Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том III [СИ]

— А что с телами? — уточнила я, тщетно пытаясь уразуметь, о чём, собственно, он говорит.

— Как повезёт. Тела ведь хрупкие, — он вздохнул снова. — Хет будто наизнанку меня выворачивает взглядом, — он тронул собачий нос. — А твои глаза, Аль, изумруды в огне. С виду как лёд, а от ожогов не спасают.

Я взяла фляжку, вылила немного воды на ладонь и брызнула ему в лицо. Он вздрогнул и поморгал:

— Ты что?

— Огонь заливаю, — объяснила я. — А лучше пойди и залезь в озеро с головой. Для надёжности.

— Без толку. — Он слабо улыбнулся. — Простой водой его не залить.

— А ты поплачь, — предложила я. Идиотский разговор. Что за чушь мы несём?

— Я пробовал. Не выходит.

— Могу помочь.

Я сжала кончиками ногтей кожу на его щеке и резко повернула. Он не вскрикнул, лишь поморщился. Даже до крови, я совсем свихнулась?!

На меня посмотрел он не сразу. Сухими глазами.

— Спасибо. Но этого слишком мало… сейчас. Может, раньше и хватило бы. И я бы себя презирал.

— Почему?

— Мужчина должен быть сильным, — он коротко усмехнулся. — А я не умею терпеть боль.

— Умеешь, — заверила я, недовольно разглядывая его щёку. Жуткое зрелище. Что на меня нашло?!

— Нет. — Он коснулся лица и задумчиво повторил: — Нет. Мне почти и не больно… это как дрёма.

Я нахмурилась, услышав очередное незнакомое слово.

— Дрёма. Трава сновидений.

Он бросил быстрый взгляд в сторону озера.

— От меня словно отрезали чувства. Я не пробовал, а по рассказам похоже. Дрёма гасит боль, рождает сны, причудливые иллюзии. И безумие. К ней привыкаешь. У нас один Лорд испытывал дрёму на себе, изучал. Я часто его слушал. Мне было десять лет, а ему сорок, но с виду — раза в два больше. Я думал тогда: стоит ли знание такой цены — разрушения молодости, силы, всей жизни? Мне казалось, он поступил глупо. Опрометчиво. Он, наверное, это заметил, потому что однажды взял меня за руку, увёл на башню, на самый верх, и сказал: смотри, как мы, в сущности, малы. Только тебе самому ты и представляешься значительным. А стоит кому-то взойти на башню — и кто ты для него, сверху? Крохотная букашка.

Он помолчал.

— Я ответил, что хочу летать. Он поставил меня на стену, на самый край. Ветер бил в бок, сильный зимний ветер…

— Испугался? — спросила я негромко.

— Ещё бы. Он сам говорил — от дрёмы рассудок засыпает, гаснет. Человек перестаёт отвечать за свои поступки. А камни там очень гладко пригнаны. Если сорвёшься, уцепиться просто не за что.

— Зачем ты с ним пошёл?

— Интересно было. А потом, не вырываться же? Ребята вокруг, такой бы начался хохот, сам с башни прыгнешь от стыда… Да я его и не боялся. Не доверял — да. Он сам учил: нельзя доверять тем, кто жуёт дрёму… Но я не настолько привязан был к жизни тогда, чтобы по-настоящему за неё бояться.

Что же такое страшное у него стряслось, если в крохотные десять лет ему не нравилось жить?

— И он сказал: хочешь ветра в лицо — или смотреть на прочих сверху вниз, из поднебесья? Что тебя манит? А ветер пытался сорвать меня оттуда. И я думал: важно ли, какой ответ я найду в миг падения? Важно ли хоть что-то, или мы просто выдумали всё-всё, а есть только ветер, равнодушный к нашим желаниям, да малюсенькие суетливые букашки, ползающие так низко, что обычно ветру их не достать?

— И тебе прыгнуть не хотелось? — вырвалось у меня.

— Очень.

Сероглазый мальчик глядел вдаль.

— Это лишь путь, один из прочих. И его способ изучать дрёму — тоже. Он был не глупый, просто знал: итог стоит платы. И никому не причинял боли, поступая так со своей судьбой: он был одинок, у него не было ни родных, ни друзей сердца. Но потом я увидел, что отличие тут огромное: он умирал от дрёмы для людей. Чтобы передать знания. А я бы прыгнул — только для себя. И всё, что я понял бы в последние секунды, навсегда ушло бы со мною.

— Ты хочешь сказать, — медленно произнесла я, — если б не эта мысль, ты бы прыгнул?

Он кивнул. Я почти верила ему.

— Всего-то жизнь в Сумраке. На башне всё было ясно. Я сказал: если летишь, смотреть вниз вообще не обязательно… Он испугался. Догадался, как я близок к тому, чтобы обнять ветер. Снял меня оттуда, крепко держал, а я чуть не плакал: мне казалось, он совсем ничего не понял в моих словах, во мне. И никто в мире не поймёт никогда. Я крикнул: мне просто надо уметь летать, я и других бы выучил!

— А он?

— Он ответил: никогда не пытайся затащить в небеса других. Потому что у тебя получится. И ни ты сам, ни они никогда тебе не простят.

Он лизнул ладонь и потёр щёку с багровым следом от моих ногтей.

— Потом он ушёл в странствие. Наверное, он уже умер. Те, кто жуёт дрёму, долго не живут.

Я думала, беседа в самом разгаре, но он вдруг встал, взял свой меч и исчез в чаще. А я, в очередной раз с завистью глянув на Вила у озера, всё-таки решилась: стащила платье, оставшись под прикрытием двух кусочков ткани, на груди и чуточку пониже, и задремала — голова на спине Хета, в тени, а прочее предоставлено солнцу. Не одному Прекрасному Рыцарю щеголять роскошным загаром!

Вот весело-то будет, когда застенчивый мальчик вернётся и обнаружит меня в таком виде! Хет, будь другом, разбуди меня потихоньку, чтобы я могла подсмотреть, какое у него сделается лицо. Ладно?

— Ты возьмёшь меня с собой?

Солнце едва поднялось, когда Джер стоял возле фургона Нелии, готового в путь. Юноша чувствовал себя смущённым: и от предстоящей беседы, и от проницательного взгляда женщины, устремлённого на его плащ — не наброшенный на плечи, а сложенный белой стороной вовнутрь и висящий на руке.

— Я думала, ты предпочтёшь отдохнуть в сьерине ещё денёк.

— У меня Путь, — тихо напомнил он — не столько ей, сколько самому себе. Она понимающе кивнула.

— Я еду в сьерин Ард, а после — в твой Замок. Ты же не заскучал по дому, едва отойдя от него, а?

Вряд ли я сильно по нему заскучаю, даже отойдя на тысячу таров.

— Ард неблизко, — заметил он. — Особенно если добираться в одиночку. Еда или сон — и уже не едешь.

Нелия усмехнулась.

— Не трать слова на уговоры, я согласна. Просто не рассчитывай через неделю увидеть столицу.

— Да мне туда и не надо.

— Но что-то тебе надо от меня, верно?

Я, должно быть, стал прозрачным, покинув Тень, — все, с кем ни заговори, видят меня насквозь!

— Я умею управляться с лошадьми, — сказал он. — Ухаживать, править, успокоить, если понесут. Всё, что понадобится. Если я буду помогать, ты же быстрее туда попадёшь, да? Для торговли это выгодно?

— Тебе бы родиться торговцем, дружок. Никогда не подумывал о жизни в фургоне? Талант продавать у тебя определённо имеется. — В её глазах, синих и чересчур пристально его разглядывающих, плясали лукавые искорки. — Если речь о подарке для сьерины, обойдёмся и без сделок. Ты Рыцарь, помнишь?