили. Ты вот, к примеру, один странствовать не боишься?

Джер, озадаченный таким сравнением, молча коснулся рукояти меча. И замер: его пальцы холодило лезвие кинжала. Острого кинжала. Будь он разбойником с каплей мозгов, дёргать рукой он не стал бы.

— А если их несколько?

Она с усмешкой сунула кинжал в сапог и молниеносно выхватила из ножен на поясе второй.

— Я метко бросаю. Если уложишь двоих, прочие не станут проверять, много ли осталось кинжалов. А их, разбойников, помногу и не ходит, ведь чем больше, тем легче поймать, много зла для Вэй слышнее.

…А когда кто-то начнёт творить зло в одиночку, Вэй его, выходит, могут и не заметить? Какой тогда прок Тефриану от состоящей из Вэй стражи? Дверь грохнула, заставив его вздрогнуть: Луч удалился. Юноша облегчённо вздохнул. Тайна Тайной, и белый плащ — это здорово, а всё же рядом с магистрами ему как-то не по себе. Интересно, что ж стряслось у сьера Тавина? Ну, больной не лежит, уже хорошо…

«Подари мне ночь, подари мне свет,

Подари мне то, чего в мире нет,

Я пойду за тобой…»

Песня тревожила. Джер поймал себя на том, что впервые за вечер рад громкому голосу менестреля. Нет, сам-то голос больше нравиться ему не стал, но вот мотив и слова…

«Подари мне снег, подари мне дождь,

Всё, что любишь ты, всё, чего ты ждёшь, —

Подари мне любовь!»

Если бы я умел петь, если бы я посмел, если бы не та ссора на площадке… если бы он вошёл сейчас, увидел меня и улыбнулся. Если бы я не услышал сказанных не мне слов. Если бы я не был трусом .

Странно: голос к песне совершенно не подходил, как одежда худого не идёт толстяку. Джер поискал глазами знакомого слугу. Тот (может, дело в неком особом чутье слуг?) немедленно появился рядом.

— Пожалуйста… — он чуть помедлил, сомневаясь, но всё-таки решился: — Позови мне менестреля.

— Позвать? — юноша с ошеломлённым видом закрыл рот и кивнул. — О… да, милорд. Сейчас, милорд! — и даже его походка стала растерянной. Джер вспомнил эллин и со вздохом признал: а чего ещё ждать.

Менестрель растерянным не казался. Казался он спокойным. А под покоем — весьма встревоженным.

— Присядь, — велел Джер. Слуга с любопытством глядел на них, стоя поодаль, но заметил его взгляд, покраснел и исчез. Менестрель послушно сел — настороженность и склонённое лицо. С виду ему было лет шестнадцать. Как мне, думал Джер, и слуге, и здешнему сыну Обета, но все мы — такие разные…

— Последняя песня, — начал он, менестрель напрягся сильней, и сомнения пропали. — Она же не твоя?

Удивится, предполагал он, или испугается. Но менестрель посмотрел на него почти с вызовом.

— Не понимаю, милорд. Почему вы решили, милорд?

— Свою, — объяснил Джер, — ты спел бы правильно. Я тебя слушал очень внимательно.

— Милорд столь хорошо разбирается в музыке?

— Милорд разбирается в людях, которые говорят правду. Или не говорят. Кто пел её при тебе?

Менестрель молчал и глядел отнюдь не дружелюбно. И говорить правду явно не собирался.

— Уходи, — тихо сказал Джер. — Я не хочу, чтоб тебя обидели или выгнали без денег, но выносить тебя больше не могу. Если б ты только плохо пел, я потерпел бы, ведь дом не мой, и я тут не один. Но брать чужое и выдавать за своё — это ложь и воровство. Даже если речь о песне.

Конечно, он ушёл; но удовлетворения Джер не ощутил. Он всё ещё слышал ту песню, немножко по-другому… очень по-другому. Он зажмурился, и у призрачного голоса сразу появилось лицо… в эллине. Я дурак, я должен был спросить прямо, назвать имя, я же помню имя, но почему, почему я думаю так?

— …всех Рыцарей тошнит от менестрелей! — он поднял ресницы: трое юношей, среди которых был тот слуга, и девушка. Ребята смеялись, а говорила она. — Жалко, я хотела потанцевать, вот явился некстати!

Стояли они довольно далеко. И вовлекать в беседу его, конечно, не намеревались. Но…

— Неважно, менестрель или нет! — он привстал; компания мигом перестала смеяться и дружно на него уставилась. — Но он пел неверно, портил чью-то хорошую песню, и я… — он осёкся: они почтительно кивали, но он-то хотел, чтобы его поняли , — а они не понимали. И не поймут, что он им ни скажет. На их лицах большими буквами написано: ну ясно, Рыцарь, а Рыцарей тошнит от менестрелей. И всё.

Джер снова лёг на подушки и закрыл глаза. Сочтут его надменным или грубым; ну и пусть. Чувство радости, с которым он ехал сюда в фургоне Нелии, исчезло: его сменила неожиданно острая печаль; даже аромат миал наполнился горечью. Подари мне то, чего в мире нет, я пойду за тобой … Не пошёл ли я за несбыточным, нереальным? Я говорил тогда Керу — я живу, а не тоскую о том, кому до меня нет дела… а правду ли говорил? Рыцарь. Но я не верю в злые помыслы всех в мире Вэй, мне нравятся песни менестрелей и не нравится манера запихивать их в эллин, и Великих Тайн мне пока не открылось… а Кер сказал, Рыцарем зваться нельзя, если у тебя нет друзей. Но что же мне делать, если единственный, с кем я хотел дружить, столь высоко, и я старался изо всех сил, но так и не смог дотянуться…

— Ты спишь? — промурлыкал голосок. Юноша не сразу понял, что обращаются к нему, но так и было: его ещё тронули за руку. — Спать на полу в гостевой не очень уютно. Тебя обязательно звать милордом?